— Вытирай теперь за тобой! — недовольно пробурчал Леонид.
Он достал из скрипучего платяного шкафа большое махровое полотенце, перекинул его через плечо и, схватив Надю за руку, решительно потащил ее через темный узкий коридор прямиком в ванную.
Газовая колонка конца шестидесятых безусловно гениальное изобретение человечества. Открутил кран, полилась холодная вода. Чиркнул спичкой, потянул на себя рычажок и готово дело. Тут же польется из крана горячая. Плещись в свое удовольствие. Можешь даже заплыв кролем или брасом устроить, если размеры ванной позволяют. Регулировать силу струи и температуру воды проще простого. Манипулируй рычагом горелки и дело в шляпе.
— Раздевайся! — не оборачиваясь, приказал Чуприн.
Надя послушно начала стаскивать через голову насквозь промокший свитер. Не без трудностей, но все-таки справилась с этим нелегким занятием. Чуприн даже не смотрел в ее сторону. Подставив под струю воды указательный палец, регулировал напор воды и ее температуру.
— Совсем раздеваться? — спросила Надя.
— Будешь принимать душ в джинсах? — в свою очередь поинтересовался он.
Оба уже разговаривали почти в полный голос. У газовой колонки образца конца шестидесятых есть еще одно неоспоримое преимущество. В процессе работы она гудит, как набирающий силу двигатель небольшого самолета «Кукурузник». Можно не опасаться, что какая-то там глуховатая соседка что-то услышит. Ничего она не услышит. Даже если приникнет ухом к стенке.
— Тебе необходима горячая ванна. Иначе простудишься. Заболеешь и умрешь.
— Бедная я, бедная! — хихикнула Надя.
Она стояла, прислонившись спиной к холодной кафельной стене ванной. В лифчике и джинсах. И по-прежнему дрожала. Как осиновый лист на осеннем ветру. Или точнее, как домашняя собачонка, напуганная приближением грозы.
— Раздевайся, я не смотрю, — повторил Леонид.
— И напрасно! — ответила Надя.
Леонид взял в руки пластмассовую пробку на цепочке и тщательно заткнул ею дырку в ванне. Надя начала стаскивать с себя прилипшие мокрые джинсы. Кроссовки она успела скинуть еще в комнате. Облокотившись спиной о холодную кафельную стену, она довольно удачно вынула из джинсов одну ногу. Со второй дело обстояло значительно сложнее. Стоя на левой ноге, Надя начала стягивать с правой вторую штанину. Как кожуру с молочной сардельки фабрики «Миком». Тут определенный навык иметь надо. В какой-то момент Надя потеряла равновесие, покачнулась и, вскрикнув, ткнулась лицом в спину Леонида.
Чуприн вздрогнул, медленно повернувшись, взял ее за плечи, слегка встряхнул и поставил в строго вертикальное положение.
— Мочалка на полке. Мыло там же. Потом вот… — кивнул он в сторону вешалки, — наденешь мою байковую рубашку. Она чистая и очень теплая, — хмуро добавил он.
— Не сомневаюсь, — поддержала его Надя.
— Я пошел. Запрись на крючок. Мало ли…
— Действительно! — согласилась Надя. — Вдруг какой злой разбойник Бармалей вломится без стука. Или соседка.
— Ладно. Давай! — вполголоса закончил Леонид.
И он решительно вышел из ванной. И плотно прикрыл за собой дверь.
Надя вернулась в комнату через полчаса. Чуприн лежал под одеялом и при резким свете настольной лампы, повернутой от стола к изголовью тахты, сосредоточенно читал объемистую книгу. Что-то о древнем Египте.
— Ложись! И спи! — не поднимая головы, приказал он.
У противоположной стены уже стояла аккуратно застеленная, с матрасом, простыней, подушкой и байковым одеялом, (все как в лучших домах!), раскладушка.
Надя бесшумно на цыпочках подошла к раскладушке, так же бесшумно, (ни одна пружинка не скрипнула!), юркнула под одеяло.
За окном по-прежнему лил унылый дождь. На всю ночь затеялся, не иначе.
— Поговорим о чем-нибудь? — спросила она через некоторое время.
— Закрой глаза и спи!
— Нам воспитательница на ночь всегда сказки рассказывала, — нейтральным тоном сказала Надя.
— Какая еще воспитательница?
— Я одно время проживала в заграничном пансионе, — вздохнула Надя. — Для детей дипломатических работников. Там воспитательница была.
Леонид ничего не ответил. Только резко перевернул очередную страницу. Но читать в подобной обстановке он не мог. Не мог сосредоточиться. Потому уже через минуту отложил книгу и, протянув руку к настольной лампе, щелкнул выключателем.
— Спокойной ночи! — сказал он уже в полной темноте.
— Не уверена! — нагло ответила Надя.
Чуприн уже начал задремывать, когда почувствовал, (именно, почувствовал! В темноте ни черта видно не было! И он пропустил момент, когда Надя бесшумно поднялась с раскладушки и присела на край его кровати!), что она совсем рядом.
Он услышал только ее прерывистое дыхание. И шепот:
— Леня! Ты не спишь? Мне холодно! Согрей меня, пожалуйста!
Леонид Чуприн не был «железным Феликсом». Любой на его месте поступил бы точно так. Он чуть отодвинулся к стене. И она мгновенно оказалась у него под одеялом. И мгновенно начала осыпать его лицо неумелыми короткими поцелуями.
— Я о тебе мечтала всю жизнь! Ты — мой мужчина!
«Будь все проклято!» — подумал Чуприн. И больше он ни о чем подумать не успел.
Ох, как жалобно скрипела всеми пружинами и стонала на разные голоса тонкими брусками перекладин старенькая тахта! И в страшном сне не могла она, смастеренная и собранная умелыми руками бригады № 2 на мебельной фабрике № 3 в 1978 году от Рождества Христова, представить, что в конце ее многотрудной, полной переездов и бестолковых перестановок, жизни ей предстоит еще подобное нелегкое испытание. На ее месте любой бы кожаный массивный диван представительского типа не выдержал бы, дрогнул. И рассыпался бы на части. А она стойко терпела.
Скрипела, трещала и жалобно взвизгивала. И в этих звуках лейтмотивом звучала только одна мольба: «Не мучайте меня, изверги! Я не могу больше!». Если бы она умела, то заорала бы во всю мощь пронзительным голосом примадонны российской эстрады Аллы Пугачевой, «Эй вы, там-м, наверху! Я больше не могу терпеть!!!». Но само собой разговаривать бедная тахта не умела. Тем более кричать голосом Пугачевой. Оставалось одно. Терпеть и ждать. Когда это сумасшествие закончится.
Но этим двоим, голым и бесстыдным в своей страсти, было абсолютно наплевать на все мольбы, просьбы и увещевания какого-то там неодушевленного предмета. Они были заняты исключительно друг другом. Точнее, их вовсе не было в этой тесной комнатушке. В эти мгновения они, то взлетали высоко- высоко, над горными кряжами и зелеными долинами, то в следующий миг летели в черную пропасть. Чтоб еще через миг опять взлететь на недосягаемые высоты. Туда, туда, выше облаков, выше самого неба!
Все кончается в этой жизни. Даже безумные порывы внезапной страсти.
Чуприн лежал на спине и согнутой в локте рукой закрывал лицо. Он ощущал себя полнейшим ничтожеством.
«Подлая тварь! Ведь ты догадывался, подозревал, что она еще девочка! Совсем ребенок! Подлая эгоистическая тварь!».
В комнате было совсем темно. Только по потолку в отблесках света из окон соседнего дома напротив едва заметно шевелились причудливые тени от ветвей деревьев.
— Я люблю тебя! С первого взгляда! А ты?
Леонид Чуприн молчал.
