– Со свиданьицем! – я чокнулась с зятьком.
ГОРГОНА МИХАЙЛОВНА: Как только Анна Семеновна доложила мне о сложившейся ситуации, я сразу поняла – чем она грозит филиалу. Аморалка – везде аморалка. Пятно непременно падет на филиал. Надо было срочно что-то предпринимать.
Я выглянула из кабинета в прихожу и позвала:
– Петр Васильевич, зайдите ко мне, пожалуйста.
Он поднялся, пошел.
Я прикрыла дверь кабинета, усадила его на стул.
– Петр Васильевич… Как идет работа?
– Нормально, Горгона Михайловна. Заканчиваю программу оптимизации людских ресурсов по критерию минимальной загруженности непроизводительными работами…
– Понятно. А в прихожей вам как? Не дует?
– Нет, ничего. Вот только куда мы вычислительную машину будем ставить? Скоро обещают отгрузить…
– Да, проблема… А почему вы ушли из отдела Сабуровой?
– По личным мотивам, – отвечает.
– Петр Васильевич, вы уже, вероятно, поняли, что у нас не бывает личных мотивов. Специфика нашего филиала такова, что у нас все мотивы – общественные…
– Что вы хотите этим сказать? – он насторожился.
– Я хочу сказать, что поползли нехорошие слухи. Говорят даже в главном здании. Намекают на ваши отношения с сестрами Сабуровыми.
– Так все же разъяснилось! – он радостно отвечает. – Это не я! Это один грузин.
– Разъяснилось только на половину, – сказала я скорбно. – Грузин действительно один. А сестер двое.
– Ну, а я здесь причем?
– При том, что вы могли бы взять на себя половину ответственности и тем очень помочь филиалу.
– Ни за что!
– Петр Васильевич, ну что вам стоит. Поймите, это продиктовано исключительно производственной необходимостью. Вы оформите брак, Сабуровых наконец расселят, и мы сможем поставить у них в отделе вычислительную машину.
– Ловко! – он задумался.
– Решайтесь, я очень вас прошу. Иначе пятно на филиал. Знаете, разбирать не будут – жильцы они или дельцы. Аморалка есть аморалка. В конце концов, мы же не требуем, чтобы на всю жизнь. На часть жизни…
– Но это как бы обман… – он уже сомневался.
– Нет, не обман. Вы же с ними танцевали. Все видели… И в «эрудит» играли. Это почти любовь… Решайтесь, Петр Васильевич. Бусиков тоже женится. За компанию все легче… Я вас от имени месткома прошу.
– Хорошо. Если от месткома…
– Ну вот и прекрасно. И свадьба за счет профсоюза, об этом вы не волнуйтесь!
РУМЯНЦЕВ: Вот так без меня меня женили. Я вышел от Горгоны, чуть пошатываясь. Что ж, назвался груздем…
Я постучал к Сабуровым.
– Входите!
Вошел. Они сидят за столом. Не поймешь – то ли поминки, то ли помолвка.
– Вера Платоновна, – сказал я с порога, – я прошу руки вашей дочери.
Это их слегка ошарашило. Сабурова первая пришла в себя и, кажется, все усекла правильно.
– Которой же, Петя? – ласково спросила.
– Любой. Мне все равно.
Нодари вскочил, изображая то ли ревность, то ли восторг. Схватил меня за грудки. А мне действительно все равно. Какое-то равнодушие навалилось.
– Да как вы смеете?! Я их люблю!
– И я их люблю. Я всех люблю.
– Парни, кончайте петушиться, – сказала Сабурова. – Вы теперь свояки. Я согласна отдать вам дочерей. Сами решите – кому какая.
– А мы… – пискнула Валечка.
– Молчать! Раньше нужно было думать! Индивидуальность надо иметь! – загремела Сабурова.
– Пойдем выйдем, – предложил мне Нодари.
Мы вышли в прихожую, закурили.
– Давай честно, – сказал Нодари и, вынув из коробка две спички, сломал одну из них.
Потом он спрятал обе спички в кулаке, на миг отвернувшись от меня, и сказал:
– Выбирай ты. Мне – что останется. Длинная – Валечка.
Я вытянул спичку за головку.
– Длинная, – сказал Нодари.
И мы обнялись с ним, как свояки.
ЛЮСЯ: Что на кухне сегодня делается – не передать! Свадьба есть свадьба. Да не простая, а тройная. Пока молодые с Горгоной и Сабуровой во дворце, остальные женщины филиала готовят обед. Режем салаты, заправляем – все празднично одеты, в белоснежных передниках.
– Нина, поливай майонезом, – командую.
– Сколько осталось? Опаздывают уже, – это Ирка.
– Сейчас приедут. Виктория Львовна, посмотрите жаркое.
Нина демонстрирует убранный салат.
– Девочки, посмотрите!
– Все-таки профсоюз у нас – что надо! – Ирка в восхищении.
– Девушки, учтите – следующие вы, – говорит Ксения Дмитриевна.
– Только не сразу, в следующем квартале, – уточняю я.
Я подхватываю блюдо с мясным ассорти и иду к столу.
Стол накрыт в кабинете шефа и прихожей. Обе створки двери кабинета распахнуты, так что он образует с прихожей один зал. Длинный стол тянется от письменного стола шефа, накрытого скатертью, до места Анны Семеновны. Она тоже при параде, пуговицы сияют.
На столе уже все готово – закуски, шампанское.
Звонок в дверь.
– Они! – я мигом стаскиваю передник, поправляю прическу.
Анна Семеновна отпирает. На пороге – академик по Гомеру, за ним на лестнице – две фигуры с каким-то большим свертком.
– Здравствуйте! – он входит в филиал.
– Добрый день, – киваю я.
– О, у вас торжество! Может быть, я не вовремя?
– Проходите, проходите. Это даже хорошо. Будете гостем… – я приглашаю.
– Видите ли, я хочу вернуть должок. Я обещал вашему начальнику бюст, – академик указывает на сверток, который внесли те двое, что отпиливали Гомера.
Они следуют в кабинет, прямо к мраморному столбу в эркере, который возвышается за местами для молодых.
Разворачивают – там бюст Гоголя.
– Я решил, что это будет соответствовать…
– Большое спасибо. Прекрасный свадебный подарок, – благодарю я.
– Идут! – предупреждает Анна Семеновна, взглянув в открытую дверь на лестницу.
– Девочки! – кричу я.
На мой зов из кухни вылетают все женщины. Ирка с магнитофоном, из которого звучит свадебный марш