И вот так, нашептывая, этот голос словно бы ласкал ее. Она отчаянно сопротивлялась, отбиваясь от этих обволакивающих, черных щупалец, скользивших по ее лицу и телу; старалась набраться сил, чтобы закричать и тем самым рассеять призрачное наваждение, сразу вслед за которым наступал спасительный сон.
Анита даже придумала название для этой черной твари.
Она называла его демоном.
В старинных трактатах по колдовству, где упоминаются демоны, под ними подразумевается некий злой дух, который по ночам посещает женщин. Черный посланец сатаны-искусителя, похотливый, властвующий над нашими кошмарами призрак.
Я слышал о демонах из легенд. Анита же столкнулась с ним воочию, в реальной жизни.
Анита росла худенькой, бледной девушкой, причем для меня лично в этом не было ничего необычного, а тем более волшебного — одно лишь пребывание в этом сумрачном старом доме могло объяснить абсолютно все. Прибавьте к этому садистскую практику Гидеона Годфри со всеми его зловещими намеками, а также изматывающую атмосферу всепроникающего страха, поселившегося в ее сновидениях, и печальный результат будет налицо.
Однако я проявил слабость — я не настоял на своем. Если на то пошло, я даже не располагал неопровержимыми доказательствами того, что Годфри занимается всеми этими чудовищными махинациями, тогда как любая попытка с моей стороны предать дело огласке неизбежно закончилась бы для Аниты, но отнюдь не для старика, заточением в психиатрическую лечебницу.
При этом я где-то в глубине души чувствовал, что со временем мне все же удастся, не прибегая к крайним мерам, вызволить Аниту из плена этого старца.
Теперь же получалось, что времени у меня не осталось.
Что-то произошло…
Клубы пыли взметнулись из-под колес машины, когда я свернул в направлении притулившегося к склону холма дома под полуразвалившейся двускатной крышей. Сквозь подрагивающее марево летнего зноя я увидел крыльцо с осыпающейся по бокам штукатуркой.
Проехав вдоль дома, я отыскал удобное местечко рядом с сараем и другими вспомогательными постройками и заглушил мотор.
Ни чье лицо не промелькнуло за раскрытыми окнами, и я не услышал ни малейшего шума, пока взбегал по ступенькам крыльца, на мгновение задержавшись перед распахнутой дверью. Я переступил порог. Небольшой холл утопал в полумраке. Так и не постучав, я вошел в дом и повернул в сторону гостиной.
Там я увидел Аниту — она стояла в дальнем конце комнаты и явно ожидала моего приезда. Ее рыжие волосы рассыпались по плечам, в лице не было ни кровинки, хотя сама она, как мне показалось, не пострадала, по крайней мере, физически. Увидев меня, девушка оживилась.
— Джим — ты приехал!
Она протянула ко мне руки, я поспешно пересек всю комнату, чтобы обнять ее.
И неожиданно обо что-то споткнулся.
Я невольно опустил глаза.
У моих ног лежало тело Гидеона Годфри — голова разбита, превращена в кровавое месиво.
А потом Анита рыдала, находясь в моих объятиях, тогда как сам я легонько похлопывал ее по плечу, одновременно стараясь не смотреть на лежавшую на полу жуткую фигуру.
— Помоги мне, — без конца повторяла она. — Помоги мне!
— Ну конечно же, обязательно помогу, — пробормотал я. — Но… что случилось?
— Я не… знаю.
— Не знаешь?
Что-то в моей интонации заставило ее немного прийти в себя, она выпрямилась, отстранилась невольно от меня и вытерла глаза. И при этом быстрым шепотом сказала:
— Сегодня утром было так жарко. Я была в сарае. Меня совсем сморило, и я задремала на сеновале. А потом как-то неожиданно проснулась, вернулась в дом и… нашла его — он лежал вот здесь.
— И ты не слышала никакого шума? Никого не заметила?
— Ни души.
— Но ты же видишь, как его убили, — проговорил я. — Такое можно сотворить только топором. Кстати, где он?
Она отвела глаза. — Топор? Я не знаю. Раз его зарубили топором, значит, он должен быть где-то рядом с телом.
Я повернулся и направился к выходу.
— Джим… ты куда?
— Ясное дело, хочу позвонить в полицию, — отозвался я.
— Нет, этого нельзя делать. Ну как ты не понимаешь? Если им сейчас сообщить, они обязательно подумают, что это сделала я.
Я машинально кивнул. — Пожалуй. Что и говорить, Анита, твой рассказ звучит не очень-то убедительно. Если бы у нас было хотя бы орудие убийства, отпечатки пальцев, какие-то следы…
Анита вздохнула. Я взял ее за руку. — Постарайся вспомнить, — мягко произнес я. — Ты уверена в том, что была в сарае, когда все это случилось? Неужели ничего больше не можешь припомнить?
— Нет, дорогой. Знаешь, у меня все перепуталось в голове. Я спала… Мне приснился один из тех кошмаров — прилетело это черное существо…
Меня аж передернуло; сам-то я знал, как обычно реагирую на подобные ее заявления, однако отнюдь не был уверен в том, что именно скажет по этому поводу полиция. Теперь мне было ясно, что моя возлюбленная действительно сошла с ума, и все же где-то в глубине сознания продолжала блуждать еще одна мысль. У меня почему-то возникло такое ощущение, словно я уже пережил все это. Псевдовоспоминания? Или, может, где-то слышал, читал об этом?
Читал? Ну да, конечно же!
— Прошу тебя, — пробормотал я, — постарайся как следует вспомнить. Неужели ты не помнишь, как все это началось? Зачем тебе вообще понадобилось идти в сарай?
— Да, это я, кажется, помню. Я пошла туда за рыбацкими грузилами.
— Грузилами? В сарай?
По крайней мере, это было уже что-то. Я уставился на нее такими же стеклянными глазами, какие были сейчас у того трупа, что лежал на полу.
— Послушай, — сказал я. — Ты вовсе не Анита Лумис. Ты — Сью Борден!
Она не произнесла ни слова. Было видно, что ей ни о чем не говорит это имя. Зато я все очень хорошо помнил; ту старую, давным — давно забытую всеми историю, неразгаданную тайну.
Усадив девушку на диван, я опустился рядом. Она на меня даже не смотрела, как, впрочем, и я на нее. И ни один из нас не смотрел на лежащее на полу тело. В комнате была нестерпимая жара. Я шепотом пересказывал ей ту самую историю — историю Сью Борден…
Было начало августа 1892 года. Расположенный в штате Массачусетс городок Фолл — ривер задыхался в накатывавших на него волнах раскаленного воздуха.
Обжигающие лучи солнца не пощадили и дом одного из наиболее уважаемых граждан города, достопочтенного Эндрю Джексона Бордена, который проживал в нем со своей второй женой, миссис Эбби Борден, мачехой двух его дочерей — Эммы и Сьюзен, или просто Сью. Всем небольшим хозяйством в доме заправляла экономка Бриджет Мэгги Салливэн. Гостивший у них в доме Джон В. Морей ушел куда-то по делам; Эммы, старшей дочери Бордена, дома тоже не было.
Второго августа, когда мистер и миссис Борден внезапно почувствовали себя плохо, в доме находились лишь экономка и Сью, и именно последняя стала распространять слух — в частности, сообщила своей подруге Мэрион Рассел, — что их молоко отравлено.
Впрочем, в такую жару как-то особенно даже и не думалось, а потому неудивительно, что сообщение Сью никто не принял всерьез. Эта угловатая, малопривлекательная, тридцатидвухлетняя женщина
