повсюду, как мухи. И не пытайтесь утереть им нос на скалах, они вас в момент зацапают. Они перекрыли все тропинки, даже самые незаметные. Вот тут-то и надо знать, что делать. И за вашу монету я научу вас.
— Ладно, по рукам, — сказал Анджело. — Только если ты меня надуешь, не забывай, что я итальянец и у меня дурной глаз.
— Ну зачем же так? Мне нет никакого смысла надувать вас. Вы ничем не рискуете. А что до дурного глаза, так я тут уже давненько и всяких перевидал, не то что там итальянцев. Все проще простого. Надо быть здешним. Никого из нас они еще не поймали.
Слушайте. Отсюда идите по дороге на Сен-Сирис. Сначала дорога идет ровно, потом начинает спускаться. Спускайтесь, пока не увидите колокольню. Там остановитесь у фонаря; впереди плохое место: запросто можно окочуриться. Они там мрут как мухи. Только вчера вечером шестеро померли. Но справа от вас будет проселочная дорога на Байон. Туда и идите. Когда придете в Байон, увидите пруд, где полощут белье. В деревню не входите; поворачивайте налево и идите прямо. До самого Монже дорога свободна. Правильно, запишите это, мадам. Папаша Антуан не такой уж простак, как кажется, не в обиду вам будь сказано. Раз я тут с вами беседую, значит-таки, проскочил сквозь сети.
К вечеру вы доберетесь до Монже. Подождите до утра, чтобы убедиться, что вы точно у подножия Шаруй. Департаментская дорога слишком петляет. Идите до самой вершины по тропинке вдоль потока. А дальше и пятилетнему ребенку понятно, что нужно делать, чтобы обойти город, который остался далеко слева. Вот и все дела.
Они пунктуальнейшим образом выполнили все указания. Крестьянин же свернул на тропинку и исчез, пожелав им доброго пути. Маршрут его был безупречен. Увидев колокольню Сен-Сириса, они без труда обнаружили тропинку, начинавшуюся в порыжевшей траве под небольшой пинией. Таким образом, они благополучно обошли деревню Сен-Сирис, где царила красноречивая тишина.
«Если бы не советы этого крестьянина, мы бы прямиком явились в это прелестное место успокоения».
С тех пор как они покинули плато и пошли по бегущей вниз дороге, пейзаж полностью переменился. Приветливые деревья, золотистые липы и пурпурные клены плотной изгородью стояли вдоль дороги, окружали рощами поля, а дальше виднелись виноградники, луга и серые квадраты земли, распаханной на склонах холмов, увенчанных сосновыми лесами.
Деревенька, мимо которой они ехали, повисла где — то наверху на склоне плато и радовала взор балюстрадами, фризами, розовыми гофрированными крышами, беседками из виноградных лоз, крепостными стенами, башенками, белоснежными лестницами и осенней бронзой вязов на небольших площадях. Сквозь великолепную кованую решетку колокольни виднелись переплеты окон небольшого сельского замка, венчающего холм своими наивными зубцами и тонкими кипарисами на террасах.
— Мне что-то не нравятся эти птицы, — сказала молодая женщина. — Они заполонили всю деревню, расселись на крышах. Посмотрите, их полно на балконах. Это ведь не черные тряпки развешаны на веревках, а вороны, наверняка похожие на ту, что бросилась на меня, когда решила, что я наконец согласилась умереть.
К счастью, вплоть до Байона они ехали по совершенно пустынной местности. Они огибали множество невысоких холмов, один прелестнее другого. Открывавшееся за каждым поворотом зрелище пылающих королевским пурпуром и золотом рощ, окруженных редко разбросанными соснами, казалось почти неправдоподобным. Около поля овса они сделали небольшую остановку, чтобы покормить лошадей. Они не стали готовить чай, а закусили черствым хлебом с одной или двумя горстями сахара, хотя и подумали, что от этого у них могут вывалиться зубы.
К ночи они прибыли в Монже. Упало несколько крупных дождевых капель. Они очень устали.
Деревня, построенная на пересечении большого количества узеньких проселочных дорог, казалась здоровой и благополучной. И пеший, и конный путник мог найти себе здесь пристанище.
Вопросы Анджело, похоже, не слишком удивили хозяина постоялого двора. Он сказал, что зараза — это все глупости, что здесь никто не умирает, кроме стариков, естественно. Есть, конечно, люди, которые боятся, и это немного мешает вести дела, но в общем по эту сторону горы бояться нечего. И добавил, что у него есть чистые комнаты.
— Очень хорошо, — сказал Анджело, — мы об этом еще поговорим, а сейчас покажите мне вашу конюшню.
Пошел дождь. Лошадей привели в большой сарай, предназначенный для возов и телег с товарами. Сейчас он был пустым, гулким и темным — горевший фонарь освещал лишь одну его часть.
— Вот что мне надо, — сказал Анджело, подходя к яслям. — Насыпьте сюда две меры сухого овса и принесите восемь охапок соломы: пять для лошадей и три для меня.
— Это нехорошо с вашей стороны, — вкрадчиво сказал трактирщик. — Вы, кажется, боитесь, что ваших лошадей могут увести? Может быть, вы мне не доверяете? Лучше уж скажите прямо.
Он подошел к Анджело. Это был коренастый горец.
— Когда я не доверяю, — ответил Анджело, — я этого не скрываю. Я, кажется, ясно тебе все объяснил. Делай то, что я сказал, в накладе не останешься. Я думаю и делаю, что хочу. А ежели мне придет в голову передумать, то твоего разрешения я спрашивать не стану. А теперь отойди-ка малость и слушай, если хочешь свое заработать.
— Вы, может быть, субпрефект, сударь? — спросил трактирщик.
— Не исключено, — ответил Анджело, — а потому насади на вертел пару цыплят, а пока они будут жариться, приготовь дюжину яиц всмятку.
— Вишь куда хватил, — сказал трактирщик. — Это вам влетит в копеечку.
— Не сомневаюсь, — ответил Анджело. — Жалованье субпрефекта позволяет такие траты. Если у тебя есть помощник, пришли его ко мне, пусть займется багажом.
Появилась девушка, но, правда, очень крепко сбитая и вполне способная выполнять мужскую работу. Она и занялась лошадьми.
— Что делает молодая дама наверху? — спросил Анджело. — Кто-нибудь ею занимается?
— Это ваша жена?
— Да.
— Это вы подарили ей ее большой перстень?
— Да, я.
— Какой вы добрый.
— Да, я очень добрый, особенно когда мне оказывают услуги. Скажи, тут есть холера? — И он дал ей монету в сорок су.
— Немного.
— Немного, это сколько?
— Двое.
— Когда?
— Неделю назад.
— Вот что ты сделаешь, — сказал Анджело. — Здесь шесть франков. Пойди к бакалейщику и купи пять кило кукурузной муки, на два су — соли и на один франк — сахара. Все положишь вот сюда, под мое седло, в солому. Багажом я займусь сам.
Прежде чем вернуться в трактир, он удостоверился, что выйти из конюшни можно только через ворота, которые надежно закрываются железным засовом, и открыть его без шума невозможно.
Молодая женщина сидела у очага, где она кипятила воду для чая.
— Вам не холодно? — спросил Анджело. Он посмотрел на ее ноги: без сапог, в ажурных нитяных чулках, они были очень хороши.
— Ничуть.
— Я принес вашу сумку. Извините мне мою докучливость, но не найдется ли у вас там пары шерстяных чулок?
— Я могу смело сказать: нет. Никогда в жизни не носила шерстяных чулок.
— Начать никогда не поздно. В этой деревне зимы наверняка очень холодны, и я думаю, у бакалейщика найдутся шерстяные чулки. А пока мы вам их не купили, наденьте-ка мои. Они вам, конечно, очень велики, но это неважно, главное, чтобы ноги были в тепле.
