посторонних глаз сплошной зеленью кустов и раскидистых лип. До заключительного в этом сезоне представления «Здравствуй, лето!» осталось всего три дня. А у Кристины дел не перечесть.
Еще на остановке Кристина нацепила на нос очки. С простыми стеклами. Для строгости и солидности. Специально заказала в магазине «Очки для Вас».
Как только она вошла в вестибюль подскочила Машенька Лукьянова, самая маленькая в группе. Неделю назад впервые в жизни Машеньку вывезли на дачу. Судя по искрящимся глазам, окружающая природа вогнала ее в шок.
— КрисИванна! Я стиш написала! Сама!
— Читай! — распорядилась Кристина. В общении с малышами, она всегда принимала решения мгновенно.
Прикрыв глаза, и слегка покачиваясь, как заправская поэтесса, Машенька начала.
— Стиш! — громко уточнила она. И опять прикрыв глаза, продолжила:
И Машенька раскинула руки в стороны. Как эстрадная певица в конце выступления.
— Замечательное стихотворение! — мгновенно отреагировала Кристина.
— Правда?
— Замечательное. Передай бабушке, пусть запишет его на бумаге. Осенью отнесу его в какой-нибудь журнал. В «Мурзилку» или в «Веселые картинки».
Городская Машенька впервые в жизни провела несколько дней совсем в другом мире. Зеленом, до жути интересном. Незнакомый бесконечный зеленый мир наповал сразил девочку. Естественно, вспотевшие жуки и сражающиеся с котами пауки сами собой поперли из юной поэтической души.
— КрисИванна! Я еще другое наизусть выучила! Они не хотят, чтоб я читала, смеются, дураки. А я целый день учила. Почему им можно, мне фиг с маслом. Я что, хуже? Мама говорит, замечательное стихотворение. Мне тоже лучше всех нравится. Я тоже хочу!
— Какое стихотворение? Кто автор? — спросила Кристина.
В общении с малышами Кристина придерживалась самых строгих правил. Никому не давала поблажек. С этим неуправляемым племенем надо ухо держать востро, мигом сядут на шею. Переступая порог центра, Кристина застегивалась на все пуговицы, и на лицо надевала маску строгой недоступности. Но дети безошибочно чувствовали ее добрую душу и не обращали никакого внимания на ее строгости и запреты.
— Автор этот.… Ну, который… забыла фамилию! Мама говорит, очень замечательное стихотворение. Можно?
— Читай! — распорядилась Кристина.
Машенька опять закатила глаза к потолку и, скороговоркой, затараторила:
Кристина нарочито глубоко вздохнула, посмотрела на часы.
Девчушка замолчала, выпучила на Кристину свои и без того огромные темные глазищи. В них пульсировала целая гамма чувств. Затаенный восторг от свершившейся победы над своей застенчивостью, ощущение надвигающегося публичного выступления, бесконечная радость в связи с этим и затаенный страх перед возможным отказом. Все в одном флаконе.
— Машенька! Давай договоримся сразу! Сейчас июнь. Начало лета! — строго сказала Кристина.
— Нельзя!? — испуганно прошептала Машенька.
— Можно. Даже нужно. Ты обязательно прочитаешь это замечательное стихотворение. Но не в этот раз.
— Почему нельзя!?
— Машенька! Ты уже взрослая умная девочка. Стихотворение не совсем по теме.
— Всегда так. Им можно, мне никогда!
— Поговорим после занятий!
Кристине предстоял очередной вызов на ковер к начальнице.
Посещая высокий кабинет, Кристина нацепляла на лицо маску нейтральной доброжелательности. Хотя внутри у нее все бурлило и кипело. И само собой возникало конкретное и вполне четкое желание. Схватить со стола самый увесистый том К.Маркса и изо всей силы треснуть им по башке начальницу Ларису Васильевну. Та это чувствовала, и допросы ее становились все изощреннее, вызовы на ковер все чаще.
Том К.Маркса явно тосковал в бездействии.
— Нам необходимо найти консенсус!
Сурово глядя поверх очков, заявила Лариса Васильевна, едва Кристина переступила порог ее кабинета. При этом Васильевна стала до чертиков похожа на супругу вождя мирового пролетариата Надежду, свет, Константиновну Крупскую. В свое время Лариса на дух не приняла перестройку с ее гластностью. Последовавший затем либерализм с демократией, тем паче, люто возненавидела.
Суть конфликтности Ларисы с внешним миром заключалась, скажем так, в закоренелости ее сознания. Воспитанная райкомами и горкомами, резолюциями и постановлениями, приказами и установками сверху, выйдя на пенсию, не найдя своему могучему общественному темпераменту достойного применения, Лариса возглавила «Центр детского творчества». Коммунисты, как известно, погибают, но не сдаются.
Лариса, свет, Васильевна набрала себе группу из особо неблагополучных детей, личным волевым решением повязала на немытые шеи красные галстуки. И принялась вколачивать в их пустые головы идеалы светлого коммунистического завтра.
Короче, линейки, горны, барабаны, стихи о детстве вождя, звонкие песни про отряд, который «шел по берегу, шел издалека. Шел под красным знаменем командир полка».
Взвейтесь кострами, синие ночи! Мы — пионеры, дети рабочих!
Как ни странно, поколению «Пепси», уже нюхнувшему клея «Момент» и хлебнувшему пива «Клинское» и не только его, все это до чертиков понравилось. Бомжующих при живых родителях детей в этом возрасте можно повернуть в любую сторону. Красные галстуки орда Ларисы не снимала, даже сшибая мелочь возле метро у прохожих после занятий.
Амбициозная Лариса мечтала пригласить на одну из линеек самого Зюганова. А там и до посещения Мавзолея рукой подать. Чем черт не шутит.
Таковой вкратце была группа отроков Ларисы, свет, Васильевны.
Кристина мечтала найти богатого спонсора, который купил бы всей ее ватаге билеты в Большой
