показывает потомству, что Гермон остался верен тому направлению в искусстве, которое основывалось на правдивой и реальной передаче натуры. Эта голова есть часть группы, изваянной Гермоном из мрамора, сюжетом для которой он взял тех двух братьев галлов, так мужественно подставлявших свою грудь стрелам македонских воинов там, на том страшном берегу, где он видел Ледшу в последний раз. Филетер, правитель Пергама, приобрел эту группу и послал ее в дар Птолемею, избавившему своим ужасным приказом и его страну от хищников-галлов. В египетской земле при раскопках нашли эту голову[38].
Много мотивов заимствовал Гермон из окружающей действительности, но он не избегал больше и идеальных сюжетов. Ему, слепому, открылся мир идей и идеальных представлений, и его богатое воображение черпало оттуда материал для великих произведений, а то настоящее счастье, которое он нашел в любви Дафны, и слава, доставляемая ему его работами, увеличивали еще больше его творческую силу. Плоды его неутомимой деятельности — «Аполлон, бог света, убивающий духа тьмы», так же как и его прекрасная «Арахнея», гордо смотрящая на только что оконченную ткань, благодаря которой она, более искусная ткачиха, победила богиню, — погибли для потомства. В этой последней статуе вольноотпущенник Биас тотчас же признал образ своей соплеменницы Ледши и молча подолгу смотрел на нее с восторгом. Исчезли также и колоссальных размеров произведения: «Битва Амазонок» и «Боги моря», заказанные для храма Посейдона в Пергаме. То, что было индивидуального в таланте Гермона, его стремление к правде и реальности, является отличительным признаком всех произведений его потомков, которыми до наших дней восторгаются и которые стали известны под собирательным названием: «Пергамское искусство». Для Гермона, так же как и для Дафны и Мертилоса, этот город стал второй родиной. Архиас был выбран в городской совет и окружен уважением и почестями. Счастье его единственной дочери, здоровые и умные внуки, слава, окружающая имена Гермона и Мертилоса, — все это радовало его и было для него источником самой чистой и благородной гордости. И все же его страстно тянуло на родину, с потерей которой его ничто не могло помирить. Поэтому Гермон счел одним из самых счастливых дней своей жизни тот день, когда ему удалось получить для Архиаса позволение вернуться в Александрию. Царь Птолемей Филадельф прислал наконец художнику, так сильно возбудившему его недоверие, лавровый венок и поручил своему посланнику передать Гермону, Мертилосу, а также и их изгнанному родственнику приглашение возвратиться в его столицу. В благодарность за высокое наслаждение, доставляемое ему и его супруге работами Гермона, согласился он простить и позабыть все то, что послужило поводом к изгнанию Архиаса.
Радостно, точно ему возвратили его утерянную молодость, немедленно отправился Архиас в сопровождении домоправителя Грасса в столь любимую им Александрию. Там нашел он опять неутомимую, вечно оживленную деятельность и жизнь, македонский совет, рынок, разнообразную и увлекательную беседу, едкое острословие, знакомые и любимые памятники искусства — одним словом, все, чего ему, несмотря на любовь и счастье близких, так не хватало в Пергаме и к чему он всем сердцем стремился. В течение двух лет он наслаждался всем этим, но, побывав однажды в царском дворце, где были выставлены вновь присланные произведения пергамских художников, он вернулся домой в сильном волнении, и какое- то беспокойство овладело им. Он, подобно другим, любовался произведениями Мертилоса, изображающими сельские сцены. Но произведение, которое его поразило и затронуло, как ни одно другое, большая группа из мрамора «Похищение Прозерпины», было изваяно Гермоном. Его родительское сердце узнало в образе Деметры черты горячо любимой Дафны, а старшая дочь ее Эригона, названная так в честь матери Гермона, была изображена в образе Прозерпины. Какой прелестной показалась ему его внучка: сколько женственности и красоты было во всей ее фигуре! Ни одна статуя не производила такого впечатления на этого старого любителя и знатока искусства. Грасс слышал, как его господин не раз громко произносил среди ночи имена Дафны и Эригоны; поэтому его не удивило, когда на следующий день ему был отдан приказ приготовить все к скорому отъезду. Но большая радость наполнила его верное сердце при этом известии, потому что Гермон, Дафна и их дети были для него дороже всех наслаждений столицы.
Несколько недель спустя вернулся Архиас к своим в Пергам и уже больше никогда не покидал их, несмотря на то что дожил до глубокой старости и мог еще видеть и восхищаться первыми произведениями старшего сына Дафны и слышать, как восхваляли их другие. Этот внук Архиаса стал впоследствии учителем целого поколения художников, создавших те произведения пергамского искусства, при виде которых невольно возникает вопрос: откуда и почему проявились в этих произведениях те качества и особенности, которыми они так резко отличаются от всех произведений греческого искусства? Не был ли прав Гермон, когда так упорно боролся за избранное им направление в искусстве, к которому мы возвращаемся в наши дни? Наука и искусство идут теперь по этому пути; они должны пойти и, наверно, пойдут и дальше в том же направлении. Мысли же, высказанные Гермоном, не утратили значения и в наши дни:
«Мы должны оставаться верными служителями правды, но в ней одной не найдем мы ключа к святилищу искусства. Кому Аполлон — бог света и чистоты, а также музы — подруги вечной красоты не откроют туда доступа, для того двери его останутся навсегда закрытыми, как бы сильно и настойчиво он ни стучался в них».
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Роман «Arachne» опубликован в 1897 году. Это последнее крупное художественное произведение Георга Эберса. Оно открывает цикл из трех романов о Египте времен династии Птолемеев, царствовавших с 305 по 30 годы[39].
Вторая половина IV столетия озарена деяниями Александра Македонского (356-323). Начав свои походы с нападения на Персию в 334 году, гениальный полководец за какое-то десятилетие создал невиданную до той поры евразийскую империю, простиравшуюся от Дуная до Месопотамии с севера на юг и от Нила до Ганга с запада на восток. Александр воцарился в Вавилоне как наследник персидских царей. Там и настигла его неожиданная смерть от лихорадки. Началась борьба за раздел обширнейшей державы Александра между диадохами[40] — бывшими сподвижниками великого завоевателя. Главнейшие полководцы-диадохи сначала сделались сатрапами[41] полученных при разделе областей, а несколько позже — монархами. Таким образом возникли три больших государства во главе с македонскими династиями: царство Птолемеев в Египте со столицей в Александрии, царство Селевкидов в Сирии, Вавилонии и Иране со столицей в Антиохии и царство Антигонидов в Македонии со столицей в городе Пелла. По-прежнему раздробленная на мелкие полисы (города-государства) и локальные полисные союзы Греция оставалась как бы на периферии этого новообразованного мира и перестала играть активную политическую роль.
Завоеванный македонцами Восток немедля начали заселять греческие колонисты. Самые деятельные элементы греческого общества хлынули в открывшийся перед ними новый неведомый мир: сперва в качестве солдат-наемников, потом в качестве торговцев и ремесленников, а немного позже в качестве ученых и деятелей искусства. Здесь они сделались тем привилегированным слоем населения, на который опирались македонские монархи в своем управлении Востоком. В Египте греки-поселенцы сосредоточивались густой массой в Александрии и ее окрестностях, в державе Селевкидов расселялись по широкой сети новооснованных по греческому образцу городов, покрывших всю Малую Азию, Сирию и отчасти Вавилонию. Эти островки греческой цивилизации в океане цивилизации восточной объединяли выходцев из самых разных частей греческого мира; их связь с прежней родиной была уже утрачена, с новой — еще не закреплена, и потому они жили не интересами общины, а сугубо личными и кружковыми интересами. В этих условиях языковые отличия между разноплеменными греками быстро стерлись: вместо прежних четырех диалектов[42] установился «общий язык» — койне, развившийся из аттического диалекта (официального языка македонской канцелярии) под слабым влиянием ионийского. Быстро стирались и культурные различия: во всех греческих поселениях установилась единообразная двухстепенная образовательная система — начальное обучение чтению, письму и счету, затем среднее образование в гимнасии (физическое воспитание) и у «грамматика» — чтение и толкование классических писателей. (Прохождение такого курса обучения приобщало человека к привилегированному «эллинскому» обществу. Именно так эллинизировалось и местное восточное население.)
Таким путем греческий мир вступал в новый период своей истории, который в отличие от предыдущего периода — «классической эпохи» или «эллинства» получил название «эллинистической эпохи» или «эллинизма». Началом эллинистической эпохи считается завоевание Ближнего Востока Александром Македонским (324 г.), концом — полное установление римского владычества над восточным
