И непривычно злым. Мне чего-то очень не хватало.
Я начал обследовать то место, где оказался (о выходе из ворот пока думать не хотелось). Это был двор, большой двор с редкими деревьями, окруженный со всех сторон длинными галереями, покоившимися на деревянных и каменных столбах-колоннах. Все вместе — типичный караван-сарай (видимо, в прошлом тут он, из числа дешевых, и помещался). Но поскольку в городе уже было жарко, то большая часть больных, как и я сам, помещались под шатрами, рядами раскинутыми во дворе.
А сзади двора были кухни и — большая помойка. Состоявшая из глиняных сосудов и стоявших один на другом мешков. Располагалось же это все хозяйство на широких плитах из желтоватого камня.
И у самого краешка одной такой плиты я обнаружил выпавшую откуда-то довольно внушительную кучку абрикосовых косточек. Видимо, здешний повар бросил в котел сушеный урюк, а потом, употребив в дело мякоть, косточки выбросил, как и положено.
От ближайшего помойного мешка эти косточки лежали шагах в двух. То есть отдельно от всего остального. И хотя у меня не было никаких иллюзий насчет внешней стороны косточек — их мог даже обсасывать какой-нибудь человек, а то и животное, — а что касается ядрышек (я представил их себе весьма ясно, эти нежно-коричневые продолговатые ядрышки в морщинистой коричневатой кожице, со слегка горьковатой и скрипящей на зубах сердцевинкой), то их не касалось еще ничто в мире. Чище их ничего быть не могло.
Я внимательно огляделся по сторонам — никого.
Потом нашел поблизости подходящий камень.
Я остановился, только когда от кучки остались лишь пустые скорлупки, темные влажные пятна на которых быстро съеживались на солнце.
Посидел немного в задумчивости и сказал себе: не только для самого богатого человека Самарканда, но и вообще для любого человека ниже, наверное, пасть уже невозможно. Пора думать, что делать дальше.
ГЛАВА 7
Дапирпат города Мерва
И я пошел искать целителя.
Ашофте сидел на корточках у стенки, безвольно опустив кисти рук. Было еще утро, но лицо его выглядело совершенно измученным.
— А, ну вот, — поприветствовал он меня. — И что, уже ходим? Наверное, есть уже хочется? Повезло. Еще два денька — и…
Он кивнул в сторону ворот.
Я глубоко вздохнул под его выразительным взглядом. Взгляд этот говорил: не переживай, денег не возьму, откуда у тебя взяться деньгам.
Лежа в своем окровавленном углу, я уже успел подсчитать то, что звенело на донышке моего кошелька. Четыре дирхема. Один из них я мог бы вручить целителю, это было бы по крайней мере не совсем стыдно. В конце концов, на один дирхем можно купить целую овцу, живую или зарезанную, со шкурой, шерстью и мясом (что бы целитель делал с шерстью или кожей?), или огромный мешок фиников, или…
На три же оставшихся дирхема можно кормиться — но ведь где-то еще надо жить. И смешно надеяться, с такими деньгами, на обратный путь, даже если у меня хватило бы духу вернуться в винный дом за осликом. Если ослик — и дом, вместе с его волшебным вином, — еще существовали на свете.
Поэтому у меня появились вполне определенные мысли насчет того, что с этими остатками денег можно сделать.
На них следовало начать новое предприятие, которое хотя бы помогло мне вернуть силы за пару недель. И за это время придумать что-то поумнее. Как минимум, послать через кого-то письмо в Самарканд.
Знал я и о том, что это будет за предприятие.
Что я умею делать? Тут все просто, всего несколько дней назад я над этим размышлял. Прежде всего, мог торговать шелком (лучше всех в Самарканде, молчаливо добавил я), но для этого требовался немалый капитал, репутация, все то, что дом Маниахов завоевывал годами. Не говоря уж о том, как этот дом начал свою историю — с великого первого Маниаха, человека, который ездил с весьма деликатной миссией сначала к царю царей Ирана, потом к императору Бизанта. В результате чего в мире одной войной стало больше — но, пока шла война, в результате задуманной Маниахом сложной и хитрой операции был втихомолку создан знаменитый торговый путь к северу от моря Джурджан, в обход земель царя царей. И мир в результате изменился — да еще и к лучшему.
Такая работа, что было очевидно, в ближайшие дни меня не ожидала. И даже абрикосовых косточек на помойке можно было уже никогда не обнаружить.
Еще, как выяснилось, из меня мог бы получиться отличный караван-баши на пути из Самарканда в Чанъань и обратно. Но в нынешней ситуации это тоже вряд ли могло пригодиться. Так — а кто я еще? «Ты мальчик из хорошей семьи. А сейчас ты — дапирпат».
Вот и отлично. Значит, дапирпат. Такая работа в самый раз для человека, который еле-еле приходит в себя от раны. Тихая, сидячая. Осталось договориться кое о чем с целителем.
— Уважаемый Ашофте, — сказал я ему, — давайте начнем с самого начала. Итак, ваша больница вдруг перестала получать деньги от моего торгового дома. Произошло это (тут я вспомнил разговор с несчастным гением виноделия Адижером, который рассказывал мне, сколько времени он не видел никого из Самарканда) недели три-четыре назад. Так?
— Вы, значит, продолжаете утверждать, что ваше имя — Маниах, — устало отвечал мне целитель. — Хорошо. Два трупа у вашей лежанки и никакого следа тех, кто расправился с ними, — это почти доказательство. О вашем доме, знаете ли, многое рассказывают, и вот, пожалуйста… Допустим, вы и вправду Маниах — какой-нибудь там бедный родственник великих шелкоторговцев. Да, деньги от вашей семьи перестали поступать. Именно недели три-четыре назад. Хотите выразить мне сочувствие? Я найду, да, найду деньги здесь. Мне дадут. Пойду и попрошу. Если оторвусь от хорошо известного вам стола.
И госпиталь престанет быть нашим, мысленно добавил я.
— Деньги от семьи к вам придут, — заверил его я. — Но мне надо сначала прийти в себя. Как вы видели сами, у меня тут были всякие… неприятности. Поэтому я предлагаю вам все, что имею, — то есть себя. По вечерам я могу держать за плечи или ноги ваших раненых, как делал это уже два раза. Кстати, а тот, первый человек, который лежал там, когда меня привели, — он?…
— Умер, конечно, — угрюмо сказал Ашофте. — Кто ж такое выдержит. Так, что вы там только что говорили?
— Я буду работать на вас, — продолжал я. — Буду ухаживать за теми, что лежат там. Буду учиться.
— А за это, как положено ученику, сохраните свою лежанку и ту дохлую еду, которую мы здесь для вас наскребаем, — мгновенно понял он. — Тем временем найдете родных или друзей… Хм-хм. Вы не боитесь грязи и крови, мальчишка? Потому что этого тут у вас будет достаточно.
— Если путь целителя начинается с грязи и крови, — сказал я, — то пусть так.
— Путь целителя… — тяжело выговорил он. — Да нет, грязь и кровь — это и продолжение этого пути, и конец его. А начало — это когда вы смотрите на больного и говорите ему: я хочу, чтобы ты жил. Заметьте, он все равно может умереть. Но у меня тут лежат десятки, которые жили бы, если бы кто-то просто говорил с ними по вечерам, рассказывал потом мне, как идет их выздоровление. И вот еще что важно — чтобы кровь бежала правильно, надо разминать им руки, плечи, ноги, иногда осторожно — те места, где заживают раны.
