Алло!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ.
Крупный писатель в решающий момент произносит мудрые слова. Эти слова используются так умело, что возникает сплошная идиллия
Как говорится в стихах:
Мы не будем доискиваться, как писателю удалось примазаться к этому пиру: может быть, он предложил хозяину разделить с ним расходы, а может быть, принес в ресторан дорогого вина, но факт, что Чжуан хлестал рюмку за рюмкой, вовсю полоскал в кипящем самоварчике ломтики баранины и непрерывно болтал, потому что ему было крайне важно уравновесить то, что он вчера вечером наговорил Вэй Тао. А Вэй, раскрасневшийся от выпитого вина, вещал, опуская в кипяток очередной ломтик сырого мяса:
— Когда я услышал эти сплетни, я сразу сказал, что не верю в них. Не верю, что верховная руково дительница могла пойти против партии.
— И я то же самое подумал! — подхватил Чжуан Чжун.— Ведь все четверо центральных руководителя были приближенными председателя Мао, заслуженными деятелями великой пролетарской культурной ре волюции, неутомимыми ниспровергателями каппутистов. Поэтому вчера вечером я и сказал начальнику отдела Вэю, что если эти слухи правдивы, то они означают реставрацию капитализма!
Восхищенный собственной прозорливостью, Чжуан отхлебнул вина и решил, что он вполне удовлетворительно выдержал испытание.
Так, слово за слово, гости заговорили о том, что каждый из них слышал. Вэй Тао ударил о стол па лочками для еды.
— Черт побери, слухи были такими правдоподобными, что просто в дрожь бросало! Я обязательно посоветую верховной руководительнице начать допрос всех поодиночке, чтобы докопаться, откуда пошли эти домыслы!
Чжуан Чжун бросил на него испуганный взгляд, но, подумав немного, с жаром подхватил:
— Вы совершенно правы: крепкая трава всегда выдержит напор ветра, а настоящее золото плавится только при сильном огне. Например, у меня дома висит фотография, на которой я запечатлен рядом с верховной руководительницей, так вчера один человек посоветовал мне скорее снять эту фотографию. Я, разумеется, ответил: ни за что не сниму!
— Действительно, был такой случай? — с некоторым недоверием спросил Вэй Тао.— Подобного человека самого нужно снимать!
Писатель, естественно, не уточнил, что этим человеком был он сам, Чжуан Чжун. Когда он услышал от Вэя весть об аресте четверки, у него сразу мелькнула мысль о фотографии, а когда весть не подтвер дилась, был страшно доволен тем, что не начал действовать опрометчиво. Сейчас он видел, что Вэй Тао не очень-то доверяет ему, вот и выдумал себе оппонента, чтобы разоблачить его. Конечно, это вряд ли усы пило бдительность начальника, но писатель все равно был доволен своими способностями к импровизации. Боясь, что Вэй слишком крепко вцепится в его рассказ, он перевел беседу на другую тему, заговорив о сложности и остроте классовой борьбы, которая поистине выходит за пределы человеческого воображения.
Внезапно в их кабинет ворвалась запыхавшаяся женщина с криком:
— Тут такое творится, а вы все едите да пьете! Гости повернулись и узнали жену Вэй Тао. Она ообщила мужу, что его срочно вызывают на собрание, где будет сделано официальное объявление.
— О чем объявление-то? — нетерпеливо спросил Вэй.
— О свержении «банды четырех»!
Эти слова подействовали на пирующую компанию как разорвавшаяся мина или, точнее, как гипноз. Все застыли: с рюмками, бутылками, палочками в руках. Только самоварчик продолжал бурлить — и даже не столько бурлить, сколько шипеть, потому что в нем осталось совсем мало воды.