виновна.
Все время, пока шел суд, Диана держалась хладнокровно и отстранений, но в миг объявления приговора рот ее изумленно приоткрылся. Когда женщина в полицейской форме выводила ее из зала суда, Диана собрала в кулак всю свою волю, высмотрела в толпе Эмми и помахала ей, словно говоря: «Ничего, все это пустяки!»
Но это были не пустяки. Сэнди составил апелляцию, и начался новый безумный период: Диана настаивала на немедленном рассмотрении апелляции с тем же упорством, с каким прежде добивалась суда. В результате апелляцию отклонили, и Диана отправилась в тюрьму Оберн, сама не веря (так казалось Эмми), что все это происходит с ней.
После этого телефонные звонки почти сразу прекратились, не считая настырной тетушки Медоры, которая не уставала повторять: «Я же тебе говорила!» Время от времени кто-то уговаривал Эмми сходить в театр или кафе. Обычно у нее не хватаю на это душевных сил, но если уж она принимала приглашение, то разговор неизменно сводился к Диане или — что было не лучше — спутники Эмми, напротив, так старательно избегали упоминать имя сестры, что Эмми начинало казаться, будто это не Диану, а ее саму осудили за убийство.
Всех охватило уныние. Даже Сэнди. Даже Агнес. Агнес всегда была угрюма, но при этом дом держался на ней, а теперь к угрюмости прибавилась еще и забывчивость: казалось, мысли ее витают где-то далеко. Однажды она спросила Эмми:
— Я полагаю, никто уже не сомневается, что убийство совершила мисс Диана?
— Я не верила. Не могла поверить. Но когда прочитали эту записку…
Агнес с каменным лицом кивнула в ответ. Ее седые волосы были стянуты на затылке в тугой узел. Непроницаемые агатовые глаза смотрели в окно на осенний парк.
— Понимаю. Я тоже чувствовала, что она не способна на такое, пока не прочитали записку. Вы ведь не знали раньше об этой записке, мисс Эмми?
— До суда — нет. То есть я знала, что у полиции есть какая-то важная улика, но не могла и предположить, насколько это все серьезно.
Агнес глядела в окно, не мигая.
— Я думаю, мистер Сэнди знал о записке. Ведь адвокат должен знать заранее, какие свидетельства будут представлены на суде?
— Наверное, но мы никогда не говорили об этом.
Агнес молча думала.
— Я уже ни в чем не могу быть уверена, — произнесла она наконец и вышла из комнаты, прежде чем Эмми догадалась задать ей какой-нибудь вопрос. Впрочем, спрашивать не было смысла. Агнес была очень скрытной и часто говорила загадками.
Спустя несколько дней после того, как Диану отправили в Оберн, Дугу разрешили свидание с ней. Он вернулся из тюрьмы совершенно подавленный, сразу отправился к Эмми, и Джастин, который вечерами теперь большей частью сидел дома, усердно поил его коктейлями.
Диана была в тюрьме уже вторую неделю, когда Дуг, ужиная у Эмми, спросил, не согласится ли она забрать из дому одежду Дианы. В душе у нее все воспротивилось. Агнес, подававшая суп, бросила на Эмми испытующий взгляд и поспешно вмешалась в разговор — на правах человека, который долгие годы заботился о семье Ван Сейдемов.
— Я займусь этим, мистер Дуг, — сказала она. — Полагаю, мисс Диана хотела бы отдать свои меха па хранение.
Дуг безучастно кивнул.
— Наверное. Благодарю, Агнес. Вот ключ.
Агнес опустила ключ в карман передника и принялась убирать посуду. На следующий день, когда она засобиралась в дом Уордов, Эмми решилась спросить, не нужна ли ей помощь, но Агнес твердо ответила: «Нет».
Вечером Дуг снова пришел к ним ужинать. Агнес без единого слова вернула ему ключ, и Дуг прикрепил его к колечку. «Завтра агенты по недвижимости придут осматривать дом», — сказал он, и с этого момента никто не говорил о Диане — все пытались вести себя так, словно ничего не происходит.
Изредка Дуг водил Эмми в театр, где по-прежнему шла его пьеса. Зрителей теперь было меньше, чем на премьере, но вполне достаточно, сказал Дуг, для того, чтобы спектакль не сходил со сцены. Когда представление давало приличные сборы, он радовался, но не так бурно, как раньше. Раз-другой он брал Эмми с собой за кулисы. Там аромат театра был еще сильнее и соблазнительнее. С наслаждением вдыхая его, Эмми вдруг подумала о том, что ей, наверное, суждено было стать актрисой. Ее здравый смысл, конечно, тут же воспротивился: она не смогла бы перевоплотиться на несколько часов в другого человека, да так, чтобы все в это поверили…
Коррина, разумеется, давно уже выучила свою роль («Сила привычки», — иожал плечами Дуг). Но Эмми все равно было неприятно ее видеть. Она понимала, что Коррина ни в чем не виновата, но все равно почему-то не могла смотреть ей в глаза. Однажды, когда Дуг остановился перед уборной Коррины со звездочкой на двери, Эмми двинулась дальше по коридору и увидела распахнутую дверь, а за ней — мистера Такера, который с блаженным видом сидел перед зеркалом и втирал в лицо какой-то крем. В огромной и на вид дорогой металлической коробке лежало немыслимое количество всяческого грима. Мистер Такер увидел Эмми в зеркале, радостно вскочил и протянул ей руку, другой поддерживая сползавшие брюки. Эмми пожала его ладонь и ощутила на пальцах жирный крем.
— Я не видел вас с… с того самого дня. Вы были на спектакле? Как я сегодня?
На этот момент Эмми видела пьесу уже столько раз, что знала наизусть все роли и без труда могла бы заменить любого актера, случись ему, скажем, заболеть ларингитом. Роль мистера Такера состояла примерно из двадцати строк. Эмми подумала и решительно ответила:
— Вы были великолепны.
Он просиял, смел на пол всю одежду со второго стула и галантным жестом пригласил Эмми садиться. Она нерешительно взглянула на свалку вещей на полу. Мистер Такер махнул рукой.
— А, чепуха. Я делю эту гримерку с Биллом Клуром, а он ни капли не возражает, — юноша слегка нахмурился, — против того, что моя мама называет «возмутительным беспорядком». А мой папа на днях приходил ко мне сюда. Когда я получил эту роль и начал репетировать, он подарил мне вот это, — мистер Такер указал на роскошную коробку с гримом, — и сказал, что если я продержусь на этом месте полгода, он будет каждый месяц давать мне определенную сумму. Но беда в том, — лицо мистера Такера печально вытянулось, — беда в том, что на свете слишком мало ролей для таких, как я. Вы, наверное, назвали бы меня моложавым. Но я умею выглядеть старше! Вот, смотрите!
Он снова уселся перед зеркалом и умело приладил себе накладные усы и бороду, при этом так обильно полив их клеем, что Эмми испугалась, как бы они не остались у него на лице навечно. Мистер Такер расчесал вновь приобретенную растительность и обернулся к Эмми.
— Ну как?
— Трудно сказать — ведь я же видела, как вы это делали. Но… да, конечно, мистер Такер, так вы выглядите гораздо старше.
— Я хороший актер — по крайней мере хочу стать хорошим актером. Ничего другого делать в этой жизни я не желаю. А почему вы не зовете меня просто по имени? Все так и делают. Только, умоляю, не называйте меня Томми!
— А как вас зовут?
— Томас, — сурово произнес мистер Такер и вздохнул. — На мою маму, должно быть, нашло затмение, когда она давала мне имя. А Коррину вы видели?
Эмми была совсем мало знакома с мистером Томасом Такером, но уже начала привыкать к тому, как стремительно он меняет тему беседы.
— Нет, — ответила она.
Томас потянул за накладные усы и скривился от боли.
— Черт, я и не думал, что эта дрянь так быстро приклеится! Знаете, она славная девчонка. Просто отличная, когда узнаешь ее получше. Ой!
— А нет никакого средства, чтобы это удалить? — осторожно спросила Эмми.
