около десятки. Дальше: «Отрываемся от них!» — командовал Леонид Ильич своему шоферу, имея в виду машину охраны, следовавшую за его «ЗИЛом». Они «отрывались», по пути на дачу заезжали в какой-то сельский магазин, стоявший у дороги, охранник бежал за водкой, потом их «ЗИЛ» сворачивал на лесную полянку, где охранник и шофер «тянули стакан за стаканом, а Леонид Ильич с вожделением смотрел им в рот, так как ему пить запрещали врачи и Виктория Петровна». В той же статье было написано, что эти сцены повторялись каждую неделю.
Что мы могли? Подать на автора в суд? Потребовать — уже официально, — чтобы этот человек показал бы тех самых «охранников», которые стали «жертвой» пьяного разгула Генерального секретаря ЦК КПСС? У меня был разговор с Галиной Леонидовной на эту тему. Решили «не опускаться». А статьи посыпались на нас, как град. Теперь я думаю — напрасно мы не отвечали. Надо было бы все-таки защитить честь близкого нам человека. Что ж лучше, наверное, поздно, чем никогда. В связи с этой и рядом других статей, в которых еще встретятся, я уверен, аналогичные «подробности», позволю себе честно рассказать об одном эпизоде, который действительно был.
Как-то раз, в субботу, кто-то из моих и Галины Леонидовны друзей пригласил нас в «Арагви». Не помню, какой был повод, кажется, «круглая дата», отказаться неприлично, нас там очень ждали, но суббота — это «родительский день». Как же быть? Посоветовавшись с друзьями, мы решили «перехитрить» Леонида Ильича. После обеда он обычно уходил отдохнуть. Обед всегда кончался где-то около трех часов, а спал Леонид Ильич до половины шестого — шести. Вот мы и решили: как только он пойдет отдохнуть, мы быстро «смотаемся» в «Арагви», чуть-чуть посидим с друзьями, засвидетельствовав им свое уважение, и так же быстро вернемся на дачу, благо это недалеко. Сказано — сделано. Но праздник есть праздник, я все-таки выпил пару рюмок, а Леонид Ильич, видимо, это все понял. Или он видел, как отъезжала машина «Волга». Хорошо, садимся ужинать. Вдруг Леонид Ильич обращается к домработнице: «Зина, будь добра, принеси бутылку «Зубровки» и фужер». Виктория Петровна вздрогнула. Я молчу. Зина приносит «Зубровку», Леонид Ильич наливает фужер: «Пей!» Я махнул. Закусили. Леонид Ильич наливает второй фужер: «Пей!» Я еще раз выпил. Тут он как стукнет кулаком по столу: «Ты что, если хочешь выпить, дома это не можешь сделать?» Вот так. Мораль проста: не светись на людях, не забывай, в какой семье ты живешь!
И вот я читаю «Московскую правду». Несутся машины с Генеральным секретарем ЦК КПСС до сельмага! У меня возникает вопрос: а не больной ли человек писал эту статью? Кому нужна такая профанация?
В 1985–1987 годах хлынула целая лавина этих статей. Интересный все-таки народ — журналисты. Как попала «горячая» тема, так давай! Значит теперь будем всех и вся полоскать. «Застойный период», «брежневщина». Галина Леонидовна реагировала молча и гневно. Кому она могла писать? Когда все превращается в самую настоящую идеологическую кампанию, когда идет постоянный мощный «пресс», то кто же перед ним устоит? Одна — сломанная, больная женщина, другая — не может очнуться от потрясения, происшедшего с мужем, матерью, отцом. Ну о чем тут можно говорить? Через своих товарищей, занимавших различные должности в партийном аппарате, я пробовал каким-то образом влиять на приток этих статей. Но все только разводили руками — время такое, ты же видишь, что делается! Возникает только один вопрос: а зачем? Ведь государство от этого крепче не становится. Обстановка в обществе не нормализуется. Наоборот, становится все хуже и хуже. Надо же быть хотя бы элементарно мыслящим человеком: на «негативе» невозможно построить новую государственную платформу, «негатив», искусственно созданный, будет также искусственно подтачивать ее изнутри. Всегда!
Другая деталь: все подарки, которые в день 70-летия Леонид Ильич получил от делегаций республик, обкомов, крайкомов и отдельных граждан, были переданы им в Управление делами ЦК КПСС. Незначительная часть этих подарков, наиболее ему понравившихся, осталась на даче: это были удачно сделанные охотничьи трофеи, декоративные панно — но Леонид Ильич обо всем этом быстро забывал. Единственное, что он не передал в Управление делами ЦК, так это подарки, преподнесенные родственниками и близкими друзьями.
Чтобы избежать пересудов, сразу скажу, что на 70-летие мы с Галиной Леонидовной подарили Леониду Ильичу хорошие золотые запонки.
Я думаю, что и Ставропольский край тоже не оставался в стороне, но что они дарили — не знаю, в общем-то, меня это мало интересовало.
А вот сам Леонид Ильич очень любил дарить подарки — но как? У него, к примеру, была маленькая записная книжечка, в которую были внесены дни рождения всех членов его охраны, кто ее писал, я не знаю, но такая книжечка была. По утрам, если только в этот день именинник по-прежнему нес службу, Леонид Ильич обязательно ему что-то дарил, какой-то скромный памятный подарок. Мне кажется, это лишний раз говорит о его человечности. И платил он за эти подарки не из государственной казны, а из своего кармана. Он вообще за все платил сам. У Леонида Ильича не было, насколько мне известно, «открытого счета» в банке, как об этом — зачем? — пишут сегодня наши газеты. Не знаю даже, получал ли он маршальские деньги, по-моему, нет. А зарплата у Генерального секретаря была, надо признаться, меньше, чем у меня — с учетом моих погон и выслуги лет. С какой суммы Леонид Ильич платил партийные взносы — не могу сказать. В шутку он мне не раз говорил, что я получаю денег больше, чем он, Генеральный секретарь ЦК КПСС. Думаю, что своя доля правды в этой шутке была…
В моем понимании Леонид Ильич был человеком общительным. Он никому не запрещал бывать у него, и все это хорошо знали. Не могу сказать, что среди членов Политбюро у него были близкие друзья, все-таки он старался поддерживать ровные отношения, но как я уже говорил, ближе всех к нему были Андропов, Устинов, Громыко и Черненко. Я никогда не спрашивал у этих людей, за что их ценил Леонид Ильич, но то, что ценил — было видно. В «домашние» часы Леонид Ильич никогда не посвящал меня в свои дела. Зачем? У меня был свой участок работы. Все остальное — лишь праздное любопытство, неуместное в том случае, если речь идет о государственных делах. То есть я могу лишь косвенно судить о том, как они общались. Разбирался ли Леонид Ильич в людях? Могу ответить утвердительно: да. Как посмотрит на тебя из-под густых бровей, так ему многое становилось ясно, и какие-то вопросы отпадали сами собой. Если человек обращался к Леониду Ильичу с какой-то разумной просьбой, и эта просьба казалось ему объективной, он помогал во что бы то ни стало. Но если же кто-то начинал приставать, то он всегда мог — достаточно твердо — поставить этого человека на место. Я уже говорил, что по отношению к семье это был очень добрый и мягкий человек — так вот эти качества распространялись и на тех людей, которые окружали Леонида Ильича. Он никогда не подчеркивал свое служебное превосходство, которым — в среднем звене — так тупо кичатся некоторые наши чиновники. Не помню, чтобы за какой-то просчет или проступок он мог одним, как говорится, махом лишить «проштрафившегося» человека всего, что он имел, если же, конечно, это были не уголовно наказуемые действия. Вот почему я утверждаю, что главная черта характера Леонида Ильича — доброта и человеческое отношение к людям.
Думаю, что мне он доверял. У нас были хорошие отношения. От него я никогда и ничего не скрывал. Свои маленькие тайны есть, конечно, у каждого человека, но перед Леонидом Ильичом я всегда был, как на рентгене.
Не думаю, если говорить честно, что я имел какое-то влияние на Леонида Ильича, да такой цели у меня просто не было. Возвращаясь из служебных командировок — а я обычно был в командировках по стране почти сто дней в году, — я всегда делился своими впечатлениями от этих поездок и рассказывал Леониду Ильичу все как есть. Я чувствовал, что он, скажем, не все знает и по Сургуту и по Нижневартовску, где я был. Не знаю, как сейчас, а в те годы там очень остро стояла проблема жилья; кроме того, была проблема с приобретением мебели. Леонид Ильич слушал с очень большим интересом. Когда я возвращался, всегда был вопрос: «Ну, как съездил?» И если я не рассказывал, то вопросы на этом прерывались. Все-таки он очень уставал на работе.
Знал ли Леонид Ильич об истинном положении дел в стране, скажем, с продовольствием? В полном объеме — не знал. Я могу ответить однозначно. По крайней мере, та информация, которой я делился по возвращении из командировок, была для него совершенно неожиданной. В первую очередь я имею в виду вопросы продовольственного снабжения страны. Как-то раз он позвонил мне на работу и попросил подготовить справку о Ценах на московских рынках, причем не на одном, Центральном, а на двух-трех. (Московское Главное управление внутренних дел тогда быстро подготовило такой материал.) Его, между прочим, вполне мог бы дать и горком партии, но Леонид Ильич обратился ко мне. Может быть, в какой-то степени он не доверял горкому, знал, что там могут «пригладить» информацию. Я же говорил все как есть,
