иллюстрирует, что терпения Бат Бэлигу было не занимать. Но сейчас он чувствовал, что даже его терпению приходит конец. В самом деле, уже два дня как он находился в Билгейтце, а магистр до сих пор не удосужился его принять.
Война войной, думал Бат Бэлиг, а дипломатия дипломатией.
Когда с кем-то имеешь дипломатические отношения, надо вести себя как-то… подипломатичнее, что ли. А то ерунда какая-то получается. Целых триста лет наши державы… хотя, справедливо указал себе Бат Бэлиг, триста лет назад никакой Вентаны тут не было, так что… они ещё и выскочки малолетние, в историческом, разумеется, смысле, подумал Бат Бэлиг.
Единственное, что примиряло хоть как-то с действительностью, так это гостиница. За триста лет на материке в гостиничном деле успели весьма основательно продвинуться. А номера, что шли под категорией 'люкс', вообще произвели на Бат Бэлига неизгладимое впечатление. Роскошь по меркам Алхиндэ Бэхаа была императорская. Или очень близкая к императорской.
Сопоставимая, во всяком случае.
Бат Бэлигу, как гражданину государства, долгое время, пусть и не по своей воле, проводившему политику изоляции, было невдомёк, что основу этой роскоши составляли предметы хоть и редкие в Алхиндэ Бэхаа, но достаточно распространённые в Возлеморье.
В дверь постучали.
— Да, — сказал Главный Нухыр, не оборачиваясь, и тут же обернулся. В чужой стране это не у себя дома. Здесь надо оборачиваться, а то мало ли кто там хочет войти.
Дверь чуть приоткрылась, и в комнату заглянул воин дипломатической полусотни.
— Мой господин, — сказал воин, — к вам гость.
— Один? — спросил Главный Нухыр.
— Охрану считать? — спросил в ответ воин.
— Нет.
— Тогда один.
— Пусть войдёт.
— Один?
— Да.
— Охрану считать?
— Да.
Воин ненадолго задумался. Затем взгляд его просветлел.
— Понял, — сказал воин и удалился.
Главный Нухыр принял значительную позу. Дверь распахнулась, в дверной проём церемониальным шагом вошёл всё тот же воин дипломатической полусотни и звучно провозгласил:
— Фабиэс Паклок, председатель комитета внутренних воздействий и внешних противодействий!
Засим в номер как-то непублично вошёл Паклок, недовольно покосившись при этом на звучного воина.
— Здоровья доброго желать вам позвольте, — сказал Паклок и неловко поклонился.
— Моё почтение, — учтиво сказал в ответ Бат Бэлиг, немного удивлённый корявостью слога собеседника — он ведь не знал ещё, что корявость сию Фабиэс Паклок с лихвой искупает деловыми качествами.
— Разговор приватный как бы поиметь неплохо было бы, — сказал Паклок, многозначительно взглянув на Бат Бэлига. Бат Бэлиг кивнул в знак того, что уяснил невысказанную часть просьбы и обратился к воину.
— Лёгкого вина, закусок гостю, — сказал Бат Бэлиг, в душе радуясь, что вот, кажется, и начинается то, ради чего он прибыл в Билгейтц.
Воин отвесил скупой военный поклон и молча удалился.
Бат Бэлиг молча смотрел на посетителя, не без оснований полагая, что если Фабиэс Паклок пришёл сам, то он сам и скажет без понуканий о цели своего прихода. Паклок же испытывал некоторые затруднения, то есть он всегда испытывал затруднения связанные с формулированием своих мыслей, но тут вдобавок и тема предстоящей беседы представлялась ему в высшей степени щепетильной.
— Как у вас там? — наконец задал вопрос Паклок.
— У нас, это в Алхиндэ Бэхаа? — уточнил Бат Бэлиг.
— Да.
— У нас хорошо.
— Это хорошо, — сказал Паклок. В комнату вошёл личный слуга Бат Бэлига, и беседа прервалась на время.
Слуга поставил на стол бутылку, кубки и тарелки с закусками. Старательно сопя, открыл бутылку и наполнил два кубка.
— Можешь идти, — сказал Бат Бэлиг. Слуга удалился.
Прошла ещё минута.
— А-а… — Паклок сделал неопределенное движение рукой, — как у вас в Алхиндэ Бэхаа с эмигрантами?
Бат Бэлиг задумался.
— Да, пожалуй, никак, — сказал он задумчиво. — У нас их нет.
— А вы хотели бы, чтобы они у вас были?
В комнате повисла тишина. К стыду своему, суть предложения Бат Бэлиг уловил не сразу.
— И что они будут у нас делать? — спросил он, пытаясь выиграть время.
Фабиэса Паклока вопрос смутил.
— Жить, — сказал он осторожно. — Богатые эмигранты это, в общем-то, благо для экономики страны.
— Ах богатые, — до Главного Нухыра начала доходить суть предложения. Плохи у них дела, подумал Бат Бэлиг, если они уже думают о спасении своей шкуры. И натянув на лицо самую свою любезную улыбку, ту, что очень не любил Император, Бат Бэлиг сказал: — Разумеется. Почему бы и нет. Конечно, это будет непросто устроить, но вполне возможно.
Паклок успокоился. Разговор входил в деловое русло. И тут за окном пропели фанфары. При их звуке Фабиэс Паклок вскочил со своего кресла.
— Дела призывают меня, но мы встретимся ведь всенепременно, чтобы детально обговорить предмет для нас обоих интересный. И просьба. Пусть приватность разговора нашего останется нерушима.
— Как вам угодно, — сказал Бат Бэлиг, торопливо соображая, что же именно хотел сообщить ему председатель комитета внутренних воздействий и внешних противодействий.
— До свидания, — многозначительно сказал Паклок, поклонился и, беззвучно ступая по полу, вышел прочь.
В комнату вошёл всё тот же воин дипломатической полусотни.
— Любезный, — обратился к нему Бат Бэлиг. — Проводите нашего гостя.
Воин оглядел комнату, и лицо его выразило непонимание.
— Мой господин, а где гость?
— Разве ты его не встретил? — удивился Бат Бэлиг. — Только что, в коридоре.
Теперь лицо воина выразило смятение.
— Никто из вашей комнаты не выходил, — сказал он.
Бат Бэлиг задумался было над загадочными свойствами своего гостя, но спохватился.
— А зачем тогда ты вошёл? — строго спросил он у воина.
— К вам гонец от магистра клана Вентаны. Вас приглашают на приём к двум часам дня.
Бат Бэлиг вытянул за цепочку из-за пазухи луковицу часов. Время было без четверти час.
— Прекрасно, — сказал Бат Бэлиг. — Найдите секретаря, и оденьтесь по-парадному. Мы едем в резиденцию магистра.
Билгейтц расположен классически. С какой бы стороны путник ни ехал, он вынужден проезжать какую-нибудь возвышенность, с которой город открывается во всём своём великолепии. Исключение
