немножко пострадала.- Он говорил с видимым удовольствием, нещадно коверкая слова, но я чуть не разревелся, услышав родную речь. Он потряс над головой поварешкой: – Иво здесь кругом хунхуза- разбойника, я не хунхуза. Еще У Син тоже был не хунхуза, его контрами. Я плен попал. Раньше служил Харбин, русика купеза. Потом Шанхай, русика ресторан, потом парахода ходи, там был русика капитан. Хунхуза парахода контрами! Все люди контрами. Только я живой. Я понимай, что так худо. Но што можно делать? Вода кругом. Люди хорошей нету. Только тибе хороший люди и моя – хороший люди. Я русика китайза.- Он хлопнул себя по груди.- Меня Ван Фу звать, по-русски – Ваня. Тебя как?..
Рассказывая и спрашивая, он ни на минуту не забывал плиту, громыхал крышками кастрюль, помешивал в жаровнях. Несколькими ударами ножа превратил жгут из полосок теста в лапшу необыкновенной длины и бросил ее в кипящий котел. Вдруг, спохватившись, стал кормить меня креветками в остром соусе и еще чем-то необыкновенно вкусным и в довершение налил в пиалу крепкого чая.
– Тебе надо много кушай. Когда кушай – силы много.
Уписывая за обе щеки, я думал, как предупредить кока о взрыве. Не верилось, что он может предать. Но опыт научил меня, что нельзя раскрывать душу перед первым встречным. Я решил посоветоваться с Жаком. Было странно, что эти два человека, так ненавидящие пиратов, не знают друг друга. Мне захотелось немедленно идти разыскать Жака и сказать ему, что я нашел единомышленника, что он с радостью нам поможет в трудную минуту. И этот человек может погибнуть, потому что не знает о мине…
Разнесся медный перезвон рынды. Вахтенный матрос отбил четыре двойных удара, оповестив, что окончилась третья и началась четвертая вахта.
Кок заторопился. Вытащил из стенного шкафа большой черный поднос.
– Надо нести кушать капитана, немножко быстро. Если быстро нету, иво серчай, шибко серчай! Пожалуйста, немножко быстро.
Пятьсот долларов
Я шел на корму с тяжелым подносом, еле передвигая ноги. Мне казалось, что вот-вот ударит взрыв, и я вместе с подносом полечу за борт. Навстречу мне показался Жак с ведром в руке. Проходя мимо, он шепнул:
– Назад, быстро!
Поднос чуть было не выпал из моих ослабевших рук.
Каюта капитана находилась недалеко от машинного отделения. Я спустился по узкому трапу. У дверей каюты стоял часовой с немецким автоматом на груди. Он молча открыл двери. Я очутился в прихожей, освещенной красным светом. Пахло сандаловым деревом и дорогим табаком. Одна полуоткрытая дверь вела в ванную из голубого кафеля, за второй дверью слышались глухие голоса. Я открыл дверь коленом и очутился в ярко освещенной гостиной. За полированным столом из красного дерева, в кожаных креслах сидели капитан «Лолиты», Ласковый Питер и играли в карты.
На столе стояла бутылка виски, стаканы, сифон и блюдо из дымчатого стекла с ломтиками ананаса, рядом лежали деньги.
Когда я подходил к столу, Ласковый Питер швырнул карты на пол, а японец, ухмыляясь, пододвинул к себе кучу бумажек. Это были доллары, английские фунты и еще какие-то деньги. На столе перед Ласковым Питером тоже лежало довольно много денег. Он смотрел алчным взглядом на руки японца, загребающие банк, потом повернул голову ко мне, и на лице его появилась всегдашняя фальшивая улыбка.
– Мой мальчик! Вот мы и встретились, ставь поднос, Симада-сан любит креветки, лапшу и что там еще?..- Он заглянул в чашечки, соусники и потер руки.
Я хотел уйти, но Ласковый Питер сказал:
– Постой, некуда спешить, мы и так давно не виделись с тобой. Собери карты, это последняя колода. Возьми в буфете еще бутылку, эта пуста: мой партнер, несмотря на небольшой рост, пьет, как слон… Ну, как тебе понравилось это милое суденышко? Прогулочная яхта, не правда ли? Ты что так бледен? Не рад, что увиделся со своим капитаном? Или взволнован встречей? Мне же всегда приятно тебя видеть. Как это ни странно, ты принес мне счастье. За четыре дня я спустил Симаде все, что удалось выудить из сейфа «Ориона» – десять тысяч семьсот двадцать три доллара и восемьдесят центов. И представь себе, мой великодушный партнер предложил сыграть на тебя, моего верного юнгу, оценив твою персону в пятьсот долларов. Ты, вероятно, никогда не думал, что стоишь так дорого? За такую цену в Африке не так давно можно было купить пару здоровых негров! Положи-ка мне побольше креветок. Нет, братец, у тебя все из рук валится. Уйди! Нет, не совсем. Ты понять не можешь, как мне приятно видеть тебя – основу моего богатства. Ха-ха.- В это время он стал удивительно похож на Розового Ганса.- Как хорошо, что я не убил тебя, а Симада-сан не повесил. Он прогадал на этом.- Уписывая креветок и запивая виски с содовой водой, он говорил: – У карт миллион причуд. Отыграв почти все, я все же ухитрился тебя потерять. Почему-то Симада-сан воспылал к тебе нежными чувствами. Или он понял, что в нашей игре победа будет за тем, у кого будешь ты. Симада не хотел играть, если я не поставлю тебя в банк, и выиграл. Но то было когда-то, а сегодня мы снова вместе. Фома, ты взволнован тем, что мог расстаться со мной? Но успокойся, я отыгрался на эти пятьсот долларов и выиграл тысяч тридцать. Что же ты не радуешься вместе со мной? Что топчешься, как на раскаленных углях?
Действительно, слушая его пьяную речь, я не находил себе места и потихоньку пятился к дверям, прижимая к груди пустой поднос. Каждый толчок волны, крен воспринимались мной, как начало взрыва. «Вот так,- думал я,- толкнет, накренится, а потом как трахнет!»
Единственное, что почему-то задело меня в те напряженные минуты, была сумма, в которую оценили меня игроки. Уж очень она показалась мне обидно мизерной.
Симада-сан со знанием дела работал бамбуковыми палочками, причмокивая от удовольствия, слушал, улыбался и косился на меня.
Как мне хотелось в эту минуту крикнуть им в лицо, что скоро их пиратское судно взлетит на воздух! И в лучшем случае, они будут барахтаться среди акул и топить друг друга, вырывая из рук обломок деревянной обшивки или пробковый буй. Почему-то мне все время думалось, что мы с Жаком находимся куда в лучшем положении, зная, что «Лолита» неминуемо погибнет.
Наконец, выскочив из каюты, я побежал на камбуз, ища глазами Жака. Матросы обедали, рассевшись на палубе. Жак сидел на корточках у стены камбуза и ел в одиночестве из большой пиалы. Мне не терпелось поделиться с ним всем увиденным и услышанным за последние полтора часа.
Он сказал, широко улыбаясь:
– Говори очень тихо и очень весело. Здесь любят, когда люди веселы.
И мы стали беседовать «очень тихо и весело», так что со стороны, наверное, казалось, что мы говорим о смешных пустяках.
– Так долго находиться там нельзя,- сказал Жак и очень естественно засмеялся.
Я стал ему торопливо рассказывать, тоже пытаясь выглядеть как можно веселее, объясняя, почему задержался у капитана.- Жак, нагнувшись над чашкой, сказал:
– Пятьсот долларов! Не каждый оценивается так высоко. Здесь люди дешевы. И на самом деле, они не стоят дороже. Здесь много дорогих вещей, созданных настоящими людьми. Как мне жалко, что погибнет так много ценностей. Здесь много золота, денег. Какой красивый корабль! Сколько мог принести добра людям. Можно на нем ловить рыбу, изучать океан…
Я перебил его и стал рассказывать о коке. Жак согласился, что его следует предупредить, но так, чтобы он не догадался, что мы подложили мину, и в час опасности держаться всем троим вместе.
Я решил не откладывать этого дела и вошел на камбуз. Ван Фу отвел меня к иллюминатору и спросил, косясь на двери:
– Тебе думай, этот Жак хороший люди?
– Очень хороший. Он не пират, не хунхуз.
– Я тоже так подумай. Его боцман обижай и эта облизьянка, шимпанзе. Только я не понимай, почему Жак суда попади? Тебе не знай?
– Нет, не знаю.
