вежливо, но молчаливо. На рассвете яхта высадила его на пристань, где он и провел часа два до нашего прихода. За это время генерал успел узнать, что местность, в которую он попал, называется Мисурата. На получение этой информации он затратил уйму времени совместно с каким-то местным жителем. Название ничего не сказало Михаилу Ильичу, и он по-прежнему считал себя находящимся в Европе. Ему и в голову не приходило, что мафия способна на такое неслыханное коварство – вывезти его в Африку.
Однако мы быстро рассеяли его оптимизм.
– Мы в Африке. Хуже того, мы в Ливии, – скорбно сказал Черемухин, когда генерал предложил ехать в Рим, в наше посольство.
– Карту! – потребовал генерал.
Лисоцкий расстелил перед ним карту на камнях пристани, мы все опустились на колени и стали изучать наше нынешнее географическое положение. Генерал очень ловко обращался с картой. Чувствовался военный навык. Он достал многоцветную шариковую ручку и обозначил наш маршрут от Одессы до Неаполя красным цветом. В Мраморном море генерал поставил зачем-то кружок с крестиком. От Неаполя до Мисураты он провел две линии. Одну синим цветом, обозначавшим наш полет, а другую черным – через остров Сицилию. Это был его путь. Обе линии благополучно встретились в Мисурате. На точке пересечения генерал тоже поставил красный крестик. Карта приобрела конкретность и убедительность.
– Что же дальше? – спросил генерал, поднимаясь с колен.
– Поплывем в Александрию, – неуверенно сказал Черемухин.
– Постойте, – сказал Михаил Ильич. – Куда вам нужно в итоге?
– В Бризанию, – хором ответили мы с Лисоцким, чтобы тоже участвовать в решении нашей судьбы.
Генерал снова склонился над картой и самостоятельно нашел Бризанию. Потом он отыскал Александрию и провел от Мисураты до Бризании две линии. Одна шла зеленым пунктиром дугой через Александрию, а другая красным – напрямик до Бризании.
– Нуждаетесь в пояснениях? – спросил он. – Чистая экономия – полторы тысячи километров.
– Да здесь же Сахара! Сахара! – завопил Черемухин, стуча по красному пути пальцем. – Это же пустыня, елки зеленые!
– Паша, ты когда-нибудь форсировал Пинские болота? – сказал генерал мягко. – А я форсировал. Да еще пушки тащил... Ишь, чем испугать меня вздумал! Сахара!
– Михаил Ильич, – тихо спросил я, – вы тоже собираетесь с нами в Бризанию?
– А как же! – сказал генерал. – Вы же без меня пропадете в этой Африке.
– Понятно, – сказал я совсем уж тихо. Теперь я точно знал, что погибну где-нибудь в Сахаре, не дойдя до ближайшего оазиса каких-нибудь ста километров. Партизанские замашки генерала встревожили мою штатскую душу.
А генерал уже распределял должности.
– Паша, ты будешь моим замполитом, – приказал он. – Вы, Казимир Анатольевич, будете начальником штаба. А тебе, Петя, и должности не остается, – развел он руками, словно извиняясь.
– Я буду рядовым, – твердо сказал я. – Нужно же кому-нибудь быть рядовым.
– За мной! – скомандовал генерал и зашагал прочь от моря.
Замполит и начальник штаба нервно переглянулись и двинулись за генералом. Я пошел следом, считая на ходу пальмы. Солнце поднималось выше и выше, выжигая на земле все живое. Через десять минут мы достигли окраины Мисураты и остановились перед пустыней, уходящей к горизонту.
Справа, в полукилометре от нас, по пустыне передвигался длинный караван верблюдов. На некоторых из них сидели люди.
– Надо нанять верблюдов, – сказал генерал. – Там не все заняты, есть и свободные.
Мы побежали по песку к каравану, размахивая руками и крича, будто ловили такси на Невском проспекте. Первый верблюд, на котором кто-то сидел, величественно остановился и повернул к нам морду. Мы подошли к верблюду и разглядели, что на нем сидит молодая женщина в пробковом шлеме и белом брючном костюме. По виду европейка.
– Паша, говори! – приказал командир, отдуваясь.
– Простите, мадемуазель, это ваши верблюды? – спросил Черемухин по-французски. Затем он повторил вопрос на английском, немецком и испанском языках. Мадемуазель слушала, улыбаясь со своего верблюда, как дитя.
– Да, мои, – сказала она на четырех языках, когда Черемухин кончил спрашивать. – Впрочем, господа, вы можете не утруждать себя лингвистически, – добавила она по-русски. – Я знаю ваш язык.
«Опять! – подумал я с тоской. – Интересно, есть ли за границей иностранцы?»
– Дайте мне руку, – приказала незнакомка, и Черемухин с Лисоцким бросились к верблюду, чтобы снять ее оттуда. Незнакомка спрыгнула с верблюда на песок и поочередно подала нам ручку для поцелуя. Однако поцеловал ручку только Черемухин, воспитанный дипломатически. Незнакомка представилась. Ее звали Кэт, она была наполовину англичанка, а мать у нее была русской.
– Катерина, значит? – неуверенно сказал генерал. Он еще не знал, как себя вести.
– О да! Катерина! Катя, – смеясь, сказала Кэт.
Мы вступили в переговоры. Кэт все время смеялась, глядя на нас. По-видимому, ее очень забавляла встреча с русскими в Сахаре. Она рассказала, что проводит свой отпуск в путешествии. Этот караван она купила в Алжире, а сейчас направляется на юго-восток.
– А точнее? – спросил генерал.
– О, мне решительно все равно! – сказала Кэт. – Я могу вас подвезти куда хотите.
– Поехали в Бризанию! – обрадовался я. Мне эта англичаночка сразу понравилась. Она здорово могла скрасить наше путешествие.
Вся наша компания поглядела на меня настороженно. Они еще не решили, можно ли доверять этой Кэт. Потом замполит Черемухин, нерешительно кашлянув, сказал, что в наших силах заплатить ей за прокат части верблюдов. Верблюды в это время стояли, как вкопанные, а на них сидели пять или шесть арабов в своих бурнусах. Глаза у арабов были спокойные, как, впрочем, и у верблюдов.
Кэт сказала, что деньги ее не волнуют. Ее волнует экзотика. Где находится Бризания, ей тоже все равно. Я спросил Михаила Ильича, кем он назначит Кэт? Может быть, сестрой милосердия?
– Оставьте ваши шутки! – строго сказал генерал.
– Ну что? Поедем? – спросили Лисоцкий с Черемухиным, умоляюще глядя на генерала.
– По верблюдам! – приказал Михаил Ильич, смирившись с обстоятельствами.
Кэт обрадованно захлопала в ладоши, крикнула что-то своим арабам, и те подбежали к нам, услужливо кланяясь. Потом они стали рассаживать нас по верблюдам. Генерал уселся на второго верблюда и сложил руки у него на горбу. Верблюд вяло пожевал губами, но смирился. Наши нехитрые пожитки навьючили на третьего верблюда, на четвертом поехал Черемухин, на пятом Лисоцкий, а я на шестом. За мной ехали проводники-арабы. Рассадив нас по верблюдам, они заняли свои места, потом один из них подъехал к Кэт, потолковал с нею и что-то сказал своему верблюду. Я расслышал слово «Бризания». Верблюд скептически помотал головой, но все же повернул направо и взял курс к горизонту. Все остальные последовали за ним.
– Далеко ли до оазиса? – крикнул генерал.
– Двое суток, – ответила Кэт. – Вы пока отдохните. Через час позавтракаем.
Я натянул на голову носовой платок от солнца, уткнулся лицом в шерстяной верблюжий горб и задремал. Я очень хотел спать, поскольку всю предыдущую ночь возился с экстремистами. Второй горб уютно подпирал меня сзади. Очень удобное это средство передвижения – двугорбый верблюд. Одногорбый, наверное, значительно хуже.
Через полчаса пальмы Мисураты пропали за горизонтом. Вокруг была только пустыня и пустыня.
Сахара – Мираж
Мне попался хороший верблюд, а Черемухину плохой. Он все время сдавливал Пашу горбами, как тюбик зубной пасты. Черемухин вскрикивал и ругался по-нашему. Генерал даже сделал ему замечание.
– Вам хорошо говорить, Михаил Ильич! – плачущим голосом воскликнул Черемухин. – Эта скотина мне все кишки выдавит!
Верблюд в ответ на эти слова сдавил Черемухина так, что тот взвился в воздух и перебрался на корму
