выражение равнодушие и безразличия. Если честно, несколько демонстративное выражение. Письменный стол перед ней был девственно чист. И пуст. Ни пишущей машинки, ни рукописей, ничего. Обычный обеденный стол, покрытый цветастой клеенкой. Только в правом углу возвышалась стопка книг.
После признания, неожиданно вырвавшегося из нее, по поводу «черного человека», Леонид ни разу, ни словом, ни взглядом не напомнил ей об этом. Будто этого не было вовсе. Их отношения застыли на какой-то мертвой точке. Ни туда, ни сюда. Не жена, не любовница. Так, приходящая женщина. Правда, в постель затащил сходу, она и сообразить не успела. Очухалась только утром.
Кто в этом виноват? И что теперь делать?
В коридоре пронзительно зазвонил телефон.
— Возьми трубку!!! — донесся из кухни крик Чуприна.
Татьяна по-прежнему сидела, не шелохнувшись, как египетский Сфинкс. Телефон продолжал звонить. В «кабинете» появился Леонид. В одной руке горячая сковородка, в другой горячий чайник. Едва наступая на ногу в гипсе, приблизился к столу.
— Возьми трубку! — жестко сказал он. — Не видишь, у меня руки заняты!
— Что я должна отвечать? — встрепенулась Татьяна.
— Откуда мне знать! Посылай всех… куда подальше!
Татьяна понимающе кивнула головой. Но не встала, к телефону не пошла. Была в каком-то ступоре. Чуприн, балансируя у стола на одной ноге, попытался локтем отодвинуть книги и поставить на их место сковородку. Естественно, уронил стопку книг. Они посыпались на пол с шумом и грохотом.
Челкаш встал на тахте во весь рост, демонстративно отряхнулся, спрыгнул на пол и, не оглядываясь, ушел в дальнюю комнату. Смотреть на кошачьи игры ему было противно. Никакого самоуважения.
Леонид поставил в самый центр стола чайник, перед Татьяной грохнул на подставку сковородку с шипящей яичницей. Прихрамывая, вышел в коридор.
— Абонент вне зоны досягаемости! — рявкнул он в трубку.
Ушел на кухню, через секунду вернулся в «кабинет», поставил перед Татьяной тарелку, чашку, вилку. Шмякнул на ее тарелку увесистый кусок пережаренной яичницы. Пристроился сбоку на стуле, с аппетитом начал поедать свою порцию прямо из сковородки.
— Копай! — кивнул он Татьяне. — При твоей работе необходимы калории.
— Спасибо, не хочется, — ответила она.
— Ешь! Я сказал!!! — рявкнул Чуприн, набивая себе полный рот.
Татьяна вздрогнула, будто ее ударили током высокого напряжения.
— Не кричи на меня… пожалуйста!
— Думаешь, почему американцы все такие веселые и здоровые?
— Не видела ни одного американца живьем.
— Каждое утро едят яичницу.
— У меня от яиц аллергия. Я пойду красными пятнами.
— В каких местах? — строго спросил он.
— По всему телу.
— Вечером разберемся, — мрачно пообещал Чуприн.
Он насильно всунул ей в руки вилку, в другую кусок хлеба, пододвинул тарелку с яичницей прямо ей под нос. Сам с аппетитом принялся уничтожать яичницу в сковороде. Татьяна начала вяло ковырять вилкой.
— Мы с тобой как муж с женой, — горько усмехнувшись, вздохнула она.
Чуприн не ответил. Скорчил какую-то неопределенную гримасу.
— Кстати, сколько тебе лет? — неожиданно спросила она.
— Восемьдесят шесть! — без запинки ответил Леонид. В ответ на удивленно вскинутые брови Татьяны, пояснил. — В нашей стране год надо считать за два. Кушай, кушай!
— Ты добрый! — вздохнула Татьяна. — Другой бы меня в окно выбросил. Вслед за «Эрикой». Я тебе приношу одни неприятности.
Чуприн отрицательно помотал головой.
— У меня самого скверный характер.
— Ты добрый! — возразила Татьяна. — Наивный и непрактичный.
— Я недобрый человек!
— Нет, нет, ты добрый!
— Только не начинай все сначала, ладно? Стрижено, — брито, черное, — белое!
— Мы наверняка родились под одним знаком. Я — Стрелец, а ты кто?
— Козел, — усмехнулся Леонид. — Недавно на автобусной остановке подкатился к одной девице. По привычке, не больше. Знаешь, как она меня отбрила? «Посмотри назад! У тебя из задницы песок сыплется! Старый козел!».
— Не разделяю подобного мнения! — сухо откомментировала Татьяна.
— Тебя что, сильно обидели в детстве? — поморщившись, спросил Чуприн. — Чем ты постоянно недовольна?
Татьяна отодвинула от себя тарелку, благодарно кивнула. Достала из сумки платочек, аккуратно промакнула губы. Посмотрела на часы, вздохнула.
— У меня было счастливое детство. Как у всех советских детей.
— На работу опоздаешь, — буркнул Леонид.
— Я вот смотрю на тебя, и знаешь, у меня возникает странное чувство…
— Догадываюсь какое.
— Выслушай сначала! — повысила голос Татьяна. — Почему ты постоянно перебиваешь? — несколько секунд она молчала. Потом продолжила, — Однажды, еще в детском саду. В нашей группе появился один мальчик. Высокий такой, худенький. Как сейчас помню…. Он был чуть старше. Его перевели из другого детского сада. Так вот. Он сразу начал всех терроризировать! Отбирал игрушки, конфеты. Мы его прозвали — Фриц!
Леонид удивленно вскинул брови, быстро взглянул на Татьяну каким-то странным взглядом. Будто она произнесла вслух нечто крайне неприличное.
— Меня он особенно невзлюбил, — вздохнув, продолжила Татьяна. — Помню, подошел ко мне и вдруг говорит: «Если не будешь отдавать мне свое печенье и конфеты…»
— «…засуну тебе в трусы целый пук крапивы! Целый месяц сидеть не сможешь!» — продолжил Чуприн. И громко засмеялся. Откинул голову назад и начал, смеясь, раскачиваться на стуле из стороны в сторону.
— Откуда-а… ты-ы… знаешь!? — понизив голос, прошептала Татьяна.
Леонид продолжал смеяться. Громко и весело. От души.
— Я тоже, знаешь… детство не на Луне провел. Я тоже, представь себе, ходил в детский сад…
— Около кинотеатра!? — потрясенно спросила она.
— За углом… — смеясь, кивнул Леонид. — Между поликлиникой и аптекой.
— Да, да.… Во дворе две скамеечки…. Песочница…
— И грибок от дождя, — поддержал Чуприн. — Меня перевели из другого детского сада. Помню.… Была там одна такая…. Воображала! Ее так и звали — «Воображала, хвост поджала!». Очень она мне на нервы действовала. Всю дорогу что-то жевала, жевала, как корова. А я в детстве все время жрать хотел. Я ей так сразу и сказал: «Если не будешь делиться по-товарищески, засуну тебе в трусы целый пук крапивы! Целый месяц сидеть не сможешь!». Подействовало! — весело закончил он.
Татьяна долго молчала, подозрительно смотрела на Чуприна. Тот, как ни в чем, ни бывало, налил в чашки кипяток, кинул в них по пакетику «Липтон».
— Фриц!? Неужели это ты!? — ошарашено спросила она.
— «Я с детства не любил овал! Я с детства угол рисовал!» — уклончиво ответил Леонид Чуприн.
— Я очень боялась, что не смогу целый месяц сидеть.
Чуприн неопределенно хмыкнул, пожал плечами. Отхлебнул из чашки глоток чая. Поморщился, добавил еще одну ложку сахарного песку. Татьяна опять долго молчала. Недоверчиво прищурив глаза, следила за каждым движением Леонида.
