Костя перелез через подоконник и, улыбаясь, смотрел на Трониного дедушку, на радиста, на Троню, который уже сматывал в бухту белый манильский трос. Степан Харитонович закрыл окно, и в комнате стало тихо, тепло, уютно.
— Ну, вот и хорошо! — сказал Степан Харитонович. — Натерпелся страху?
— Да нет... Ничего...
— Какой там ничего! Я еще подумал: «Вернуть надо парня», — как тебя шибануло. Вижу, ухватился за землю. Держится! Сбегал за концом. Хорошо, что все при себе держу. Ну, теперь слава богу!
— Из дома не звонили? — спросил Костя.
— Как же! Беспокоились. Да я сказал, что ты у нас задержался. Сидеть тебе велено здесь до конца катавасии.
— Повезло тебе, парень! — сказал радист, потирая ладони. — Чуть не сыграл в лагуну.
Степан Харитонович насупился, смерил радиста с ног до головы долгим взглядом и сказал неторопливо, подыскивая слова:
— От опасности в жизни не уйдешь. Во всяком деле есть риск. Про моряков и говорить нечего. У каждого на счету не одна такая история. Ну, взять хотя бы, скажем, меня. В каких только я не был передрягах! Шланг обрывался, когда под водой работал водолазом. Раз в затопленном судне скат набросился! И горел я на воде и тонул. Помню, с дружком, с Костей Павлищевым, неделю носило в Атлантике. Живу! Да я ли один? Сколько сейчас народу с морем и ветром борется! На то и человек, чтобы бороться! Слово-то какое: че-лов-век! Будешь всегда человеческую гордость иметь, силой своей управлять будешь — и все одолеешь! — Он покачал головой, усмехаясь. — Если нас каждым ветерком будет сносить, так зачем мы на свет тогда родились? Так я говорю, ребята?
Троня ответил, любуясь аккуратно связанной бухтой манильского троса:
— Конечно, так, дедушка!
Радист пожал плечами:
— Философия это, Степан Харитонович. Но в данном конкретном случае...
— Иди в свою рубку в данном случае. Слышишь, как твои пищалки надрываются?
Радист ушел, презрительно улыбнувшись на прощание.
— Ну, вы занимайтесь здесь своим делом, а я пойду ревуна включу. — Дедушка подошел к окну. — Скребет, будто голиком с песком. Вымоет наш остров, да и огород польет! Огурчики уже были, помидоры. Да и земли-то, наверное, не останется, — думал он вслух. Потом отошел от окна и направился к двери.
Костя позвонил домой. В трубке гудело, он еле расслышал голос матери. Она сказала, что отец на заводе: там сорвало часть крыши, выбросило на берег сейнер. Косте показалось, что она не беспокоится о нем, ведь он сидит за крепостными стенами, а вот папа спасает завод, суда. И ему захотелось быть рядом с отцом в эту минуту.
— Смотри-ка, — сказал Троня, показав на часы, — девятнадцать часов, а темно, как ночью. Маяк зажгли, да еще ревун сейчас дед включит.
В это время вся башня наполнилась таким чудовищным ревом, что закололо в ушах.
Троня захохотал, запрыгал по комнате, что-то говорил, показывая в стену. Костя понял по губам друга, что тот восхваляет силу ревуна. И Троня подтвердил его догадку. Когда ревун смолк, оставив в ушах гул, Костя слабо расслышал:
— Первый в мире! Нигде такого нет!
Они отнесли бухту троса в подшкиперскую, заглянули в радиорубку. Там стоял полумрак, только стол ярко освещала настольная лампа с зеленым абажуром. Лицо радиста находилось в тени, на столе лежала его сухая рука, поросшая рыжими волосками, и с необычайной быстротой выстукивала ключом точки и тире.
Он кончил передачу и сказал:
«Вега» попала в самый центр этой карусели. Как-то выкрутится!..
Горячо обсуждая положение «Веги», мальчики поднялись в вахтенную. Там за столом, накрытым потертой клеенкой, сидел человек лет сорока, с грустным лицом, и смотрел в окно; по толстому зеркальному стеклу бежали потоки воды. Башня вздрагивала.
Вахтенный, увидев мальчиков, печально улыбнулся.
— Погода! — сказал он. — Сколько этого ветру! И откуда он берется?
— Из Желтого моря, Кронид Саввич, — ответил Троня.
— Из Желтого?
— Да. Там зарождаются циклоны. У дедушки есть книжка про циклоны.
— В книжке, говоришь, написано?
— Ну, что я, врать буду?
— Да верю я. Непонятно мне одно: зачем допускают такое безобразие? Надо его там глушить, этот циклон. Не давать ему ходу. — Что же это получается? Пол-Японии, проклятый, слизнул. Сколько людей из- за него потопло.
Кронид Саввич говорил не спеша, его вахта только началась, и он был рад, что зашли ребята. Он предложил сыграть в шашки. Троня и Костя проиграли ему по одной партии и спустились опять в радиорубку. Здесь они сидели, прислушиваясь к пению зуммера. Время от времени радист делился с ними новостями:
— «Вега» потеряла все шлюпки. Смыло начисто. Трапы тоже посмывало, — говорил радист, разминая уставшие руки, и снова начинал выстукивать на ключе.
В радиорубку зашел и Степан Харитонович, постоял и поднялся к вахтенному.
Костя еще раз позвонил маме. Она сказала, что отец звонил ей с завода, там выбило ветром все стекла.
— У нас тоже почти нет стекол, — расслышал он среди воя и скрежета. — Я сижу в зимнем пальто в кухне. Сквозняк страшный. Слышишь, как свистит? Хорошо, что ты остался на маяке, — сказала она на прощание.
Спать мальчики легли вместе на широкую дедушкину кровать. Полежали, пошептались, прислушиваясь к пушечной пальбе, к реву и свисту за окном, и уснули.
ПОСЛЕ БУРИ
Троня выглянул из-под одеяла, посмотрел на часы и одним прыжком очутился на полу.
— Полдевятого! Проспали все на свете!
Костя, позевывая, тоже поднялся.
— Кончилось, — Сказал он, глядя в настежь раскрытые окна. — Все. Прошел тайфун.
— Больше бы валялись! Тут не только тайфун, все на свете проспишь, — ворчал Троня, надевая штаны.
Одевшись, они вылезли через окно. В чистом безоблачном небе мелькали птицы, но голоса их еле пробивались сквозь грохот прибоя. Гигантские волны били в подножье мыса, мельчайшие брызги долетали до самой башни маяка.
— Я такого прибоя еще не видел, — признался Троня. — А ты?
— Да-а!.. — только и мог сказать Костя, потрясенный мощью расходившегося океана.
Из-за грохота волн мальчики не расслышали тарахтенья колеса по каменистой дороге. Степан Харитонович подвез почти вплотную к ним тачку, полную черной влажной земли. Он улыбался усталой доброй улыбкой. Кивнул на приветствие, сказал:
— Подмела нечистая сила наш огород, будто корова языком слизала.
Только теперь Костя и Троня заметили, что во дворе нет и следа от грядок с луком, огурцами, помидорами, укропом, исчез весь щебень, нет части каменного забора на северной стороне двора. Базальт под ногами тускло светился.
— Паркет! — усмехнулся Степан Харитонович. — Хорошо, хоть семена в запасе остались.
Костя спросил, почему Степан Харитонович не устроит огород там, где берет землю.
