одно условие, на скрупулезном соблюдении которого хотела бы настоять особо: в мое отсутствие ни один посторонний человек не должен переступать порога этого дома.
В целом Маргарет нашла довольно странной эту старую даму, родословная которой уходила в глубь английской истории на много веков. Всякий раз, когда леди Фаррел приезжала в Лондон, ее причудливые наряды, исполненные исключительно по моде начала века, неизменно привлекали к себе всеобщее внимание публики. Свой же родной Уиткомб-Корт, занимавший огромную, в несколько сотен акров территорию, она окружила поистине материнской любовью. Сама леди являлась последней представительницей древнего аристократического рода, и потому после ее кончины и сам дом, и весь примыкавший к нему громадный парк подлежали продаже с аукциона.
Многочисленные члены этого семейства на различных этапах его существования едва ли не подчистую промотали громадное фамильное состояние. Печальная участь коснулась и этого поместья: один из предков леди Фаррел в свое время разбазарил значительную часть богатой библиотеки, в которой имелись поистине уникальные книги, а также за бесценок распродал прекрасные мебельные гарнитуры работы старинных мастеров. Согласно одной из легенд, когда из поместья вывозили все эти сокровища, огромные каменные волки, поставленные архитектором у входа на террасу дома, якобы оглашали округу своим жутким воем. Да и в нынешние времена леди Фаррел, останавливаясь в одном из отелей лондонского Вест-Энда, сокрушенно рассказывала знакомым об этих злодеяниях своих далеких предков, причем голос ее при этом звучал так, словно она говорила о жестоком обращении с каким-то малым, совсем невинным, беспомощным ребенком.
— Я испытываю жгучий стыд всякий раз, когда вспоминаю, что натворила моя родня. Надо же, так разграбить дом, который оказался совершенно беззащитным перед их варварским натиском! И сейчас, когда я думаю о своем скором уходе из этой жизни, мне не дает покоя мысль о том, что придется оставить поместье человеку, который, возможно, совершенно не поймет его ранимую душу. О, если бы вы знали, как терзает меня одна лишь мысль о подобном исходе… Кстати, в этом заключается еще одна из причин моих столь частых отъездов из родимого дома — просто невыносимо смотреть на то, как приходит в упадок наше фамильное достояние.
Довольно скоро Маргарет поняла, что ее функции, в сущности, сводятся лишь к тому, чтобы выполнять роль сторожевого пса, поставленного охранять имение старухи. Леди Фаррел подробно ознакомила ее со всей работавшей в доме многочисленной прислугой, которой также было предписано в ее отсутствие поддерживать в нем должный порядок и оберегать от любых посторонних воздействий. «Дом должен постоянно ощущать, что о нем заботятся, — не раз повторяла старая дама. — И вы, милочка, — обращалась она к Маргарет, — позаботьтесь, пожалуйста, о том, чтобы в помещении без особой надобности не раздавалось никаких громких и тем более резких звуков».
Со своей стороны Маргарет заверила леди в том, что сделает все от нее зависящее. При этом она и в самом деле получила достаточно ясное представление о тех исторических ценностях, которые были заключены в стенах дома, и потому была искренне рада тому, что в отличие от своей прежней работы в различных лондонских офисах сможет с пользой для дела применить полученные ранее знания. Впрочем, ей и самой было очень интересно и даже приятно бродить по бесчисленным комнатам особняка, изысканный интерьер которых помогал ей расстаться с остатками воспоминаний о Дике. Что ни говори, но далеко не каждому дано увидеть воочию грозные мечи и вышитые шелком стяги бившихся с норманнами древних воинов, сторонников «Белой Розы» и покровителей пуритан.
С древнейших времен Уиткомб — Корт неизменно являлся мощной цитаделью на пути заморских захватчиков, и потому неудивительно, что доблестные рыцари на протяжении многих веков ценой собственной крови спасали жизнь и честь его обитателей. Более того, столкнувшись, можно сказать, с живой легендой, Маргарет приняла твердое решение досконально изучить и родословную рода леди Фаррел, и историю всего этого поместья. Что и говорить, ей было очень приятно и волнительно жить бок о бок с таким именитым прошлым. Однако вознамерившись было однажды поближе познакомиться с содержанием богатой библиотеки дома, девушка неожиданно для себя встретила вежливый, но достаточно твердый отпор со стороны хозяйки.
— Ни в коем случае, моя милая, — заявила женщина.
— Уверяю вас, мне вполне понятно ваше искреннее и горячее стремление как можно скорее проникнуть в святая святых всего поместья — его библиотеку, однако я считаю, что перед столь ответственным шагом вам надо пройти более солидную подготовку.
Маргарет так и не поняла тогда, какую именно подготовку имела в виду старуха. Скорее всего, подумала она, леди просто опасается, что я могу как-то попортить драгоценные фолианты. С другой стороны, ее вполне можно понять — ну кто я ей? Какая-то посторонняя, совершенно незнакомая девушка…
При этом она невольно вспомнила о тех девушках-секретаршах, которые работали в имении до нее. Судя по всему, их здесь перебывало порядочно, но в конце концов, очевидно, они не выдерживали затворничества в этой сельской глухомани. Ну да ладно, о вкусах не спорят. Самой Маргарет здесь было все же намного приятнее, чем в опостылевшем городе с его безудержным темпом жизни и постоянно куда-то спешащими людьми.
Ближе к вечеру вышколенный дворецкий приглашал Маргарет в просторную гостиную, где ее ожидали ярко пылающий камин, горячий чай и, естественно, леди Фаррел. Едва переступив порог, девушка чувствовала, как у нее постепенно улучшается настроение — странно, но у нее щемило сердце при виде этой маленькой, хрупкой старушки, безнадежно затерявшейся в бесчисленных огромных комнатах, пестревших гобеленами, знаменами и вековыми рыцарскими доспехами.
И все же Маргарет не могла лгать себе самой: несмотря на все подчеркнуто величественное спокойствие окружающей обстановки, она продолжала испытывать гнездившуюся в глубине души смутную тревогу. Как бы ей ни хотелось, но не было в этом доме — замке той исконно мирной, безмятежной атмосферы, которая, вроде бы, должна была уже много столетий назад пропитать собой не только все комнаты, но и вещи, заполнявшие их. Маргарет заметила это едва ли не с первых минут пребывания в поместье леди Фаррел.
Входя в затемненные залы, девушка ловила себя на мысли о том, что у нее сразу же перехватывает дыхание от тайного предчувствия совершенно непонятной, но от этого не менее гнетущей и жестокой правды, до поры до времени сокрытой от нее за тяжелыми бархатными портьерами и резной дубовой мебелью. Ей почему-то казалось, что дом никак не желает принимать ее под свои своды, более того — выталкивает, попросту вышвыривает ее прочь как некое инородное тело.
Оказываясь в покоях с высокими, сводчатыми потолками, Маргарет всякий раз испытывала жутковатое чувство, будто она находится внутри огромных башенных часов; непонятно откуда — и сверху, и с снизу — до нее постоянно доносилось слабое, приглушенное, но все равно достаточно отчетливое постукивание деталей загадочного механизма, мерное чередование ударов, чем-то напоминающее биение человеческого сердца. Про себя Маргарет решила, что это, скорее всего, работает какой-то автономный источник питания, и спустя несколько дней в общем-то привыкла к этому монотонному постукиванию, практически перестав его замечать.
И все же ощущение некоторой неприязни сохранялось с тех самых пор, когда она еще только подъезжала к этому поместью. Она прекрасно помнила, что все окна верхнего этажа этого дома были погружены во тьму, и лишь по обеим сторонам просторного крыльца горели лампы, свет которых придавал всему строению сходство с огромной головой, которая, чуть прищурившись, злобно рассматривает незваного пришельца. Да, да, огромные с красноватым отблеском глаза мрачно горели в ночном сумраке старинного парка.
Что и говорить, впечатление было зловещее. Могло показаться, будто каменная громада дома опустилась на задние лапы, притаилась под небесным сводом, готовая в любой момент совершить смертельный прыжок. Маргарет вспомнила, как тревожно забилось тогда ее сердце — ей показалось, будто, переступая порог особняка, она оказывается внутри исполинского живого существа. Впрочем, прошло несколько дней, и она стала постепенно склоняться к мысли о том, что все эти ощущения являются лишь следствием резкой перемены обстановки. В конце концов, ей ведь и в самом деле еще ни разу в жизни не приходилось оказываться в подобных хоромах, и потому теперь буквально каждый ее шаг превращался в некий символический, преисполненный таинственности магический ритуал. Что и говорить, тщательно
