Может, всему виной был туман, а может, так было и в самом деле, только Василию показалось, что из уголка правого глаза Катерины скатилась большая слеза. Но, вполне возможно, ему это всего лишь померещилось.
— До свидания, — тихо проговорил Василий, взяв девушку за руку. Вот они встретились, только начали… да ничего они толком не начали, даже толком не поговорили.
Так, пару вечерних прогулок по окрестностям Ельска и… И ничего, а теперь он снова теряет ее. Впрочем… впрочем, по-иному нельзя. Несмотря ни на что, там, среди тех, кого Василий считал своими, ей грозила смерть, если только не… Однако Василий отогнал эту тревожную мысль. На все воля Ктулху, но если представится возможность…
— Прощай… Иди, тебе пора… И береги себя…
Девушка оттолкнула его, а сама отвернулась.
— Иди, Василек, — вторил девушке Григорий Арсеньевич. — Сейчас не место и не время для сантиментов.
— Вы…
— Иди, с нами будет все в порядке, — вновь улыбнулся Григорий Арсеньевич, а потом похлопал Василия по плечу: — Иди… Иди…
Эпилог
Подмосковье
А потом Ленинград,
Васильевский остров
Февраль 1942
От стужи даже птицы не летали,
А вору было нечего украсть,
Родителей моих в ту зиму ангелы прибрали,
А я боялся — только б не упасть.
Было здесь до фига голодных и дистрофиков,
Все голодали, даже прокурор…
Майор подсел к Василию и что-то прошептал ему на ухо. Гул моторов самолета заглушал слова, и Василий только отрицательно покачал головой: мол, не слышу. Тогда майор буквально прижался к его уху губами и прокричал:
— Сдайте оружие.
Нечто подобное Василий ожидал с самого начала, но все же была надежда. Теперь же ему показалось, что он на несколько лет вернулся в прошлое. Снова Литейный, а точнее, Лубянка, вряд ли его повезут в осажденный Ленинград, снова бесконечные допросы и побои, как тогда, в тридцать девятом. Боже, когда все это закончится. А ведь стоит его начальству раздобыть его фото в эсэсовской форме, и все! Амба. Поставят к стенке, как миленького, и никуда он не денется.
— Вы меня слышите? Сдайте оружие! — в третий раз повторил майор. — У меня приказ!
«Оно и понятно. Только вот зачем было за мной самолет гонять. Шлепнули бы там прямо, на посадочной площадке партизанского лагеря. Согласно приказу товарища Сталина… Или кто у них там подрасстрельные приказы подписывает? Так вот, согласно приказу товарища такого-то за измену Родине расстрелять. Хотя, какая же тут измена. Приказ я выполнил…» Лично против майора Василий ничего не имел, но было в нем что-то мерзкое, холеное, холуйское. И захотелось Василию не передать тому свой револьвер, а вскочить, разрядить первый барабан в его наглую, наетую штабную харю, а потом приставить дуло к виску летчика и приказать прорываться в Ленинград. А там… Там будь, что будет. А если удастся — отыскать Григория Арсеньевича.
Да и как он мог… Как он мог оставить их одних? Что нашло на него тогда на дороге? Почему он согласился с Григорием Арсеньевичем и отступил?
А теперь… Теперь он сидел в пустом салоне грузового самолета, который привез партизанам медикаменты, припасы и нового руководителя отряда, взамен погибшего Ефимова. Капитан погиб во время нападения на одну из станций, где задержался состав с горючим для танков. Но дело не в этом. Ефимов был последним из тех, кто сбежал из «Логова дождевого червя-2»; последним из тех, кто мог подтвердить невиновность Василия, рассказать о его действиях, направленных на уничтожение лагеря, и о том, что архивы Троицкого уничтожены…
— Сдайте оружие!
Василий машинально потянулся к кобуре и, вынув револьвер, передал его майору.
— И это все?
Василий поморщился, полез за голенище и выудил оттуда треугольный советский штык, потом достал из-под ремня маленький женский пистолет и протянул его майору. Хоть этот пистолет ни в какое сравнение не шел с любимым «бульдогом», но все же заряжен был заговоренными пулями.
Теперь Василий чувствовал себя совершенно обезоруженным. Неужели все это нужно было лишь ради того…
Неожиданно над кабиной пилота вспыхнула красная лампочка, где-то запикало. Майор вновь наклонился к уху Василия и сообщил:
— Подлетаем… — а потом, немного подумав, добавил: — Пристегнитесь. Садимся. Москва.
Моторы взвыли с новой силой, словно набирая новые обороты, и самолет, заметно накренившись, пошел на снижение. Василий пристегиваться не стал, то ли это был неожиданный порыв безумной храбрости, то ли в нем взыграл демон противоречия, хоть что-то да сделать по-своему, не послушаться майора.
Однако он тут же пожалел о своей глупой браваде. Когда шасси коснулось земли, самолет тряхнуло так, что оперуполномоченный едва не слетел со своего сиденья. Выругавшись, он покрепче ухватился за ручку, расположенную сбоку на уровне груди.
Майор ничего не сказал, лишь с укоризной посмотрел на оперуполномоченного: «Я же предупреждал…»
Но вот самолет сделал круг и остановился. Второй пилот выбрался из кабины, скинул трап.
Василий тяжело вздохнул, потянулся и отправился к выходу, но в последний момент обернулся. Майор стоял у него за спиной. Вновь вздохнув, Василий спрыгнул на землю. Он был на одном из безымянных военных аэродромов. Справа вдалеке застыл ряд боевых машин, возле которых суетились то ли пилоты, то ли механики. С другой стороны в отдалении возвышалось здание аэропорта, больше похожее на разваливающийся сарай. Было очень холодно, даже холоднее, чем в самолете. Ветер гнал по замороженному асфальту ледяную поземку.
Но вот где-то далеко взвыли тормоза, и из-за «сарая» аэропорта выкатил черный воронок.
«Ну вот, все в лучших традициях, — подумал Василий. — Сейчас руки заломят, на заднее сиденье, и путь далекий… Хотя сейчас вряд ли на Колыму отправлять станут. В штрафбат и на передовую, а там, как повезет. Только везет у нас редко кому».
Взвизгнув тормозами, воронок остановился. Из него выскочил… сам товарищ Шлиман. Широко улыбаясь, он подошел к Василию, обнял его, расцеловал, а потом громогласно объявил:
— Товарищ Кузьмин, рад приветствовать вас живым и невредимым. Мы наслышаны о ваших подвигах, и я от себя и руководства партии и правительства хочу поздравить вас с успешным выполнением задания, а также с присвоением вам очередного звания…
