Сотни секир, мечей и топоров взметнулись к небу.
Всю ночь лодки перевозили людей через реку. Жители соседних деревень приносили лестницы, шесты и верёвки с крючьями на концах. По приказу Дольчино братья спешно рубили для таранов высокие дубы. Женщины и подростки связывали ветви для завалки рвов. Под утро многолюдное крестьянское войско окружило замок.
— Нам бы только на стены взобраться, — таща на плече составленную лестницу, говорил односельчанам кузнец Стефано. — Там мы с ними расправимся.
— Гляди, сколь народу привалило! — кивал Джино, укладывая для броска длинную верёвку с железным зацепом. — Вся округа поднялась.
— Главное — сразу ворваться в крепость, — заметил старый Чезаре, сосед Исидоро. — Подбирайтесь с восточной стороны: в том месте нет рва и кладка ниже.
— Тише болтайте — спугнёте караульных, — предостерегающе цыкнул коренастый бородач в вывороченной наружу овчине.
— А ты, брат, скинь шубу, не то латники намарают в штаны, приняв тебя за горного духа, — пошутил молодой мужик с вилами в руках.
— Лучше, Игнацио, сбрось цокколи, — отозвался тот. — Босым ловчее карабкаться на стену.
Неподалёку раздался крик совы. Разговоры замерли. Услышав сигнал, все молча устремились к стенам. В ход пошли лестницы, шесты, зацепные крючья. Штурм начался. Лучники, подойдя ближе, стали осыпать стрелами окна и бойницы замка. Поддерживаемые десятками рук, брёвна-тараны тяжело обрушились на окованные железом ворота и боковые дверцы крепости.
Часовые в башнях, запоздало подняв тревогу, принялись обстреливать нападающих. Несколько братьев и крестьян упали, поражённые стрелами. Но многие были уже на стенах и кинулись навстречу латникам, спешившим из глубины двора на помощь караульным.
Первые удары таранов разбудили Бруцати дель Романьяно, спавшего с молодой супругой в просторной опочивальне. Удивлённо приподняв голову, он с минуту прислушивался, затем решительно откинул шёлковый полог. Жена испуганно схватила его за руку:
— Верно, гроза. Мне страшно, не уходи!
— Спи! Такие грозы нам не опасны, — спокойно ответил рыцарь.
Он быстро прошёл узким коридором в оружейную. Паж и двое оруженосцев были уже на ногах. Поспешно надевая латы, они тревожно посматривали в окна, выходившие во двор замка. Оттуда всё сильней доносился шум битвы.
— Кто напал? Где Винченцо? Подать панцирь!
Строгий, уверенный, как всегда, голос сеньора вернул слугам самообладание. Паж тотчас кинулся искать кастеляна. Оруженосцы принялись помогать хозяину облачаться в рыцарские доспехи.
Из соседних комнат в оружейную спешили домочадцы и гостившие в крепости вассалы. Все торопливо натягивали стальные кольчуги, пристёгивали шлемы, разбирали щиты и копья. На женской половине суетились перепуганные служанки.
В дверях показался Винченцо. Собравшиеся в зале выжидающе обернулись.
— Как на стенах? Все ли на местах? — заканчивая шнуровку пластинчатых набедренников, обратился к нему Бруцати дель Романьяно.
— Тридцать копейщиков посланы в помощь башенным стрелкам. Остальные в резерве у казармы.
— Установил силы противника? Чьи солдаты участвуют в приступе?
— Пока неизвестно, мессере. В темноте невозможно различить. К тому же не слышно боевых кличей. Нападающие немы как рыбы.
— Странно, — заметил рыцарь. — Неужели гибеллины Тиццони?
— Не думаю, — покачал головой Винченцо. — Старик знает, что мы увеличили гарнизон.
— Может быть, из-за Альп наведались швейцарцы? — высказал догадку Фердинандо Гелья.
— Те лишь грабят деревни, а не штурмуют крепости.
— Кто бы там ни был — за дело! — опуская забрало, воскликнул Бруцати. — Я слышу, они уже здесь, под окнами. Трубите «Всем в бой». Соединимся с нашими у казармы и вместе погоним собак.
С мечом в руках рыцарь бросился вперёд. Остальные поспешили за ним. По замку разнеслись громкие звуки труб. Во дворе разгорелось сражение. Защитники, видя, что имеют дело с собственными медзадри, воспряли духом.
— Вперёд! Бей мятежников! — призывал Бруцати дель Романьяно.
Его тяжёлый меч безжалостно разил врагов. Бок о бок с патроном дрался хромой Винченцо. Он не совсем ещё оправился от недавней встречи с апостолами, но испытанная рука бывалого рубаки привычно делала своё дело. Увлекая за собой других, они пробились к казарме, где находились солдаты резерва.
Бой перешёл на стены. Пользуясь превосходством в оружии, вассалы и латники шаг за шагом теснили нападавших. Им удалось освободить почти весь замок. Снаружи по-прежнему раздавались удары таранов.
— Спешите, бездельники! — торопил Бруцати своих. — Надо сбросить рваную рать со стен, пока не проломили ворота.
С другой стороны крепости донеслись торжествующие крики. Атакующим удалось разбить одну из калиток. В неё устремились тяжело вооружённые воины апостолов. Соотношение сил сразу изменилось. Число защитников быстро таяло.
Видя, что восстановить положение не удастся, Бруцати дель Романьяно приказал отступать к конюшне. Вместе с Винченцо и несколькими домочадцами рыцарь вывел лошадей через железные боковые ворота и, прокладывая пути мечом, ускакал, бросив на произвол судьбы жену и дочь.
Через несколько минут замок пал. Оставшиеся в живых солдаты сложили оружие, сдаваясь на милость победителей. Дольчино распорядился подобрать раненых и увести пленных. Из крепости выгнали скот, вынесли припасы и ценное имущество. После этого у всех деревянных построек были навалены кучи хвороста, сухой травы и соломы. Их подожгли сразу с нескольких концов.
Высоко взметнулось красное пламя. Крик радости вырвался у крестьян. Размахивая шапками, они обнимали друг друга.
— Горит проклятая берлога, горит! — восторженно шептал седой старик.
По его морщинистому лицу катились слёзы.
— Слава богу! — слышалось отовсюду. — Наконец-то господь услышал наши молитвы!
На востоке показалось солнце и озарило долину яркими лучами. Огонь всё сильней бушевал в стенах крепости. Густой чёрный дым окутал её снизу доверху. Внезапно с той стороны, где стояли Дольчино и Маргарита, кто-то громко запел. Сотни бойцов дружно подхватили. Заглушая грохот падающих башен, далеко над холмами зазвучала победная песнь.
… Вечером, после захода солнца, хоронили убитых. Пятьдесят человек пали в бою у замка. На крутом берегу Сезии под старым дубом была вырыта широкая яма. Трупы положили плечом к плечу в общую могилу.
Молча стояли вокруг повстанцы, прощаясь с друзьями. Дорогой ценой заплатили они за победу.
Обнажив голову, Дольчино неподвижно глядел вниз, вспоминая картину недавней схватки. Лишь теперь он по-настоящему осознал, через какие испытания суждено пройти. В это утро ему впервые пришлось убивать людей. Он видел их перекошенные лица, слышал предсмертные крики.
— Господи, — прошептал Дольчино, — не ради себя я поднял меч. Насилием держится неправда, и лишь силой можно одолеть её.
Над телом одного из бойцов склонился Лонгино Каттанео. По его усам и бороде скатывались слёзы. Не замечая их, он держал в своих больших руках голову мёртвого и неотрывно смотрел ему в лицо. Над обезображенной старым шрамом щекой убитого зияла страшная рана. Удар вражеского копья пришёлся по виску. Не имевший шлема воин был сражён наповал, не успев пустить в ход топор.
— Эх, Джованни, Джованни… — скорбно шептал старейшина. — Не пришлось тебе дожить до нашей победы. Сколько лет ты ждал её и не дождался… Помнишь, в Парме накануне побега мы молили мадонну.
