предмет вполне мог быть табличкой, то есть письмом. А это значит, что пифию срочно потребовалось связаться с кем-то или известить его заблаговременно о своем прибытии. А поскольку стоянка в бухте была незапланированной, то следовало полагать, что свои люди были у пифия в каждом городе. Похожую табличку он передал второму. После чего тот зашагал прочь из порта, то и дело оглядываясь по сторонам. А другой «простолюдин» поднялся на борт корабля, отчалившего из Метоны вслед за судном Гисандра, но уплывшего в обратном направлении. Этот корабль показался Гисандру вообще не спартанским. Он уже успел насмотреться на редких представителей торгового флота периеков и мог бы с уверенностью сказать, что это явно не один из них, хотя тоже «торговец».
Клеандр же, закончив свои манипуляции, взошел на корабль, не сказав ни слова, будто действительно занимался на берегу лишь тем, что рассматривал горшки. Тарас его не расспрашивал, понимая, что это бессмысленно. Все, что ему «нужно знать», царский пифий и так расскажет. А больше — только под пытками, да и то вряд ли.
Ветер надул парус, и судно понеслось по волнам в сопровождении веселых дельфинов. Вскоре достигнув небольшого архипелага из десятка мелких островов, они миновали мыс Акритас — самую южную точку некогда свободной Мессении, а теперь, уже не одну сотню лет после захвата, считавшуюся «исконной» спартанской территорией. Следующий по курсу мыс, что лежал за обширным заливом, назывался Тенар и был хорошо знаком Тарасу. Именно там случилось памятное избиение илотов в храме Посейдона, которое сошло с рук Деметрию и окончательно сделало его врагом Гисандра.
Плавание в спартанских водах походило на прогулку по «мертвому» морю — кораблей здесь почти не попадалось. Лишь изредка лазурный горизонт расцвечивался парусом одного или нескольких судов, принадлежавших к флотилиям других стран. Корабли Коринфа, Арголиды, Афин и недалекого Крита бороздили окрестные воды по своим торговым делам, обходя неприветливую Лаконику стороной. Суда же периекских купцов были крайне немногочисленны. За все плавание им попалось пока лишь два корабля.
— И почему наш предок, великий Ликург, так не любил флот, что запретил нам его иметь? — не выдержал наплыва своих мыслей Гисандр и спросил, обернувшись к стоявшему рядом Клеандру: — Ведь имей Спарта флот, мы могли бы сокрушить любого врага.
— Мы бьемся так, как он нам завещал, — ответил царский пифий, и Тарас, к своему большому удивлению, не расслышал в его голосе большого осуждения. — Лакедемон силен своей сухопутной армией, и не нам менять заветы Ликурга.
Но, наклонившись чуть ближе к Тарасу, добавил почти шепотом, словно боялся, что его услышат матросы или обретавшийся неподалеку Темпей:
— Хотя я могу тебе сказать, что не вижу ничего вредного в том, чтобы у Лакедемона было некоторое количество кораблей. Мы не стали бы от этого слабее.
— Конечно! — воскликнул Гисандр, вдохновленный тем, что нашел понимание. — Наоборот, мы стали бы гораздо сильнее и могли бы со временем подорвать морскую мощь Афин. Если же построить достаточно большие корабли, то мы могли бы перебрасывать наши отборные войска на кораблях в любую точку Греции. Ведь даже персы делают это. И даже на Итаке я видел военный флот.
Гисандр развернулся вполоборота к пифию и взмахнул рукой, указывая так, словно они до сих пор находились на острове.
— Там, в заливе, где мы выгрузили… ящики, — проговорил он, — почти рядом с нашей стоянкой я видел штук пятнадцать новехоньких триер, похожих на афинские. Они были достаточно вместительные для таких походов. Но на них не было солдат. Чьи они? С кем Итака собирается воевать?
Клеандр, казалось, был в замешательстве. Некоторое время он размышлял над тем, что говорить, словно вопрос Гисандра застал его врасплох. Но быстро взял себя в руки и ответил:
— Это флот наших союзников.
— Значит, потомки Одиссея опять[5] готовы биться за Спарту? — уточнил Гисандр и, не дождавшись утвердительного кивка, сам ответил: — Отлично. Но только нам бы не помешали собственные корабли. У нас ведь столько портов и большое побережье. Мы бы могли быть владыками не только суши, но и моря, а оно пока принадлежит проклятым афинянам.
— Если тебе не дорога твоя жизнь, ты можешь попросить о них у эфоров, когда будешь говорить с ними о своем оружии, что мечет молнии подобно Зевсу, — усмехнулся пифий, — разве ты забыл, что уже одного этого тебе будет достаточно, чтобы раньше времени отправиться в царство Аида.
— Но ведь мы победили, — не унимался Тарас, — ведь я доказал, что с помощью этого оружия могу уничтожить тысячи персов, даже не используя меч и копье.
— Ты забыл, где живешь, — охладил его пыл царский пифий, — для эфоров главное, что ты нарушил традиции предков, создав это оружие. Вмешался в дело богов. Так что проси их лишь о том, чтобы они даровали тебе свою милость. Это главное. К сожалению, пока не все еще в Спарте зависит от царя, который тебе благоволит. А про корабли забудь.
И все же Тарас не услышал в словах пифия полного запрета думать об этом. Вслух тот, конечно, запрещал ему говорить о флоте, но спартанец чувствовал, что эта тема интересна и самому Клеандру. А раз так, то и самому царю. Видно, время еще не пришло.
«Ладно, подождем, — нехотя смирился он, скрипнув зубами и вновь обращая свой взгляд к морю, — в одном Клеандр прав, с эфорами новый флот обсуждать не стоит. Они — хранители древних законов. Сейчас главное, получить их „высочайшее разрешение“ на строительство баллист. Уже одно это будет прорывом для спартанской армии, хотя многим бойцам „старой гвардии“ явно не понравится. Ну да ничего, лишь бы не запретили, а там прогресс свое возьмет даже среди этих твердолобых вояк, как только они увидят, что творит моя артиллерия».
— Темпей! — Гисандр отошел от ограждения и приблизился к мачте, у которой коротал свое время первый алхимик Греции под тентом, чуть в стороне от скамеек гребцов. — У тебя случайно не осталось в Спарте каких-нибудь запасов «Грома богов»?
Так они между собой называли состав гремучей смеси, которой начиняли взрывчатые горшки. Но оружейник сразу отрицательно замотал головой.
— Мы все потратили у Фермопил, хозяин, и потом на отражение персов у Дельфийских проходов, — пробормотал он заикающимся голосом, словно боялся, что немедленно будет наказан, — но как только мы достигнем Пелланы, я обязательно постараюсь сделать как можно больше порошка.
— Да уж постарайся, врачеватель, изготовить побольше своего зелья, — кивнул Тарас, приваливаясь к мачте, над которой трепетал под порывами ветра парус. — Я буду «лечить» им персов. А их еще очень много на нашей земле.
— Я не буду спать ночами, — пообещал Темпей.
— Это верно, — согласился Тарас, поглядывая на временно скучающих гребцов, — Когда мы прибудем на место, нам всем будет не до сна.
Его взгляд, скользнув по синему небу, остановился на чайках, небольшая стая которых сопровождала корабль от самой Метоны. Они уже прошли половину залива и вскоре должны были достигнуть мыса Тенар. Вечерело. «Как бы не пришлось там ночевать, — озадачился Тарас, которого будоражили не очень приятные воспоминания об этом месте, всколыхнувшие еще более ранние о тех зверствах, участником которых он стал, попав в агелу Деметрия, — а впрочем, какая теперь разница».
Заметив своих гастрафетчиков, Никомеда с Бриантом, что расположились на корме, он вдруг снова вспомнил об Итаке. На обратном пути из подземного «хранилища» Клеандр привел его на одну из скал на другой стороне хребта и показал на три деревни, что раскинулись внизу. Там горело много костров и деревни были хорошо различимы, несмотря на сгущавшиеся сумерки. Здесь жило много народа, на первый взгляд, — одни мужчины. И все — как показалось наблюдательному Тарасу, — судя по всему, были воинами.
— Это люди Иксиона, — предвосхитил вопрос царский пифий, — местного вождя, что обязан нам своей дружбой.
— Спарте? — уточнил Тарас.
— Нет, Гисандр, — прищурился пифий, — лично царю Леониду. С Леотихидом и эфорами он не имеет связи.
Гисандр промолчал.
