выскочила из часов кукушка и начала свои «ку-ку». Егорка по привычке считал удары – отец когда-то научил его считать по кукушке – один, два, три... Он насчитал двенадцать ударов.
Егорка отправился в туалет, стараясь не разбудить мать, а потом заглянул в кухню. Часы показывали три. Мальчик не удивился, ибо кукушка иногда сбивалась со счета и куковала тогда что-то несусветное. Проходя обратно в свою комнату через прихожую, он услышал голоса на лестничной площадке за дверью. Егорка припал глазом к застекленной дырочке.
Дверь напротив была распахнута, проем ярко горел, подсвеченный изнутри соседской квартиры. В этом проеме четко рисовалась человеческая фигура в странном одеянии – расшитый камзол и короткие штаны с застежками ниже колен, продолжавшиеся белыми чулками. Но еще страннее была прическа человека – длинные волосы, спадавшие на плечи и завитые в аккуратные кольца, отчего голова была похожа на барашка. Егорка с трудом узнал в этом человеке нового соседа.
Перед ним на лестничной площадке стояли двое тоже в необычных старинных одеждах: один в длинной накидке без рукавов, а другой – в строгом пальто с бархатным воротником, отливавшим синим цветом. Судя по всему, они прощались с хозяином, церемонно кланяясь. Вдруг за спиною соседа показался из квартиры рыжий кот, опушенный электрическим светом. Старик в буклях наклонился к коту и взял его на руки. Егорка узнал кота, тот принадлежал бывшему соседу, помоложе. Гости удалились, причем Егорка успел заметить, что человек в длинной накидке обладает весьма приметным острым носом.
Утром, когда Егорка выбежал с мусорным ведром к люку мусоропровода, сосед тоже вышел из своей квартиры, направляясь к лифту. На этот раз он был в шляпе, из-под которой виднелся легкий пушок коротких седых волос, и в длинном прямом пальто черного цвета. В руках старик держал тросточку.
Он остановился на площадке, с интересом наблюдая, как Егорка вываливает в люк мусор, проваливающийся вниз с глухим шуршанием.
– Егор Демилле, если не ошибаюсь? – наконец спросил он.
Егорка вздрогнул, оглянулся на незнакомца.
– Так как же вас зовут, сударь? – переспросил старик насмешливо.
– Егор Нестеров, – потупившись отвечал Егорка.
– Странно. Сын должен носить фамилию отца, – сказал старик, входя в распахнувшиеся перед ним с шипением двери лифта. – А подглядывать нехорошо! – с улыбкой закончил он и провалился вниз.
Егорка вернулся к матери с затаенным вопросом и долго терся вокруг нее на кухне, не решаясь спросить. Мать вяло мыла оставшуюся с вечера посуду. Над крышами Петроградской стороны, видимыми из окна, вставало пустое воскресное утро.
После смерти Григория Степановича мать стала рассеянной, скучной, в особенности после того вечера неделю назад, когда в комнате был накрыт стол с закусками и киселем, оставившим у Егорки горьковатый черничный привкус.
Наконец Егорка решился.
– Мам, а почему у меня такая фамилия? – спросил он.
– Какая, Егорушка? – не отрываясь от своих мыслей, спросила она.
– Нестеров.
– Потому что это мамина фамилия, – сказала мать.
– А почему не как у папы?
Мать оторвалась от посуды и взглянула на сына почти с мольбой: зачем тебе это? Не успела она придумать объяснение, как в квартиру позвонили.
Мать, по привычке не спрашивая и не заглядывая в «глазок», отворила дверь. Егорка увидел Марию Григорьевну: она была бледна, как полотно, под глазами синие круги. Мария Григорьевна заметно волновалась; двумя руками перед собою она неловко держала черный «дипломат» с никелированными замочками.
– Ирина Михайловна, ради Бога! Мне нужно вам что-то сказать, – быстро проговорила дочь генерала.
– Заходите, – сухо пригласила мать.
Мария Григорьевна шагнула в прихожую и, явно торопясь, не снимая плаща, щелкнула замочками «дипломата». Неловко откинув крышку и держа чемоданчик одною рукою на весу, она порылась в нем другой и извлекла малюсенькую прямоугольную бумажку.
– Простите меня, я вас очень прошу, я пропащая... Но я не за этим, – сбивчиво говорила она. – Вот, возьмите... Это ваш муж... Это его вещи... Я не могла знать, только сейчас обнаружила. Простите, ради всего святого!
Мать деревянными пальцами взяла бумажку. Это была телеграфная квитанция из Севастополя, удостоверявшая отправку телеграммы на имя гражданки Нестеровой.
– Мам, это от папы, да? – встрепенулся Егорка в надежде.
– Егорушка, посиди у себя! Посиди! – мать несколько суматошно подтолкнула его к детской комнате, а сама с Марией Григорьевной закрылась в гостиной.
Егорка остался стоять в коридоре у закрытой двери, жадно прислушиваясь к тому, что происходило в комнате.
А оттуда доносились обрывки сумбурного, прерываемого плачем рассказа Марии Григорьевны. Егорка напрягся, чувствуя какую-то страшную, скрываемую от него тайну и пытаясь соединить бессвязные фразы генеральской дочери. «Встретились случайно... у него вид ужасный... я сорвалась... ничего не рассказывал, молчал... Он чего-то боится... я стала искать и нашла это в бумажнике и еще тридцать рублей... Не понимаю, какие-то распашонки. Он убежал сломя голову. Честное слово, вы не подумайте!.. Я такая несчастная...»
Всхлипывания прекратились, Егорка услышал тихий голос матери. Слов нельзя было разобрать, он лишь понял по интонации, что мать смягчилась.
– Да-да, вы совершенно правы! – вдруг с жаром воскликнула Мария Григорьевна. – Это одно может меня спасти. Но мне же никто не даст, я узнавала. Одинокая женщина. Я еще весной справлялась в Доме малютки...
Мать снова что-то тихо проговорила.
– Я бы на это согласилась, конечно!.. Игорь Сергеевич может, как я не подумала! Спасибо вам, Ирина Михайловна, я так вам благодарна...
Не переставая благодарить, Мария Григорьевна вышла из комнаты, так что Егорка едва успел спрятаться в детской. Мать проводила гостью и вернулась к сыну.
– Егорушка, собирайся. Поедем к бабушке, – сказала она.
– К бабушке? – Егорка удивился, потому что у бабушки не гостили очень давно, с зимы.
– У тети Любы сын родился! Твой двоюродный брат! – объявила мать.
Егорка обрадовался перемене, произошедшей с нею: мать вдруг стала деятельна, распахнула платяной шкаф и вытащила оттуда свое нарядное синее платье, в котором Егорка не видел ее с отцовского дня рождения.
Бросив широким жестом платье на спинку стула, мать вдруг ни с того ни с сего чмокнула Егорку в затылок и удалилась в ванную, а Егорка мигом пробрался в комнату родителей. Любопытство его одолевало.
На диване лежал распахнутый «дипломат». В нем Егорка увидел две мужские сорочки, складной зонтик, темные очки, электробритву. Все было незнакомым. В хрустящем целлофановом пакете он обнаружил кружевные распашонки и поздравительную открытку, на которой было крупно написано: «Любаше и Ванечке! Поздравляю вас со встречей! Брат и дядюшка». Егорка догадался, что это писал отец. Где же он сам? Почему так таинственно попадают в дом его вещи? Мальчика охватила непонятная тревога.
Мать вышла из ванной с красивым подкрашенным лицом, так что у Егорки дух перехватило. Он смотрел на нее восторженно. Мать рассмеялась, снова поцеловала его и погнала одеваться. Через несколько минут сын и мать с пакетом вышли из дома.
Первым делом они зашли во второй подъезд, где помещалось Правление. Дверь была приоткрыта. Они вошли в коридор, где висела газета «Воздухоплаватель». За дверью с надписью «Штаб» слышались голоса. Из кухни выглянула женщина в переднике, приветливо кивнула.
– Подождите немного. Игорь Сергеевич сейчас освободится.
