По какой-то случайности на корме при взрыве мины уцелел баркас, и на него шла посадка. Автоматчики – тораджи и буги – сдерживали напор обезумевшей команды.
Среди них яростно пробивался Розовый Ганс; несколько раз его отбрасывали назад, сбивали с ног, топтали, он вскакивал, врезался в ревущую толпу, нанося удары вымбовкой по головам матросов. Внезапно я потерял его из виду.
Яростная ругань и драка за места шла во второй шлюпке, третью шлюпку раздавила в щепки упавшая фок-мачта…
– Стреляй в них! – закричал я Жаку.- Стреляй из пушки,- и навел свой автомат. Жак пригнул его дулом к палубе.
– Нельзя. Если мы разобьем шлюпки, то они тогда убьют и нас. Нам не выбраться. Пусть только отплывут! Матросов стрелять не надо, многие из них попали сюда не по своему желанию. Надо в баркас! В баркас, там главари…
Из камбуза показался кок и, озираясь по сторонам, сначала шел медленно, а потом побежал к нам.
– Тебе все живой! – радостно закричал он, увидав нас с Жаком.- Как хорошо, что живой. Я думал,
все помирай.- Присев возле нас, он сказал: – Нам не надо поспешать. Они могут стрелять. Когда уедут, тогда мы поедем. Я уже погибал. Я знаю, как надо не погибать.
Я увидел третье превращение Ван Фу за день. Перед нами находился совершенно другой человек, как хороший актер, снявший грим. Его плутовское лицо стало тверже, решительней. Он был совершенно спокоен, как может быть спокоен очень храбрый человек в таких обстоятельствах. Он всячески старался нас ободрить, переходя с пиратского жаргона на русский язык:
– Зачем бояться? Если дело худо – все равно,- он выразительно развел руками,- будут неприятности.
Жак выстрелил из пушки по баркасу, на котором уходили Симада-сан, офицеры, Ласковый Питер и отборная свора пиратов.
Промах!
Я подал Жаку снаряд, он зарядил пушку, но в это время баркас скрылся от нас, зайдя за корму «Лолиты».
– Нет, они не уйдут, не уйдут! – повторял Жак, не отходя от прицела.- Они вспомнят еще У Сина, когда будут барахтаться среди акул.
Стаи этих прожорливых тварей носились вокруг тонущей шхуны.
Ветер медленно разворачивал тонущий корабль. Прошло несколько минут, и мы увидели баркас, удирающий от нас под всеми парусами.
Жак приник к прицелу.
Выстрел! Перелет.
Разрыв второго снаряда закрыл баркас водяным столбом – это был недолет. Жаку, наверное, удалось бы потопить баркас, да «Лолита» внезапно вздрогнула и осела, изменив угол наклона пушки. Снаряд разорвался где-то у горизонта. Пока Жак менял прицел, корму опять занесло, и мы только увидели, как мелькнул белый парус наших врагов. Они уходили живые и невредимые. Когда «Лолита» опять повернулась на одном месте, баркас уже был далеко, и все же, кажется, шестой, снаряд накрыл пиратов, потому что парус вдруг исчез.
Ван Фу сказал печально:
– Это настоящая война. Иво пропади. Хорошо. Такой люди надо пропади. Но нам не надо пропади. Надо делать, что плавает, как иво…
– Плот! – подсказал я.
– Вот-вот. Надо очень скоро делать.
Две шлюпки медленно удалялись от нас, взяв курс на юго-восток. Мы втроем смотрели им вслед. И странное дело, корабль тонул, может быть, нас ожидала страшная участь, но ни у меня, ни у моих товарищей – я видел это по их лицам – не было страха. Мы испытывали радость победы, и все невзгоды, ожидающие нас впереди, казались пустяками после всего пережитого.
– Как я боялся, что мина не взорвется…- Жак хотел еще что-то добавить, но кок неожиданно накинулся на нас, заставляя немедленно строить плот.
Мешкать было опасно. «Лолита» низко осела, задрав нос, и застыла в таком положении. Вздрагивая и потрескивая, она боролась с водой, разрывавшей переборки. Никто не мог сказать, на сколько времени еще хватит у нее сил продержаться на поверхности.
Кок выбросил из дверей камбуза топор, пилу и нож, похожий на самурайский меч. Мы с Жаком стали снимать лючины – толстые доски, которыми закрывают трюмы, и бросать их в воду между мачтой и бортом «Лолиты». Ван Фу стаскивал в кучу матрасы, набитые пробковой крошкой, спасательные пояса, концы манильского троса.
Сооружению плота сильно мешали акулы. Когда мы с Жаком спустились на фок-мачту, плававшую возле борта, акулы устроили такую пляску вокруг нас, что о работе нечего было и думать.
Жак выпустил в акул целую обойму из «вальтера», они исчезли, но через минуту появились опять.
– Так дело будет худо,- сказал Ван Фу, глядя на нас с палубы.- Это пух-пух не годится. Я сейчас другой пух-пух буду давать.
Он опустил нам в мешке из-под сухарей автомат и с десяток магазинов к нему. Мне приходилось почти беспрерывно стрелять, оберегая товарища от обнаглевших акул. Я предложил было использовать противоакулий пакет, да Жак сказал, что пока акулы нам не угрожают, а пакет может еще пригодиться в более трудную минуту.
Жак укладывал доски одним концом на мачту, другим на рею и прикручивал манильским тросом. Работал он удивительно ловко и споро. Когда он соорудил площадку, Ван Фу стал бросать на нее матрасы, спасательные пояса, весла, шесты, брезент, ящики, банки и коробки с продуктами, автоматы, патроны. Неожиданно Ван Фу исчез и долго не показывался. Я поднялся на палубу и увидел, что он тащит волоком Розового Ганса.
– Моя Чена искала. Чен, наверное, пропади. Смотрю, эта собака живая. Что будем делать, куда иво девать? – В голосе Ван Фу звучали виноватые нотки.
Я предложил оставить его на тонущем корабле. Не знаю, откуда у меня появилась такая жестокость, вероятно, жизнь на «Орионе», а затем на «Лолите» не прошла для меня даром.
Жак сказал:
– Хотя он бы нас не взял, все равно мы должны оставаться людьми при всех случаях жизни.
Ван Фу, видимо, согласился с таким решением, хотя не выразил никакого сочувствия краснорожему пирату. Он даже подчеркнул, что не он, а мы с Жаком решили взять с собой раненого негодяя, сказав:
– Я так и знала, что вы ему не дадите пропадать. Вот,- Ван Фу поднял палец,- хороший люди пропади, худой – живи, почему так?..
С большим трудом нам удалось спустить на плот Розового Ганса. Как только он очутился на пробковых матрасах, то сразу сел и спросил голосом умирающего :
– Что случилось, где я? Бедная «Лолита»,- и упал, закрыв глаза.
По дальнейшему поведению Розового Ганса можно было сделать вывод, что он ловко провел далеко не простодушного Ван Фу, притворившись тяжело раненным. Видимо, его просто кто-то трахнул по голове, и он уже пришел в себя, когда в кают-компанию зашел кок. Со звериной хитростью он разыграл сцену беспомощного, брошенного всеми на смерть человека. И поймал на эту удочку сердобольного китайца, оплакивавшего сиамского кота.
Будь Розовый Ганс на ногах, вряд ли мы его сняли бы с гибнущего корабля. Хотя здесь и мало логики, но так, наверное, и случилось бы.
В чреве корабля что-то треснуло. Мы отрубили ванты, связывающие корабль с нашим плотом, и стали отталкиваться от борта веслами и шестом. Грузный плот еле двигался, к счастью, помог ветер, и мы отошли на безопасное расстояние, когда нос «Лолиты» скрылся под водой и стали медленно уходить в глубину две оставшиеся мачты.
На гибель судна было так же тяжело смотреть, как на кончину живого существа.
Чуть посвистывал пассат, еще больше подчеркивая траурную тишину, стоящую над океаном.
