осторожность Кабысдох при очередном броске нарвался-таки на страшный клык противника. После могучего удара в бок пес едва поднялся и, шатаясь, убрел в бурьяны зализывать разорванный бок. Найда в тот сезон огулялась с кавказцем. Так они сбились в стаю. Вместе добычливей была охота.
… В ту ночь лил дождь. Найда увела стаю из мокрого леса под железнодорожный мост, где всегда было сухо. Скоро по руслу оврага побежала вода, и псы поднялись выше. Разлеглись на щебне. Поезда по ночам по ветке не ходили. Гул автомашин, долетавший от шоссе, собак не смущал. Не встревожили их и человеческие голоса, долетавшие от озера, где остановились на ночлег водители-дальнобойщики со своими рефрижераторами. Равнодушны они остались к истошному женскому визгу и мужской ругани, долетавшей оттуда. Но напитанный болью и яростью визг собрата поднял собак с лежки. Визг сменился сдавленным предсмертным хрипом.
Дворняга вопросительно взглянул на застывшую Найду, призывая уходить от того мета, где убивали собрата. Кабысдох первый затрусил к лесу, за ним побежали другие. Один Джим топтался около Найды.
Неделю назад трактористы, собиравшие в овраге землянику, наткнулись на логово, где Найда ощенилась тремя лобастыми щенками. После их утраты, она сникла. Но Джим по-прежнему ни на шаг не отходил от подруги. Вот и теперь он тенью следовал за ней, сбивая с кустов росу.
… Найда осторожно двигалась, бесшумно макая лапы в мокрую траву. Выпорхнувшая перед мордой перепелка заставила волчицу отпрыгнуть. Она постояла, втягивая повисший в сыром воздухе птичий запах. С большими предосторожностями двинулась дальше. Учуяв запах чужого кобеля, смешанный с запахами бензина и крови, Джим обогнал Найду и перегородил ей дорогу…
Глава четвертая
Страшный удар монтировкой пришелся Кингу по голове. Не раз ходивший на нож и на пистолет, всегда на долю секунды упреждавший врага, на этот раз он не ждал удара от того, кто стал его новым хозяином.
Оглушенный, полуживой, кровеня траву, Кинг уполз в гущину кустов. Посунулся мордой в траву. Если животным, как людям, дано в предсмертном состоянии видеть картины прошлого, то в сознании Кинга могло всплыть: вот он длинный и гибкий, виляя всем телом, крутится вокруг хозяйки на кухне. Вдруг нашпигованную сытными запахами благость рвет Юркин крик:
— Папаню убивают!
Юрик, шестнадцатилетний подросток, хватает разделочный нож. У гаражей трое пьяных обормотов пинают на земле Юркиного отца. Рядом повизгивает девица в черной болоньевой куртке.
— Кинг, взять! — верещит Юрка. Полугодовалый щенок от возбуждения подпрыгивает на месте, лает.
— Оп-па, моторный кобель. Туфлю о пидора старого содрал… Ты, зародыш, спрячь пику, а то мы тебе ее в зад загоним, а спереди выйдет!
Трое оставляют корчащегося на земле отца, подходят к Юрке. Девка подскакивает к Юрке первой:
— Парнишк, отдай нож от греха!..
— Н-на-аа! — Юрка, не помня себя, взмахивает ножом. Куртка на девице ощеривается ослепительно белой подкладкой.
— Все, шнурок, ты не жилец!
Его тоже сбивают с ног. При виде кричащего от боли Юрки под черепом у Кинга вспыхивает белое пламя, огненный просверк в мгновение превращает нескладного щенка в бесстрашный ком ярости. Впервые его обжигает ни с чем не сравнимое чувство восторга. Кинг бросается на одного из троих, избивавших Юрку, вонзается в шею. Валит визжащего типа на землю и рвет. Так будет и позже, в ночном ресторане, куда его примчат на милицейской машине с сиреной. В волнах табачного дыма, перекрывая хохот и визги, кинолог, молоденький сержант, кричит ему:
— Банзай!
Тот самый высверк белого пламени выстреливает Кинга через крахмальные столы на разодравшихся бандитов. Он ныряет под нож, не чуствуя, как лезвие рассекает ухо, бьет клыками врага. Секунды, и бандиты сбиваются в угол, закрываются от него столом:
— Уберите собаку, сдаемся!
В школе собаководства у него своя клетка, паек и хозяин, тот самый мальчишка сержант. Кинг один из трех десятков служебных собак усвоил нырок под руку с ножом или пистолетом. Он не реагировал на ложный запах, не рычал, устрашая врага. Он никогда не фиксировал внимание на блеснувшем в руке врага ноже, вскинутом пистолете. Кинг сразу обозревал врага от пяток до макушки. Он чутьем улавливал зарождавшееся движение того, кто в следующее мгновение хотел его убить. Команда «Банзай!» выстреливала его в страшном броске.
При взятии банды, переправлявшей оружие, Кинг вместе с кинологом попал под автоматную очередь, искалечившую их обоих.
После излечения их списали из органов вчистую. Хозяин, тот самый сержант, получивший за Кинга звание старшины, взял его домой. Устроился в охранную фирму. Кинг от безделья быстро растолстел. Научился приносить жене хозяина тапочки, здороваться лапой.
Через полгода его хозяин при странных обстоятельствах умер в сауне, принадлежавшей той самой охранной фирме, якобы от инфаркта. Кинг не понимал, когда при нем шептались, будто фирма принадлежала братве, а хозяин Кинга сотрудничал с органами.
Пес остался с вдовой и ее семилетней дочкой. Через год в семье появился рослый и шумный шофер-дальнобойщик Игорь. Он стал брать с собой Кинга в рейсы. Могучая овчарка в кабине отбивала у шпаны охоту требовать «отстегнуть». Поначалу Кинга укачивало. Со временем он привык и полюбил дорогу. Перед трагической для Кинга поездкой Игорь поссорился с вдовой и тормознул голосовавшей на обочине сивой девице в джинсовой, шириной в ладонь юбке. Сквозь желтенькую блузу выпирали пуговички сосков. Она была из тех плечевых подруг, что кочуют из кабины в кабину дальнобойщиков, услаждая шоферов за еду и стакан водки.
Игорь прогнал Кинга с правого переднего сиденья в спальню за занавеску. Девица пыталась задружиться. Совала псу печенье. Кинг крепился, взрыкивал.
— Кингуля, успокойся, это свои, — посмеивался Игорь. На второй сотне километров девица обвыклась. Смахнула босоножки. Расстегнула пуговицы на рубашке у шофера, просунула руку…
Вечером на стоянке у железнодорожного моста, где ночевала стая, все и случилось. Спутав в темноте посуду, Игорь налил попутчице суп в Кингову чашку. Пес зарычал, предупреждая. Девица, уже полупьяная, шлепнула Кинга по морде босоножкой. Никто никогда в жизни не смел безнаказанно ударить Кинга. Одним толчком пес опрокинул Сивую на уставленный посудой полог. От девицы похоже пахло сукой. Потому Кинг так вяло хватнул обидчицу за предплечье. С перепугу Игорь ударил Кинга монтировкой.
Утром Игорь, по пояс вымокнув в росе, облазил все заросли, кусты:
— Кинг, Кингуля… иди ко мне. — Дальнобойщик чуть не плакал. — Прости меня, подлеца. Кинг, я прогнал ее. Отзовись, Кинг. — Пес не отозвался, он умирал.
Кинг околел бы. Не дано нам понять, почему Найда не убежала вместе со стаей. Она вылизывала Кингу окровавленную голову. Ложилась к нему, подставляя тугие от молока сосцы. Как новорожденный щенок, пес сосал живительное молоко и спал, спал, спал.
В смятом болью сознании Кинга эта сука с обвисшим брюхом казалась матерью. Найда заняла в его жестоком сердце так много места, что он готов был порвать каждого,
