Главное — сознание, что есть где-то в сумасшедшем мире родное существо… Не мог же рассчитывать на твое предательство, и в какую минуту!..
«Предательство» звучало слишком сильно.
«Явился с какой-то шлюхой, — возмутился Андрей, — и выдает декларации на темы морали».
— Признаю. Ты многое в меня вложил… — «Предательство» — на это хотелось ответить посильнее: — Да, признаю. Но я хорошо помню, ты рассказывал мне и в детстве и не так давно, что если б не Советская власть, то ты, круглый сирота, ходил бы всю жизнь в пастухах…
— Да уж точно, — подтвердил отец.
— Она-то вложила в тебя и в таких, как ты, воистину все: и кровь миллионов людей, и хлеб, и деньги, — торжествующе продолжал Андрей. — И тоже могла бы рассчитывать, что вы ее не предадите.
— Что?! — вскинулся отец.
— Ну, да! Тебя, как и иных прочих, поставили на высокие должности, вам доверяли государство. А вас это измельчило до того, что основным критерием стал собственный карман. Вы же элементарно грабили. Один на своем предприятии создает недостаток, другой на базе запасает избыток этого недостатка, третий реализует черт знает по каким ценам, четвертый прикрывает все высокими словами… Вот и прибыль до тысячи процентов. И без всякого риска. Надо только четко расставить своих людей… А кто, не дай бог, против, тот против всех основ…
— Ну! Ну! — угрожающе проговорил отец. — Не рано ли тебе рассуждать о таких материях со своей чистенькой совестью? Много ты понимаешь! Ты для себя запомни, что у тебя совесть тоже с пятнышками… Одна твоя золотая медаль сколько стоила. Думаешь, из трех классов не было достойнее кандидата?..
— Учебу не трогай, — сказал Андрей. — Учился и учусь я честно…
Сидя на диване, отец стал раскачиваться всем туловищем. Андрей видел, что ему тяжко. И появилось желание вытащить учебник, в котором середина была вырезана и там-то покоились сберегательные книжки, вытащить и сказать: «Да возьми ты свои деньги…» Но он снова заставил себя подумать о той молодой женщине, которая, возможно, гуляла где-то по фойе, дожидаясь отца. И предположение это было как свидетельство того, что отец ему врет…
Внезапно отец опустился на колени.
— Андрюша! Мы не о том! Клянусь тебе, чем хочешь! Мне нужны, — отец резанул ладонью поперек горла, — вот так нужны эти деньги. Нужны. Сынок!
Андрей чувствовал, как душит его молящий взгляд отца, и, желая освободиться от подступающего к горлу комка, сказал, покровительственно растягивая слова:
— Ну, зачем этот театр?..
Отец постоял еще на коленях, поднялся, провел ладонями по брюкам, произнес с трудом:
— Спасибо тебе.
Андрей отвернулся к окну, всем существом ожидая, что отец бросится на него… Но ничего не произошло. Хлопнула, правда, довольно сильно дверь. Отец ушел.
Андрей послонялся по комнате, пытаясь успокоиться. Но успокоение не приходило, хотя он твердил себе: «Он врал, конечно же, врал. Я отдал бы ему эти деньги, а он купил бы своей твари еще какие-нибудь драгоценные побрякушки, или кооперативную квартиру, или чем там принято расплачиваться с молоденькой любовницей престарелому покровителю… Машину бы он ей купил! А я бы куковал на свою повышенную стипендию. Нет уж! Конечно же, он мне отец. Однако что такое кровное родство в наше время? Не более чем случайность, игра природы. Оттого что рвутся родственные узы, человек мало меняется, просто исчезают такие свойства, которые прежде казались абсолютными… Иначе и жить было бы нельзя, слишком жесткие требования к нашей способности адаптироваться в быстро меняющемся мире предъявляет современность… — Он думал так, а между тем пустота одиночества наваливалась на него, и жалость к отцу казнила, и мечталось, что он сейчас вернется. — Чертовы деньги!..»
Ему захотелось как-то разом растратить их, от них избавиться…
Андрей пошел, посмотрел на факультете расписание второго курса. Он увидел, что Алена освободится через час, и решил во что бы то ни стало дождаться ее. Обычно она выходила со стороны клубной части. Он спустился туда и принялся расхаживать у гардеробов. Никогда ему не доводилось ждать кого-нибудь так долго, а если бы пришлось, он через десять минут потерял бы, наверное, всякое терпение. Сейчас же он ни разу не взглянул на часы.
Вертушечные двери у входа, как лопасти турбин воду, перемешивали перед его глазами лица, одежды, обрывки разговоров. Он ходил взад и вперед в распахнутой куртке, своим сосредоточенным ожиданием словно объединяя их. Но эти же мимолетные впечатления разрушали все то, что он готовился сказать Алене.
Глаза у него подустали от мелькания людей, и Андрей заметил Алену лишь когда она уже подавала номерок седоватому худому гардеробщику с орденской планкой на отвороте черного халата. Андрей подошел, почти выхватил из рук гардеробщика Аленину куртку и раскрыл за ее спиной на уровне плеч.
— Прошу, Елена Всеволодовна, — сказал он вопреки желанию насмешливо.
— Здравствуй. — Она оделась, кивнула ему: — Спасибо. — И взяла с барьерчика портфель.
Андрей хотел предложить ей пойти к нему в общежитие, был готов уговаривать ее, но остановило выражение спокойной отрешенности на Аленином лице.
— Я провожу тебя? — в форме вопроса осторожно предложил он.
— Как хочешь, — ответила она, задумалась на секунду и улыбнулась: — Да, мне лучше пройтись.
Они спустились по ступеням клубной части и не спеша пошли к метро. Солнце было на закате. Задувал привычный около здания университета ветер. На газонах среди прошлогодней скрученной и пожухшей листвы и ярко-зеленой, но как бы повялой, новой травы лежал еще кое-где грязный сухой снег.
Молча Алена и Юрьевский прошли почти половину пути, когда Андрей наконец решился:
— Я хотел поговорить с тобой серьезно.
— О чем?
— Я хочу… — Он обогнал Алену на шаг и встал перед ней. — Давай не на ходу. Я хочу сделать тебе предложение…
Алена с каким-то недоумением посмотрела на него и попыталась обойти, словно неодушевленное препятствие. Андрей не пропустил ее.
— Нет! Вполне официальное, — сказал он. — На полном серьезе предлагаю руку и сердце. Вот рука, — протянул он Алене руку. — А сердце где-то там, — он похлопал себя по груди.
Алена молчала. И ему показалось, она слушает его. Он отбросил насмешливый тон и заговорил со страстью:
— Без тебя я жизнь не мыслю. Нет тебя — и ничего этого, — он обвел вокруг взглядом, — тоже нет… Я и с мамой твоей говорил, как положено по обычаю. Ирина Сергеевна не против. Думаю, у Всеволода Александровича тоже не будет возражений…
— Всеволод Александрович, Ирина Сергеевна, — сказала Алена. — Я и говорить об этом не хочу и слушать…
— Почему?! — крикнул он и топнул ногой. — Как ты не хочешь понять, у нас может сложиться замечательная жизнь… Ну, что ты желаешь? Машину? Будет машина! Кооператив? Купим! — Андрей пожалел, что не взял сберегательные книжки. — Ты верь мне….
— Ничего у нас не будет, — сказала она.
— Если б ты знала, чем я пожертвовал ради тебя! — вырвалось у Андрея. И ему пришла в голову мысль, что, по существу, он из-за нее не отдал денег отцу, не отдал ради того, чтобы у них после женитьбы сложилась более или менее нормальная жизнь. Мысль мелькнула только сейчас, но ему уже казалось: в ней, в этой мысли, и в его вере в Алену была основная и праведная причина, по которой он отказался вернуть деньги отцу.
Алена досадливо поморщилась, и Андрею пришлось уступить ей дорогу и пойти рядом.
— Я знаю, женщины презирают мужчин, для которых любовь — все, можешь презирать меня, но объясни: почему?!
— Поздно уже, — сказала Алена.
