Снежная почта

счету.

Чепуховые стихи

На носу у дяди Феди
Вырос форменный удав.
Дядя Федя съел медведя,
В зоопарке увидав.

Вот идет он, пролетарий,
Воздух нюхает змеей.
Весь небесный планетарий
У него над головой.

Воздух чист, как умывальник.
Дядя Федя ест озон.
Он фактический ударник
И пострижен, как газон.

А за ним идет машина,
На ходу жуя овес.
Дядя Федя не мужчина,
Он пыхтит, как паровоз.

Свет идет от дяди Феди,
Как от лампочки в сто ватт.
В дяде Феде все медведи
Зычным голосом трубят.

А удав головкой вертит
И сжимается в кольцо.
У питона, как у смерти,
Неприличное лицо.

Старушка

По радио сказали, что вчера
Какую-то старушку сбили танком.
Она кричала: – Чур меня! Чура! —
Бидончик с молоком упал и покатился,
Дымок за танком синеватый вился.
Была старушка и старушки нет —
Остался рубчиком лишь гусеничный след.

По радио сказали, что войны
Не будет завтра. Завтра будет утро.
Старушки с молоком удивлены:
В очередях стоять, как домино,
Им завтра, наконец, разрешено
И вопрошать сурово: – Кто последний?
Последних нет.
Последнюю старушку
Вчерашний танк впечатал по макушку
В сырую землю, и пропало молоко,
Которое далось ей нелегко.
По радио передают погоду.

Про любовь

На закуску была колбаса.
В сутках двадцать четыре часа.
Капитан переставил будильник,
А на кухне взревел холодильник.

На десерт были изюм в шоколаде.
Капитан без ума был от Нади.
Капитан распоясался, зверь!
Дерматином обтянута дверь.

На паркете пятно от ликера.
Вся надежда теперь на суфлера.
Но Надежда молчит, как комод.
У Надежды малиновый рот.

Тонкой пленкой подернулись шпроты.
Капитан был пятнадцатой роты.
Ночью выдохся весь лимонад.
Капитаны не знают преград.

Горилла (Из Жоржа Брассанса)

В Зоопарке прекрасный пол,
Со стыда не пряча лица лица,
Как- то раз наблюденья вел
За гориллой в виде самца.
Дамы пялились, так сказать,
На тот орган в рыжей шерсти,
Что мамаша мне называть
Запретила, Боже прости!

Бойтесь гориллу!

Вдруг открылась эта тюрьма,
Где томился прекрасный зверь.
Распахнулась она сама,
Видно, плохо заперли дверь.
«Ну, сейчас я ее лишусь!» —
Прорычал самец на ходу.
Угадали вы, я боюсь! —
Он невинность имел в виду.

Бойтесь гориллу!

И хозяин кричал: «Скандал!
Зверю нет еще и восьми!
Мальчик в жизни самки не знал,
Он ведь девственник, черт возьми!»
Но бабенки вместо того,
Чтоб использовать данный факт,
Побежали прочь от него.
Это был непонятный акт!

Бойтесь гориллу!

Даже дамы, что час назад
Были мысленно с ним близки,
Мчались в ужасе, доказав,
Что от логики далеки.
Я не вижу в этом причин,
Потому как горилла – хват
И в объятьях лучше мужчин,
Что вам женщины подтвердят.

Бойтесь гориллу!

Все несутся, не взвидя свет,
От четверорукой судьбы,
Кроме двух: старухи ста лет
И расфранченного судьи.
Видя этакий оборот,
Зверь направил свои стопы,
Ускоряя бешено ход,
К ним, оставшимся от толпы.

Бойтесь гориллу!

И вздохнула старуха: «Ох!
Я не думаю, чтоб сейчас
Кто-нибудь, скажем прямо, мог
На меня положить бы глаз!»
А судья говорил, что бред,
И за самку принять его
Невозможно… А впрочем, нет
Невозможного ничего.

Бойтесь гориллу!

Что бы сделал из вас любой,
Если б ночью, ложась в кровать,
Меж старухою и судьей
Был бы вынужден выбирать?
Что касается до меня,
Я бы полностью все учел
И старуху, уверен я,
В роли женщины предпочел.

Бойтесь гориллу!

Но горилла ведь, как на грех,
Избирая собственный путь,
Хоть в любви превосходит всех,
Но не блещет вкусом ничуть.
Потому, не грустя о том,
Что избрали бы я и ты,
Зверь берет судью, а потом
Устремляется с ним в кусты.

Бойтесь гориллу!

Продолжения, как ни жаль,
Не могу рассказать для всех.
Это вызвало бы печаль
Или ваш нездоровый смех.
Потому что, подставив зад,
Звал кого-то и плакал он,
Как несчастный, что днем назад
Был им к смерти приговорен.

Бойтесь гориллу!
Перевод с французского

Раскаявшийся сутенер (Из Жоржа Брассанса)

Она стояла у ворот
«Святой Мадлены»
И наблюдал честной народ
Ее колени.
Она сказала: «Котик мой,
Пора влюбиться…»
И понял я, что предо мной
Лишь ученица

Господь способности ей дал
И часть сноровки,
Но что такое Божий дар
Без тренировки?
Хотя монашкой лучше стать,
Чем жить в притоне,
Как не устанут повторять
У нас в Сорбонне.

Я был взволнован, как никто,
Несчастной крошкой
И показал ей кое-что,
Совсем немножко.
Попутно я ее учил —
Ей это надо! —
Как привлекать к себе мужчин
Посредством зада.

Я ей сказал: «Вся трудность в том,
Что на панели,
Лишь научась вертеть хвостом,
Достигнешь цели.
Но, обращаясь молодцом
С тем инструментом,
Варьируй темп с юнцом, с глупцом,
С интеллигентом…»

И вот тогда, благодаря
Моей услуге,
Я компаньоном стал не зря
В делах подруги.
И как сказал поэт большой
В какой-то строчке,
Мы были телом и душой
Поодиночке.

Когда бедняжка шла домой,
Оставшись с носом,
Я к ней не лез – ни Боже мой! —
С пустым вопросом.
Но, несомненно, от тоски
Я был не в духе
И раздавал ей тумаки
И оплеухи.

Но вот она, к моей беде
И как-то сразу
Вдруг подцепила черт-те где
Одну заразу.
И как подруга или просто так
Для пробы
Мне подарила, как пустяк,
Свои микробы.

Я от уколов и со зла
Не взвидел света
И понял – нету ремесла
Дурней, чем это!
Поняв раскаянье мое,
Она рыдала,
Но все напрасно! До нее
Мне дела мало!

Моя подружка, сев на мель,
Не шита лыком,
Поспешно бросилась в бордель
В объятья к шпикам.
Там покатилась, как ни жаль,
Она все ниже…
Какая жуткая мораль
У нас в Париже!

Перевод с французского

Разговор с Хайямом

Г. С. Семенову

Хорошо было древним поэтам, Хайям!
Узнавали их не по газетам, Хайям!
На пиру говорил, не заботясь о славе,
И остался бессмертен при этом Хайям

Ты ответь мне, Хайям, на законный вопрос:
Если были, и впрямь, Магомет и Христос,
Почему мы живем уже столько столетий,
А на этой Земле не убавилось слез?

Оптимистом быть трудно, Хайям, помоги!
В этом мире беспутном, Хайям, помоги!
Если веру и цель указать мне не можешь,
Хоть мгновением судным, Хайям, помоги!

Впрочем, будем добры. Люди слабы, Хайям.
Ради денег живут, ради славы, Хайям.
Я не лучше других и не хуже, но все же,
Почему на людей нет управы,