Снежная почта

Хайям?

Все не так уже серьезно, Хайям, дорогой!
Лучше рано, чем поздно, Хайям, дорогой!
Лучше редко да метко, а если не вышло,
Пусть хотя бы курьезно, Хайям, дорогой!

Современник не тот, кто живет среди нас.
Современник умрет, может быть, через час.
Лишь один, о Хайям, у меня современник —
Кто прочтет и поймет череду этих фраз.

В доме писателей

Какая-то пьяная морда
И пластырь на ней, словно хорда.
Глаза нагловатые узки,
И чертиком прыгает мускул.

Вот морда за нею другая:
Ухмылка от края до края
И нос безобразного цвета
Ее выдают как поэта.

Вот третья маячит в тумане:
– Цыгане, – кричит, – где цыгане?
И светятся уши, как свечи,
Ловя бестолковые речи.

Собрались служители музы.
Трещат биллиардные лузы.
– Туза от борта в середину!..
Простите мне эту картину.

Молитва

Жить по вашим законам – увольте!
Пусть я буду по горло в дерьме,
Хуже негра в республике Вольте,
Горше узника в черной тюрьме.

Пусть я буду последним из нищих
Или первым шутом у ворот.
Пусть свинцовой толпой в сапожищах
Мою душу растопчет народ.

Пусть друзья от меня отвернутся
И семья проклянет навсегда.
Пусть никак от греха не очнуться,
А потом не сгореть со стыда.

Пусть я буду с любимой в разлуке,
Пусть умру я, как зверь, в стороне,
Жизнь сгубив на бесцельные звуки…

Боже мой, протяни ко мне руки,
Протяни свои руки ко мне!

Званый обед

Опять вино, и разговоры,
И разговоры, и еда.
Уже сгорают со стыда
Воспитанные помидоры,
Уж зеленеют от тоски
Огурчики в стеклянной банке,
А сом, разрезан на куски,
Печально спит в своей жестянке.

Обед сверкает, точно зуб
В шикарной пасти метрдотеля.
Вот разговор зашел про суп,
Потом про скульптора Бурделя,
Потом немного про хоккей…
Обед удался. Все довольны.
О Боже! Позвони скорей
С твоей высокой колокольни!

Не презирай меня, Творец!
Я создан по твоим проектам
Не как хлебатель кислых щец
И разговоров «с интеллектом».
Ты создавал меня, старик,
Для равноправного общенья,
Но я утратил Твой язык
И прячу взор в боязни мщенья.

Как надоел мне этот мир
Фиглярства, бешенства и скуки!
Упрятаны в подкожный жир
Души моей живые звуки.

И сердце плавает в груди,
Как рыба, шевеля глазами.
О Господи! Не уходи,
Не пропадай под небесами!

Наверно, я еще не тот,
По ком Ты мучался ночами,
Но, ложечку суя в компот,
Я все же грустен и печален.
А где-то там моя душа,
Оторванная от обеда,
Как бы с восьмого этажа,
Глядит на лысину соседа.

Дачная хроника

Звенит ленивая гитара,
Небрежно вторя голосам.
Березы, точно струйки пара,
Проистекают к небесам.

Все ладно: песня и природа.
Все хорошо и тут и там.
Сентенции такого рода
Нередко помогают нам.

День пролетел – уже удача.
Десятибалльный ураган
Нас минул. Не сгорела дача.
В поселке не возник вулкан.

Исправно радио молчало.
Под нами не сломался стул.
Весь день корова не мычала.
Никто из нас не утонул.

Никто в обед не отравился
Грибами. Не было грибов.
Никто и в погреб не свалился,
Хотя здесь много погребов.

Лились чаи. Мелькали спицы.
Стучали ходики в виски.
Лес не шумел. Не пели птицы.
Цветы завяли от тоски.

Портрет

Обо мне шептались за спиной.
Я не знал, что обо мне шептались.
Разговоры те с моей судьбой
Как-то странно так переплетались.

Я себя почти не узнавал.
Неужели все, что говорилось,
Было правдой? В памяти провал!
Будто что-то главное забылось.

Слышите, вы спутали меня!
Я не тот, что есть на самом деле.
Все детали внешние храня,
Вы объединить их не сумели.

На портрете этом все не так:
Там какой-то клоун в пестрой маске.
Живописец был большой чудак
Или, как дальтоник, спутал краски.

Видно, не хватило ремесла
Завершить работу над портретом.
Впрочем, говорили не со зла.
Не со зла. Спасибо и на этом.

Памятник

Я памятник себе еще не начал.
Да и к чему он – памятник Себе?
И век иной, и думают иначе
О памяти и о судьбе.

Я весь умру или чуть-чуть останусь —
Все это мало трогает меня.
Но главное – я с жизнью не расстанусь
До часа смертного и дня.

Не называя адом или раем
Наш мир, хочу сказать я о своем:
Как часто мы не просто умираем —
Мы жить перестаем.

Предамся лучше сладкому похмелью,
Влюблюсь или сыграю на трубе,
Чем буду мучаться бесплодной целью:
Оставить память по себе.

Ведь наша жизнь, того гляди, обманет
И убежит, и промелькнет, как миг.
Так пусть уж лучше друг меня помянет,
Чем друг степей калмык.

Вместо письма

Сердце мое не стыдится
Вам признаваться в грехах.
Знаю, что лучше влюбиться,
Чем объясняться в стихах.

Сколько неслыханной мощи
В соединенье сердец!
С выдумкой все-таки проще:
Сам ей положишь конец.

Будет на правду похожа
И никому не вредна.
Будет красива… И все же,
Господи, как холодна!

Маргарита

Вот окошко, где скрыта
Чья-то жизнь от людей.
– Мастер, где Маргарита?
– Дома нянчит детей.

Много стирки да глажки
И на завтра обед.
Позабыты замашки
Прежних лакомых лет.

Как плыла горделиво
Среди прочих невест
И дарила лениво
То улыбку, то жест.

Нет той силы и власти,
Нету той красоты…
– Ах, наивный мой Мастер!
Ошибаешься ты.

Эта внешность привычки
И погашенный взор
Лучше всякой отмычки
Отпирают затвор.

Ты поймешь, постепенно
Доходя до основ,
Что опасней измены
Прелесть тайная снов.

Пусть до времени скрыты
Эти сладкие сны…
Мастер, где Маргарита?
– На балу Сатаны!

Воскресенье

Тихо голуби летают,
Тихо крыльями шуршат.
Люди медленно шагают,
Мысли тоже не спешат.

Ясный сумрак воскресенья
Легок и рассчитан на
Тихое произнесенье
Слова темного: война.

К звезде

1.

И опять звезда горит в окне.
Милая! Не гасни надо мною!
Я готов сгореть в твоем огне,
Ниточкой сгореть волосяною.

Милая! Ты у меня одна.
Почему же медлишь, выбирая
Полусвет вечернего окна,
Словно шепчешь: «Я не та, другая…»

2.

Надо быть звездой серьезной
В светлой россыпи морозной
Над январским декабрем.
Надо быть невиноватым,
Надо плыть по перекатам,
Надо жить, пока живем

3.

Загадочные лица
Глядят на нас с небес.
Гори, моя сестрица!