всем встречным. И разозлился, потому что очередное ожидание оказалось особенно долгим: через узкую дверь прошло навстречу подряд человек двадцать, и никому не пришло в голову притормозить и дать дорогу ему. Разозлился и решил сделать опыт: в следующий магазин вошел не сторонясь и не пропуская встречных. И перед ним' расступились. Что и требовалось доказать: уступают дорогу тому, кто уверенно идет напролом! Повторил опыт — и опять ему уступили, но в спину получил: «Куда прешь? Хам! Понаехали в Ленинград — скобарье!» От незаслуженного оскорбления сжались кулаки. Это ему — «понаехали»?! Захотелось повернуться, ответить!.. Но Филипп сдержался. Во-первых, глупо ввязываться в скандал, а во- вторых, он же и попытался сыграть роль — ну не хама, но человека уверенного в себе, прокладывающего себе дорогу локтями. Вот и проложил…
Все были дома — и Ксана, и Николай Акимыч. Из комнаты отца в прихожую натек неизбежный ацетоновый запах — значит, опять моделирует. Надо ему все-таки сказать, чтобы лучше проветривал: действительно Ксане вредно при ее бронхите!
Филипп оставил покупки в прихожей — пускай Ксана разбирается — и зашел к себе переодеться, обороняясь от Рыжи, чтобы не слишком облапала приличный костюм, в котором ходил в Союз. Вошла Ксана. Сумок в прихожей она, кажется, не заметила.
— А, уже явился! А я так взмокла в кухне, что хоть тоже переодевайся. Да что толку, когда все равно уже остыла и продуло всю.
Филипп промолчал. Надо лечиться, а не жаловаться. Что толку жаловаться? Когда бежала кормить пьяного Ваню Корелли — не жаловалась!
— Когда весь организм подорван, чего теперь. Поздно. Когда выходишь на сцену через не могу — когда нибудь скажется! «У воды танцевала». Чтобы у воды танцевать, знаешь, сколько надо выкладываться?
С чего она сейчас?! Ну сказал Филипп когда-то по неосторожности, но сколько же можно об этом?! Филипп молча переодевался.
— А ты «Культуру» не видел сегодняшнюю? Почитай-ка! Тут статья про Гедду! — Голос Ксаны неожиданно стал торжествующим. — Помнишь, ты говорил, что Гедда не пел драматические партии? И так уверенно, что я даже усомнилась в себе: или я такая дура беспамятная? А он пел! Почитай-почитай! И Хозе, и Германа. Почитай! Вот, и никогда со мной не спорь!
Боже, что она вспомнила. Кажется, он действительно это говорил. Но чуть ли не год назад. Давно забыл. А Ксана, выходит, все время помнила. И ждала. И наконец дождалась, доказала свою правоту!
Когда полчаса назад в дверях магазина ему сказали в спину: «Понаехали в Ленинград — скобарье!» — Филипп не был так взбешен. Она права! Год ждала, не забывала — и все-таки последнее слово за ней!
Он сказал — нарочито спокойно:
— Позволь дать тебе совет. Если ты в чем-нибудь оказываешься права, никогда об этом не напоминай, никогда не говори: «А что я говорила!» Свою правоту нужно скрывать, напоминать о ней — дурной тон.
Она подхватила с азартом, почти радостно, точно ей давно хотелось выложить все:
— Если говорить о тоне, хорошем и дурном, таком и таком, я могу написать целые тома — от и до! Я училась тону у самой Ольги Леонардовны, а уж она была бы первой в любом высшем свете. Так что давай не будем о тоне, в хорошем тоне ты, мой миленький, понимаешь еще меньше, чем в балете! «У воды танцевала…» Давай не будем о тоне. И всегда ты цепляешься к каким-то мелочам, не говоришь о главном. Он, видите ли, оскорбился, что я сказала, что права! Да я, если хочешь знать, всегда сомневаюсь, потому и спросила когда-то про Гедду. Вот уж чего во мне нет! Можно сказать, попал пальцем в небо! Хотя я и права, конечно, почему же не сказать? Только я не о том. Вот уж что меня не трогает: права я или не права. Просто надо говорить о главном. А уж если говорить о тоне, хотя как понимать, что такое хороший тон?
Вопрос был безусловно риторический, но Филипп попытался вставить фразу:
— Хороший тон в конце концов — это умение не причинять неприятностей окружающим. Или хотя бы минимум неприятностей.
— Вот именно! А ты думаешь, ты ведешь себя всегда тактично? Ты не замечаешь рядом с собой другого человека, будто рядом пешка. Хотя мне все равно, я выше обид, я сама знаю себе цену. И многие уважаемые люди мне говорили хорошие слова. Замечали и говорили. До которых тебе расти и расти, и по части хорошего тона тоже. Все говорили, кроме тебя! Мне, может, и не надо, я выше этого. И твои друзья — думаешь, они всегда тактичные? А твоя Лиза? Я, конечно, ее уважаю за многое, но тоже она не всегда тактична, между прочим. Когда пришли тогда с твоим Федей. У нас был торжественный день. Ну может, не такой уж торжественный, но все-таки. И надо было встать и сказать: «Выпьем за нас!» А ты не встал и не сказал. Какие-то шуточки. Я тоже ценю шуточки, но не всегда. Мне не надо было этого тоста! — выкрикнула она, уже плача. — Не надо было этого тоста, но уж если говорить о тактичности!.. И твоя Лиза — она же знала, зачем пришла. Где же ее тактичность, хотя, может, у нее ичпрекрасные качества! Только чего ж ты с ней не ужился при ее прекрасных качествах?!.
В первую минуту Филипп не понял, о чем Ксана. А потом понял, вспомнил.
Они с Ксаной тогда официально зарегистрировались. Ничего у них не изменилось по сути, но — зарегистрировались. И дня через четыре после этого зашли Лиза с Федей. Зашли просто так. Редкий случай — и надо, чтобы совпало! Почти совпало. Свадьбы Филипп с Ксаной не устраивали: как-то смешно на третьем году совместной жизни. Но в первый день было четверо друзей. И на второй день еще четверо. Филипп тогда изобрел удачную фразу: «Мы известили государство о своих отношениях», — лучше же, чем объявлять гостям: «Мы поженились!» Но тех друзей — вот и Ваню с Лидусей — в первые два дня приглашали, хотя и не оповещая заранее, по какому поводу, и лишь за столом Филипп пускал в ход удачную фразу. А Лиза с Федей зашли случайно — и Филипп почему-то не решился сообщить Лизе новость, не произнес сакраментальную Фразу. А Ксана, оказывается, до сих пор думала, что Филипп их нарочно позвал по тому же поводу — позвал, они пришли, сели ужинать — и ни он, ни Лиза не удосужились упомянуть о событии. Действительно, если так представить, это выглядело неприлично… Лиза ни при чем: она ничего не знала, ну а Филипп — почему он не решился сказать Лизе, не решился произнести тост?! На что-то еще надеялся?! Не хотел оборвать последнюю нить?! Глупо, конечно…
— …Где же ее тактичность?! Да мне не нужны ее поздравления, даже хорошо, что она не поздравила, но где же тактичность? И ты не встал и не сказал. Думаешь, нашел пешку, которую задвинул на целый день на кухню…
— Ну знаешь, это уж…
— Удобную пешку, которая все делает и не вмешивается ни в какие дела. Не ее ума дело. Угощает твою Лизочку и при этом улыбается!
— Уж насчет того, что целый день…
— А что ты думаешь? Пешка остается пешкой? Хотя я не считаю унизительным быть пешкой. Без пешек короли голые! Но не хочу быть удобной пешкой, которую можно задвигать и передвигать. Я-то себе цену знаю, меня не отодвинешь просто так! Меня самые умные люди замечали, гораздо умнее тебя! Замечали, говорили хорошие слова… Сама Ольга Леонардовна. Кого она похвалила, не забудет всю жизнь!.. Да, замечали, говорили, только от тебя не дождалась ни одного хорошего слова, хотя мне и не надо. И так удобно теперь отмалчиваться. Я выговариваюсь, выворачиваюсь, а он отмалчивается!
— Но я как раз…
— Уж лучше молчи, чем молча отмалчиваться! Очень удобная позиция: отмалчиваться. Уж лучше молчи!
— Но я не смог докончить ни одной фра…
— Очень хочется услышать, что ты скажешь. Хотя я столько всего в жизни слышала, что ничего нового ты мне не скажешь!
— Но я как раз пыта…
— Молчишь и думаешь, что придумал удобный способ уйти от проблем! Мы никогда ни о чем не говорим, вечно играем в молчанку!
— Но и я хочу…
— Все время молчим дома! Когда гости, ты рассказываешь какие-то интересные истории, хо/я тоже
