стискивалось — то ли от разреженного воздуха, то ли от небывалой пустоты вовне. И она храбро стала смотреть в эту пустоту, повернувшись спиною к светилу, которое было не знакомым домашним солнцем, а какой-то дикой безымянной звездою. Отвернувшись от сияющего столпа, которым их вынесло сюда, она видела огромные туманные пространства, смутно мерцающие, отливающие старым золотом, видела бездны, в которых прятался багровый отсвет. Она слышала… Что? Какой-то однообразный звук: тум… тум… тум… Будто там, во Вселенной, медленно билось огромное сердце.
— Пан полковник… а вы слышите?
— Что?
— А вот: тум… тум…
— Слышу.
— И как думаете… что это?
— Точно не могу сказать… но вы сами подумайте, панно… под нами — твердь!
— Небесная, ага, — отозвалась панна, как в школе на уроке.
— То-то и оно, — вздохнул полковник. — Чего угодно я ожидал, признаюсь… но это… невероятнее даже и Луны, из сыра сделанной. Вон наша Луна, панно! — И он указал на огромный сияющий кратер, на золотой столп. — То пыль светится. Луны, моя панно, вовсе нет, это огромная ровная дыра в нашей славной Небесной Тверди. А воон там, видите, — полковник протянул руку к горизонту, — вон там вроде бы что-то темное, я не сомневаюсь, что это заслонка, которой время от времени закрывают сию дыру. Возможно, если отправиться пешком по Тверди, то можно и саму Мировую Ось сыскать, должна же Сфера иметь крепление!
— Ой, а мы пойдем ее искать, да? — спросила панна тоненько, как девочка.
— Нет, не пойдем мы ее искать, — хрипло отвечал полковник, кидаясь мимо панны и погружая ее в вихрь небесной пыли, от которой нестерпимо зачесалось в носу. — Мы… будем… ловить…
«Уточку»! Ну конечно, лишившись немалой тяжести своих пассажиров, «Небесная Уточка» плавно дрейфовала куда-то в необозримые просторы Вселенной. Далеко, впрочем, не уплыла: разреженный воздух не способствовал плавучести, да и полковник успел схватить причальный конец. Они вдвоем с панной стали шарить в пыли, ища, за что бы закрепить канат, соприкоснулись пальцами, с минуту глядели друг на друга, тяжело дыша.
— Пустое дело, панна, — вымолвил Грыцюк, садясь прямо на Твердь. — Ведь тут ничего не растет, это не Земля наша милая, живая. Тут все гладкое. Рукодельное.
Последнее слово он сказал с такой горечью, что панна встрепенулась.
— Ну так… пан полковник… разве ж не сказано, что сотворена была Твердь Небесная?
— Та сотворена ж, — с досадой отозвался Грыцюк, ударяя кулаком по ровной, гладкой поверхности под слоем вечной пыли. — Теперь вот и колышка причального забить негде… И Луны, сами ж видите, панно, никакой нет, одна видимость. И где вообще он, этот… ну, Создатель-то?
Панна не испугалась речей полковника. Она пересела поближе, заглянула ему в лицо и спросила тихо:
— Вы потому плакали?
Полковник сухо закашлялся и, кажется, кивнул. Сдавленным голосом пояснил:
— Сам не знаю, панна, чего я… Как увидел это все-столь явно от земной жизни нашей далекое… и пустота тут, ничего нет. И никого. Так и будто меня кто за горло схватил… Не думал я, что…
— То у вас… от воздуха редкого горло перехватило, — отвечала панна все так же тихо, ласково. — А что нету тут никого, ну так и что же? Кто нам небо сотворил, разве ж поставлен нас тут ожидать? Или надзирать над нами? Наверное, как Твердь Небесную сотворил, Солнце да воду с ветрами, отделил себе землю от вод… ну и дальше пошел, ведь там еще и другие небеса, наверное, есть, а, пан Гай, как вы думаете?
Полковник поглядел в мерцающую пустоту над небом.
— Думаю, что есть, — сказал он серьезно. В голосе его звучало облегчение. — Мудрая вы женщина, моя золотая панна.
Панна смущенно улыбнулась и полезла из-под «Уточки». Выпрямилась, приложила ладонь козырьком к глазам.
— Хоть и пусто тут, и пыльно, — она чихнула, — а все же, скажу вам, пан мой полковник, какая же красота! Никогда не забуду. Спасибо вам, что я такое увидела…
— Да что ж меня благодарить-то, панна, — ворчал полковник, — сами вы вполне постарались… не выкидывать же было вас за борт…
На самом деле он не то хотел бы сказать, сердце его полнилось открывшейся вдруг нежностью, и тяжесть пустыни больше не лежала на нем… Но панна и не расслышала, кажется. Она снова жадно оглядывала открытую Вселенную и даже, кажется, принюхивалась.
— Пан полковник, — тихонько позвала она, — кажется мне, что ли, что оттуда малиною пахнет?
Полковник тоже зашмыгал носом. Он много лет курил, но даже его табачный нос ощутил — и впрямь, пахнет. Из Вселенной слабо тянуло острым запахом механической мастерской — солидолом, стружкой, окалиной… и малиной.
В том не было сомнений. А даже если и были — то и ну их к лешему, подумал полковник.
Вселенная пахала малиной. И мастерской. Живыми запахами. Жизнью.
Не выпуская из руки причального каната, полковник осторожно подошел к панне Дарине и обнял ее свободною рукою за плечи. Панна не отстранилась.
— Мы ж туда тоже полетим, да, Гаю? — сказала она, не называя его больше полковником.
— Полетим, Дариночко, — отвечал ее Гай, — не прямо вот сейчас, конечно, но как только вернемся — будем снаряжаться, чтобы дальше полететь.
— Как хорошо, — выдохнула Дарина. — Вот это будет у нас путешествие… свадебное. — Она покраснела и спрятала лицо в отвороты куртки своего полковника.
— Да, моя радость, — сказал полковник и поцеловал невесту на самом краю Вселенной. — Отличное будет путешествие.
— Вот и славно, — сказала она, сияя, как звезда. — А пока пусти меня, мой Гаю, надо на обратную дорогу чаю, что ли, попить.
ЖЕСТЫРНАК
Нас шестеро. Шесть человек относительно взрослых людей, а одному даже двадцать девять. Его зовут Дед, и у него есть любимая девушка, которую мы все почему-то называем на «вы» и по имени- отчеству. Наталья Владимировна. Она музейная, работает реставратором в отделе фондов. Наш старый Дед преподает нам на истфаке. Мы — это выросшие в летних экспедициях школьники, ставшие вдруг Дедовыми студентами. В этой экспедиции мы закрываем сезон. Наша задача — после отъезда основного состава упаковать сколы и отщепы и законсервировать раскоп. Это не сложно, но довольно скучно и муторно. Никаких находок. Никакого веселья. Только работа. Работа отчасти плотницкая, отчасти огородная, отчасти — тупая. Нам скучно, нам жарко, нам сыро, нам холодно. Нам страшно.
Вот уж куда мы никогда не любили ездить, так это под Покровку. То ли дело Ботай. Там красота; там — да, а здесь — нет. Голая степь, ровный горизонт, все одинаковое. Да плюс обязательно какая-нибудь гадость. В одно лето случилась дохлая корова в десятке метров от южной границы раскопа — приезжаем, а тут здрасьте вам: ни вздохнуть, ни продохнуть. Кому ни расскажешь, все только плечами пожимают: ну корова, ну дохлая, ну и что? А ты попробуй избавься в степи от полтонны гниющего мяса, когда ни экскаватора в ассортименте, ни опыта по ликвидации трупов. Только солнце над головой, делающее атмосферу еще более невыносимой, хотя казалось бы — куда уж хуже. Посланные за помощью вернулись к вечеру с пустыми руками: председатель совхоза «Покровский» пообещал прислать на следующие сутки бульдозер, и весь остаток дня мы детализировали масштабы завтрашнего бедствия. Нам почему-то представилось, что бульдозер будет ездить по корове до тех пор, пока не раскатает ее в блин, после чего с
