изучающего про­изведения Мао Цзэдуна. После разоблачения Линь Бяо я сразу перечеркнул его портрет крест-накрест — это было сделано правильно. Но несколько дней назад я обнаружил, что одна из палок креста перечеркнула Ваше имя. Это страшное преступление, о котором я тоже не посмел доложить Вам.

Контрреволюционную клевету на Вас я слышал не только от своего брата и жены, но и от любовницы. Она называла Вас оборотнем, старой тигрицей, а я не разоблачил ее, боясь, что таким образом вскроются наши противозаконные отношения. Кроме того, я писал ей любовные стишки, очень пошлые и грязные.

За мной еще очень много грехов, и я буду продол­жать каяться Вам в них.

Преступник Чжуан Чжун.

10 октября 1976 г.».

Он послал несколько таких покаянных писем, но ответа не получил. Это его очень взволновало. Ему казалось, что предельная искренность, самокритичность способны тронуть кого угодно, однако его расчеты не оправдались. Наверное, одними чистосердечными при­знаниями не вернуть доверия верховной руководи­тельницы, самое главное — уловить новые тенденции в классовой борьбе после смерти Мао Цзэдуна! Осознав это, писатель тут же вышел во двор, затем на улицу, долго бродил с вытаращенными глазами, все высматри­вая и вынюхивая, но ничего не добился. Вечером он снова сел за стол, развернул газету — и чуть не ударил себя по лбу за глупость. Вот же она, новая тенденция, как это я ее раньше не заметил! И он написал еще одно письмо:

«Глубокоуважаемая верховная руководительница!

Я с безграничной скорбью прочел траурные теле­граммы, пришедшие из всех провинций, городов и ав­тономных районов. В некоторых телеграммах не толь­ко высказывается глубокое соболезнование Вам, наша дорогая руководительница, но и выражается надежда на то, что Вы преодолеете свое страшное горе и про­должите дело великого вождя, доведете до конца ре­волюцию, которая не останавливается даже в услови­ях диктатуры пролетариата. Но другие провинции, го­рода и автономные районы в своих телеграммах не упоминают Вас, как будто Вас и нет. Я считаю, что это свидетельствует об определенной позиции не только по отношению к Вам, но и по отношению к покойно­му вождю, по отношению к великой пролетарской культурной революции, по отношению к образцовым революционным пьесам, которые являются авангар­дом новой литературы. Это проблема борьбы правды с неправдой, проблема выбора пути, проблема бдительности, потому что тот, кто усыпил в себе бдительность, не может быть настоящим революцио­нером.

Хотя я всего лишь рядовой член партии, совер­шивший немало ошибок, мне горько видеть вышеука­занную несправедливость, поэтому и побеспокоил Вас письмом.

Чжуан Чжун.

16 октября 1976 г.».

После отправки этого письма минуло два дня, а ответа по-прежнему не было. Беспокойство писателя перешло в панику, ему казалось, что надвигается ка­кая-то крупная опасность. В мозгу всплывали разные страшные картины: сверкающие наручники, звенящие кандалы, железные решетки на окнах, виселицы на площадях, лобное место, где расстреляли Акью, зева­ки, глазеющие на казнь... Теперь он уже был убежден, что верховная руководительница утратила к нему до­верие, а может быть, даже выдвинула против него по­ литическое обвинение.

Этой ночью ни одному из соседей Чжуан Чжуна не удалось поспать спокойно. Сначала раздался стук в дверь комнаты, где жил молодой сотрудник группы образцовых пьес.

— Эй, малыш, скажи, я по-прежнему автор пьесы «Логово тигра и пучина драконов»?

Да,— удивленно отвечал юноша, протирая за­спанные глаза.— А как же иначе!

— Мое имя не сняли?

— Нет,— еще больше удивился тот.

— Ну и хорошо!

Чжуан отошел от двери, но вскоре начал стучать в соседнюю — там жила певица, муж которой куда-то уехал.

— Послушай, Вэнь, я все еще член постоянного ревкома группы образцовых пьес?

Певица никак не могла оправиться от страха, вы­званного резким стуком, но ответила дрожащим го­ лосом:

— Я... я... не слышала, чтобы вас выводили оттуда. А что случилось?

— Ну, раз не объявляли о выводе, и то хорошо! Ты в случае чего подтверди это!

Женщина послушно кивнула и, по-прежнему дрожа, закрыла дверь. А Чжуан Чжун уже стучался к старому привратнику.

— Отец, я по-прежнему гражданин Китайской На­родной Республики?

Старик оторопел:

— Ты чего, выпил лишку?

— Я выпил? Страна переживает такое время, а ты подозреваешь меня в пьянстве? Да ты просто хочешь погубить меня, подвести под контрреволюцию!

— Может, тебе во сне чего привиделось?

Нет, я сплю хорошо. Ты мне о другом скажи: я гражданин или...

— Гражданин, гражданин, редкостный гражда­нин! — нетерпеливо ответил старик и захлопнул дверь перед его носом.

Об этих ночных визитах, разумеется, стало мигом известно Вэй Тао, и он засомневался: то ли у Чжуана снова психическое расстройство, то ли он хитрит? Вэй любил опережать события и решил дать писателю возможность покаяться. Соберем небольшое собрание и пощупаем его, заставим немного попотеть, посмотрим, что он нам скажет. Но Вэй Тао еще не успел осущест­вить свой план, когда ему позвонила верховная руко­водительница:

— Завтра будет траурный митинг, так. пусть Чжуан Чжун стоит на трибуне!

Самое удивительное, что, получив эту весть, Чжуан сразу расстался со всеми своими странностями. Он уже больше ни в чем не сомневался и прикинул, что стоять на трибуне митинга несколько менее почетно, чем быть членом траурного комитета, но все же доста­точно, чтобы возвышаться над миллионами, а это со­всем неплохо. На следующий день он в черной унифор­ме, с белым траурным цветком в петлице скорбно и сосредоточенно поднимался на заветную трибуну...

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ.

Герой обнаруживает бандита в комнате для приезжа­ющих, а вслед за этим сталкивается с проблемой: как бы поесть баранину из самоварчика

В Пекине проще всего встретить знакомого на цент­ральной улице Ванфуцзин — Княжеский двор. Однаж­ды, когда писатель шел по этой улице, он в дверях книжного магазина «Новый Китай» столкнулся с Вэй Цзюе. Это была первая их встреча с тех пор, как Чжуан Чжун сам столь успешно наведался к старику. Чжуан знал, что за прошедшее время отдел, в котором работал Вэй Цзюе, прослыл черным гнездом реабили­тации правых, а Вэй благодаря своему заботливому ученику был обвинен в попытках разложения группы образцовых революционных пьес. На гребне борьбы против реабилитации правых в газетах появилось не­мало статей, обличающих Вэй Цзюе, правда, без ука­зания его имени. Короче говоря, Чжуан никак не был психологически подготовлен к встрече с ним. Под пси­хологической подготовкой я понимаю слова, которые позволили бы ему обратиться к Вэю с учетом новей­шей обстановки и в то же время без утраты своих вы­соких принципов. Не успев придумать таких слов, он просто спросил:

— Как поживаешь, Вэй?

К удивлению Чжуан Чжуна, его бывший учитель вовсе не выглядел пришибленным или печальным, а со­хранял вполне бодрый вид. Седые усы на его длинном смуглом лице топорщились даже воинственно.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату