Все очень развеселились.
На этом месте любознательный читатель может спросить: как же дальше простая деревенская девушка играла роль жены крупного писателя? Насколько мне известно, Чжуан Чжун буквально лепил ее характер, подсказывая ей каждое слово и движение, но это уже тайна, о которой не должен знать никто, кроме самих супругов. Занавес закрывается, я возвращаюсь к главной теме повествования и спешу рассказать о громких общественных подвигах нашего героя.
ГЛАВА ШЕСТАЯ.
Самые умные люди тоже иногда попадают впросак, но их нельзя винить в этом. На сцене появляется командир отдельного соединения со знаменем в руках
Весной тысяча девятьсот шестьдесят шестого года Чжуан Чжун, уже неоднократно избегавший разных переделок, все-таки влип. Он крутился и так и сяк, беседовал со всеми понимающими людьми, с какими только мог, но на сей раз события были слишком масштабными, и даже он, поклонник «Левого марша», немного сплоховал. До сих пор он считал, что абсолютная левизна гарантирует безопасность, однако в последнее время самые уважаемые работники и самые заслуженные люди утром не знали, что их ждет вечером. На сей раз мощь урагана была так велика, что все, кроме судей, попали в подсудимые. Чжуан Чжун очень волновался, ибо знал, что череп у него отнюдь не железный, что его прошлое не безгрешно, и если его захотят в чем-нибудь обвинить, это будет сделать легче, чем шевельнуть рукой. Как же быть? Как быть?
Пока он терзался своими опасениями и сомнениями, его вызвали к исполняющему обязанности первого секретаря провинциального комитета. Это было сделано по инициативе того самого секретаря, который похвалил его сценарий «Всегда вперед», но Чжуана все равно прошиб холодный пот. Он обмяк от страха, в сердце у него точно били барабаны. Когда он предстал перед исполняющим обязанности первого секретаря, он, как ни силился, не увидел на его лице решительно никакого выражения: ни холодности, ни теплоты, ни радушия, ни равнодушия, ни гнева, ни радости. Уже по этому признаку Чжуан понял, что положение очень серьезно. И хотя исполняющий обязанности указал ему на стул, писатель не решался сесть даже на краешек стула.
Исполняющий обязанности коротко, не вдаваясь в подробности, обрисовал обстановку, из которой явствовало, что от Чжуан Чжуна ждут помощи в решении вопроса с Вэй Цзюе. Писатель тихо поддакивал, а в его мозгу вихрем проносились мысли о том, что решение, видимо, фактически уже принято, что Вэя хотят превратить в Дэн То[12] их провинции. «Это прекрасный случай! Если я помогу им, то миную сию заставу, а если нет, то меня сварят с Вэем в одном котле... Тут шутить нельзя, это вопрос жизни и смерти!» Он сразу согласился и дрожащим голосом акцентировал лишь два момента: то, что он был когда-то учеником Вэй Цзюе, но давно отошел от него из-за политических разногласий, и то, что он клянется перед партией раскрыть без малейшей утайки все, что ему известно о Вэе.
Поклявшись перед партией, он получил разрешение идти домой, а там разыскал фотографию, на которой он был изображен вместе с Вэй Цзюе, и немедленно сжег ее. Когда огонь охватил фотографию, Чжуан подумал, что стоило бы сохранить для истории хотя бы центр ее, но тут же отбросил от себя эту мысль: «Сейчас главное — выжить, а о будущем заботиться не время!» Успешно выдержав борьбу с собственной мягкотелостью, он продолжал жечь фотографию вместе с рамкой, и скоро дым повалил даже на лестницу. В дверь квартиры застучали, он поспешно бросил обгорелые остатки в уборную, но унитаз, как назло, засорился.
В дверь продолжали стучать, затем послышался крик, и тут только Чжуан обессиленно и в то же время облегченно сел: он узнал голос своей жены.
— Ты что делаешь? — воскликнула она, входя.— Превратил комнату в какую-то кочегарку!
Писатель сообразил, что его прямодушная жена может стать главным препятствием для сохранения его секретов, что с ней нужно что-то делать. Он даже придумал некоторые методы, но сейчас мы о них говорить не будем.
Больше всего Чжуана волновало, как вывести на чистую воду Вэй Цзюе. Целую ночь он ворочался на кровати, словно блин на горячей сковороде, а едва рассвело, накинул одежду и помчался в ясеневую рощу парка Освобождения. Он знал, что каждое утро, невзирая на ветер или снег, Вэй делает там зарядку. Сейчас он тоже был на месте и молча, сосредоточенно совершал плавные движения традиционной гимнастики.
Чжуан Чжун пришел к нему с тайным заданием, но это была «революционная тайна», которую в высших интересах, из тактических соображений выдавать было нельзя, поэтому он обратился к Вэй Цзюе очень приветливо:
— Почтеннейший! (Он помнил, что вокруг никого нет.) В последние дни обстановка очень напряженная, многое даже не понять...— Без таких слов ему было трудно заставить учителя разговориться.
Вэй Цзюе никогда не прерывал своей гимнастики, но на этот раз, против обыкновения, остановился и сказал с гневом:
— Да, непонятного действительно много! Например, осуждают У Ханя, известного историка, труды которого хвалил сам председатель Мао. Порочат Дэн То, нашего крупнейшего партийного журналиста, талантливого и образованнейшего человека!
Этот старик действительно был очень глуп, раз в такое время лез на рожон. Но для выведывания порочащей информации лучшего объекта не сыскать.
— Почтенный Вэй! Вы читали недавние «Тезисы»? В них последние семнадцать лет объявлены периодом господства черной линии...
— Это более чем странно!
— А помните, мы с вами обсуждали проблему изображаемого материала? Сейчас ее тоже критикуют, называют надуманной...
— По этому поводу я всегда буду защищать мнение Лу Синя, который говорил, что из кровеносных сосудов может бить только кровь...
Вэй Цзюе снова начал развивать взгляды на литературу, совершенно не соответствующие нынешней обстановке. Казалось, он был готов отрезать собственную голову и сам преподнести ее своим врагам. Чжуан подумал, что сказанного уже вполне достаточно, чтобы выполнить поручение провинциального комитета. Если слушать дальше, то даже воды в Хуанхэ не хватит, чтобы отмыться.
Донос пришелся как нельзя кстати. Если бы Чжуан Чжун опоздал, его и самого бы замели. А теперь провинциальное начальство имело возможность устроить шумный митинг с осуждением врагов и притащить на него Вэй Цзюе. Предположение Чжуана полностью оправдывалось: из Вэя решили сделать местного Дэн То, главного проводника черной линии в литературе.
Когда двое верзил вытащили на сцену Вэй Цзюе, весь зал замер в испуге, слышались только вздохи и шумное дыхание. Чжуан Чжун давно подготовился к вивисекции, но и он не мог сдержать сердцебиения: не ожидал, что все будет так страшно. Хорошо еще, что он сжег эту проклятую фотографию! А вдруг люди все- таки дознаются, как униженно он просил Вэй Цзюе быть его учителем, решат, что он и сейчас его приспешник? Еще он раскаивался, что сегодня утром, вызывая Вэя на откровенность, наговорил ему немало лишних слов: что «обстановка очень напряженная», что «многое даже не понять» и так далее. Ну и глупец
