Если бы Филипп разбудил Ксану с какой-нибудь собственной просьбой, та стала бы говорить, какая у нее слабость, как он не может понять простых вещей… Но звонила Лидуся, и Ксана вскочила довольно-таки быстро, особенно когда услышала про автомат.
Ксана убежала, а Филипп пытался продолжать работать — и не мог. Все воображал, как бы повела себя Ксана, если бы он разбудил ее не ради звонка Лидуси.
Ксана вернулась довольно скоро — минут через десять. Вообще-то со своими подругами она разговаривает бесконечно. Вернулась вся деловая, целеустремленная.
— Я срочно еду. Сколько времени?
Никогда у нее не работают часы. И не будут работать! Часы словно чувствуют ее враждебность к точному времени.
— Восемнадцать минут двенадцатого.
— Срочно еду. Представляешь, Лидка, оказывается, в больнице. Третий день. А я и не знала. Третий день, а Иван без нее запил. Вчера уже приходил к ней поддавши, а сегодня с утра не подходит к телефону. Надо срочно ехать!
— Да почему?!
— Никто не подходит. Лидка думает, он там лежит пьяный. А с ним уже бывало: напьется — и плохо с сердцем. Я поеду, и если что — вызову «скорую». И свезу поесть. Он когда в запое, ничего не ест.
— Ты ж сама больна.
— Ну и что? Раз надо — значит, надо. Через не могу. Ольга Леонардовна со сломанной ногой спектакль дотанцевала! Мы так воспитаны — на слове «надо»!
— А если он просто вышел прогуляться?
— Надо поехать посмотреть. А то Лидка там психует в больнице. У ней у самой сердце, а она психует!
Естественно. Пойти в магазин — Ксана больна. Встать приготовить завтрак — тем более. А мчаться через весь город кормить пьяного Ваньку — пожалуйста! И такая сразу бодрая — забыла про все свои слабости.
— Теперь ты понимаешь, почему мужчины пьют и всегда будут пить?
— Ну, он такой, что поделаешь. Держится-держится — и запьет. Тем более, Лидку взяли в больницу, вот он и с горя.
Нет, она не понимала, пришлось объяснить подробнее:
— Мужчины пьют и будут пить, потому что всем хочется любви и заботы. А пока ты трезвый — кому ты нужен? Зато стоит напиться, все сразу забегают, позаботятся, накормят!
— А что делать, если у него бывают припадки? Еще бы, несколько дней пьет только и ничего не ест. Расслабляется так. Все время перенапряг, все время выступления — а потом нужно расслабиться. Тем более, Лидка в больнице. А она там психует.
Значит, все законно. И ничего Ксана не поняла, говори не говори. Все-таки Филипп попытался снова:
— А ты скажи Лидусе, когда позвонит снова, что Филипп напился, бегает по квартире с кухонным ножом и грозится кого-нибудь зарезать, потому ты не можешь его оставить.
— Ну да! Кто же поверит, что ты напился?!
Как это было сказано! Пожалуй, больше всего в голосе Ксаны было пренебрежения. Филипп не способен даже напиться, как он безнадежно скучен! Чего же от него можно ждать, каких озарений, каких шедевров? Вот Сзятополк Смольников — с тем бывает, однажды где-то в ресторане устроил скандал с битьем посуды — и это много способствовало упрочению его репутации. Еще бы — стихийная натура, неуправляемая!
Ксана умчалась выкармливать лежащего в запое Ивана Корелли — или всего лишь убедиться, что он вышел прогуляться с похмелья, предоставив Филиппу полную свободу поработать, а еще большую свободу сходить в магазины, когда наработается. После двух Филипп собирался выйти по делам, а значит, придется успевать и туда, и сюда… Вот если бы Филипп не был ее мужем, она бы неслась через весь город кормить его, чтобы спокойно творил, не отвлекаясь прозой жизни! Еще бы и ужасалась в телефон своим подругам: «Известный композитор вынужден отрываться от творчества, стоять в пошлых очередях! Как его домашние допускают?!» Точно так же она всегда была в преувеличенном восторге от Леонида Полуэктовича — и с самого начала не любит Николая Акимыча. Чего ж его любить, когда он свекор? А был бы посторонним, сколько поводов для восхищения: простой! водитель! стал! крупным! знатоком! города!!. И почему это гораздо проще изливать любовь и доброту на посторонних?!
В таком умонастроении работать Филипп, конечно, не мог. Выложить бы потом Ксане: «Из-за тебя я был в таком состоянии, что не смог работать и потерял весь день! Ведь я такой впечатлительный!» Самое смешное, что это чистая правда. Но высказать такую правду — значит произнести нестерпимую пошлость. Хотя многие высказывают с большой пользой для себя — пошлость полезна для процветания…
Так и промаялся до двух часов, потому что у Филиппа правило: работается или нет, а до двух часов от рояля не вставать.
Потом слегка перекусил и отправился в Союз: надо было взять наконец ходатайство в исполком по поводу пустой комнаты. Дело совершенно формальное, потому Филипп и не собрался сразу: когда нужно сделать что-то трудное, он предпочитает действовать не откладывая, а тут все равно что взять деньги в сберкассе — зайти и получить, никаких Препятствий быть не может.
Если бы он шел только в Союз, взял бы обязательно с собой Рыжу — и вообще приятно ей было бы прогуляться, да к тому же Рыжа уже не раз бывала в Союзе и всегда имела там успех: ею наперебой восхищались, а она от удовольствия прямо выворачивалась наизнанку — и кувыркалась, и каталась по полу, и служила — прирожденная актриса! Но на обратном пути Филипп собирался пойти по магазинам, а оставлять Рыжу привязанной на улице было теперь невозможно. Раньше, бывало, и оставлял — как-то обходилось…
На лестнице встретил поднимающуюся Ксану. Исполнила, стало быть, долг!
— Ты куда это собрался?
Всегда она спрашивает, куда и надолго ли он идет. Даже с ревнивым беспокойством. А Филиппу вовсе не хотелось объяснять: он же ничего не говорил дома, что пытается отхлопотать пустую комнату.
— По делам… Ну, как Иван?
— Лежал и не ел. Лидка все поняла правильно. Припадка пока не было, «скорую» вызывать не пришлось. Поел, я его уговорила. Теперь, может, обойдется, раз поел. Если не будет дальше пить,
— С чего ж ему не пить?
— Я ж объяснила ему: что Лидка волнуется, а ей вредно волноваться, раз у нее у самой сердце, хотя нельзя не волноваться, когда в больнице, а он там один остается.
— А-а, раз ты ему объяснила. Он, конечно, с похмелья все понял!
— Может, и понял. Он же хороший мужик. И умница, когда трезвый.
Как просто быть хорошим мужиком и умницей в придачу: пить, но время от времени протрезвляться, и по контрасту с пьяным состоянием поневоле покажешься в трезвые минуты и хорошим, и умным — другая точка отсчета.
Но сказал Филипп только:
— Вот и прекрасно, что умница.
— Да! Умней многих, которые о себе воображают!.. Так куда ты собрался?
— По делам разным, В Союз надо зайти.
Это, кажется, Ксану успокоило: что в Союз.
Всевозможными оргвопросами — и в первую очередь жилищными вопросами — в Союзе ведает неизменная Аркадия Андреевна. Казалось, сколько существует Союз, столько в нем сидит и ведает Аркадия Андреевна. Сменялись поколения шутников, и все шутили одинаково, что Аркадия Андреевна открывает пути в сады Аркадии. Филипп когда-то не выдержал и спросил Николая Акимыча, что это за такая Аркадия, но оказалось, что эрудиция старого водителя ограничивается петербургскими древностями; пришлось посмотреть в энциклопедии — оказалось, это не имя, а небольшая область в Древней Греции, которую почему-то принято было считать местом совершенно идиллическим. Стало быть, аркадскую идиллию
