подскочил, вытянулся, словно вырос, и в самозабвении шепнул:
— А ну, вва-вва-вва… Тьфу! Чтоб ты пропал! — и старик плюнул в песок.
— Сумасшедший! — вскрикнул парень и невольно отшатнулся от старика.
Старик оглянулся.
— Да, да, сумасшедший! — закричал старик, размахивая биноклем. — С первого, с первого, черт побери! Сумасшедший выстрел!
Ахнул разрыв. Он громче и ярче прокатился по морю. А старик совал в глаза парню в трусиках свой заветный бинокль.
— Гляньте-ка, гляньте-ка, черт вас возьми! Там, у горизонта… Ну что? Рамка?.. Рамка!.. Знаю, что рамка! А в рамке-то что?
— Да дыра никак.
— Дыра! Дыра! Так это все Васька Осипов! Он, негодяй! Меня не надуешь, молодой человек. Пусть вам, сосунам, эти комсомольские басни рассказывают. Двенадцатидюймовым калибром, да на такую дистанцию, да с первого удара — это Васька Осипов. Можете мне голову оторвать, если это не он. И это не иначе, как его коньяком обещали накачать наповал. Нет-с, старого ворона не надуешь, не надуешь, молодой человек!
Старик вырвал из рук парня бинокль и так замахал им у него перед носом, что парень в страхе попятился.
— Закурить все же можно? — робко спросил парень. Он с опаской смотрел на старика и, держа в зубах папиросу, издалека, осторожно, словно боясь обжечься, тянулся к адмиральской трубке. Старик порывисто ткнул в воздух коробкой спичек. Парень закурил.
— Да-с, молодой человек, это бьет Васька Осипов, — сказал старик раздумчиво.
— А очень просто, что Васька, — сказал парень между двумя затяжками. — Если это с «Марата» бьют, так это факт — он.
— Ага! А я что говорил? И вам он тоже известен? — старик зацепил сухим пальцем как железным крюком за резинку трусиков. — Вы, молодой человек, еще вот в коротких штанишках щеголяете и не знаете, что этот Васька Осипов, когда мы с немцами воевали, плавал на минном крейсере «Новик» и ведь что каналья разделывал…
Парень раскрыл рот, хотел что-то сказать, но старик нахмурил брови и закричал:
— Не перебивать, и извольте слушать, когда вам говорят, молодой человек!
— Представьте себе: вечер, немцы напирают. У нас два корабля, а нам надо изобразить, что у нас целая эскадра, и затянуть всех этих Михелей, Бранденбургов да Кювенштюкеров — всех их, голубчиков, затянуть на минные поля; а сверху мгла, туман как потолок навалился, им аэроплан бы послать поглядеть, да не видать: мы под туманом, что мыши в подполье. Броненосец «Слава» — не знаю, теперь он у вас, может, и «Позором» называется, а тогда «Славой» назывался, — и вот «Слава» бьет двенадцатидюймовкой, бьет нарочно так, чтоб у колбасников в ушах трещало, чтоб казалось им, что у нас тут невесть сколько этих самых пушек. А они по «Славе» долбят, чугуном, что водой, поливают. Ввязались в бой. «Слава» отступает, и ни одной трубы на ней — все сбито, дым валит прямо на палубу. «Слава» сдает, запинается, а надо бой показать, затянуть на минные поля. Слышите, молодой человек? Видели мины — такие железные пузырьки под водой? Килем зацепишь — и… трах… все разворотит, и сразу в подводное плаванье — раков ловить. Так вот-с, «Слава» сдает, запинается, немцы могут расчухать всю ее хитрость и не идти за ней всем табуном. Чего за ней идти, если она уж чуть-чуть ухает: артиллерии недостает. От флагмана приказ «Новику»: выйти вперед на расстоянии выстрела и накачать немцам. «Есть! Пошли!» Осипов у орудия снаряды подает, он тогда еще боцманом был. И вдруг — трах! — убивает комендора при орудии. Осипов на его место. Как начал садить, тут и безрукий руками разведет. Понимаете!..
Старик совсем присунулся к парню и, ударяя его в голую грудь медным биноклем, закричал:
— Понимаете, как пальцем тычет! Ни одного промаха! И это под огнем, заметьте, в спешке!
Старик тряс биноклем над головой парня. Бинокль сверкал на солнце медью и стеклами.
— Задним ходом отступаем, лавируем меж своими минами, и наконец ахнуло: сел немец на нашу капусту. Справа опять рявкнуло — другой нарвался! Так, не лазь в чужой огород! А Осипов гвоздит и гвоздит. Из боя мы вышли как ворона с пожара: ни труб, ни мачт. Пришли домой — Осипова к командиру требуют.
— Никак нет, — говорят, — не может.
— В лазарете?
— Никак нет!
— Контужен?
— Никак нет!
— Да что же с ним, черт возьми! Конвоем его привести!
— Никак нет, — говорят, — невозможно! Можно только на руках принести: пьян.
— Кто напоил?
— Самочинно, — говорят. — Разбил два шлюпочных компаса и спирт из них выпил. «Только для этого счастья, — говорит, — я и жив остался».
Горчайший был пьяница! Ну что с ним поделаешь, произвели в комендоры. Этого Осипова все у нас знали, да и немцам он дал себя знать. Вы перед ним мозгляк, молодой человек! Громадина, в плечах полсажени, рыжий как таракан, весь в веснушках, как клопами усажен; веснушки — во! Брови рыжие, и душа-то у него была какая-то рыжая. Но стрелять, действительно, мог из пушки по воробью, да еще и влет. Это он, Васька Осипов, садит сейчас по этим мишеням. Он! Узнаю письмо по почерку. Нет, меня не надуешь!
— Да когда же Васька-то был рыжим-то? — сказал парень.
— Всегда, всегда! — нетерпеливо закричал старик. — И, я вижу, не знаете вы этого Осипова. Понаслышке знаете.
Старик презрительно посмотрел на парня и отвернулся от него.
— А вон, никак, со стрельбы идут, — сказал парень.
Прищурясь, он смотрел вдаль: на горизонте показался дым. Он колыхался и волновался в жарком мареве моря.
— Если это «Марат», то факт: это Васька стрелял. Он на корабле по этой части спец, ударник. Дайте-ка глянуть.
Парень взял бинокль.
— «Марат» и есть. Так это Васька грохал. Честное слово, дедушка!
— То-то и есть, что Васька Осипов, — сказал старик, вырвал бинокль у парня и навел его на корабль. — «Дедушка, дедушка», — ворчливо бормотал он. — Все нами, стариками, держится. Нет-с, дорогие товарищи, без нас, стариков, не обойдетесь! Пришлось Ваське Осипову поклониться, и мне еще поклонитесь!
— Да какой же Васька — старик? — сказал парень. — Он старше меня всего на два года.
— Васька? Осипов?
— Осипов.
— Рыжий?
— Да нет, мы оба чернявые.
— Так не видал ты Осипова — и не ври.
— Да как не видал! Чай, он брат мой родной!
— Васька? Осипов Васька?
— Ну да.
— Это он бил по щиту?
— Факт — он.
— Тьфу!
Старик плюнул и с минуту молчал потерявшись.
— Пьет? — закричал он вдруг, в упор уставясь на парня.
— Что вы, дедушка! Там у них, на «Марате», все комсомольцы. И Васька — комсомолец.
Старик плюнул в песок, словно камнем бросил.
