все это произошло как бы без их участия, само собой.
Мелисса повернулась к нему.
— Это не может произойти опять, Слэйдер.
— Дай мне только шанс — один шанс, чтобы я смог убедить тебя, что тот образ, который... — Он тяжело и прерывисто дышал.
Она прижалась к нему.
Он обхватил ее и, казалось без малейшего усилия, поднял. Не говоря ни слова, он сделал несколько шагов в сторону кровати и нежно уложил ее. Его тело оказалось сверху, а его губы искали ее губы, чтобы слиться с ними в безумном поцелуе. Безумно нежном. Безумно страстном.
— Теперь я хочу, чтобы ты смотрела на меня, — сказал Слэйдер, отрывая от ее губ свои. — И я хочу видеть твое лицо. — Его руки нежно и ласково трогали ее глаза и губы, как будто он был слепым.
Она тоже ласкала его с неменьшей страстностью.
— Прижми меня к себе, Слэйдер, прижми крепче, — говорила она, обнимая его и зарываясь лицом ему в шею... прижимаясь к этому милому изгибу, где шея переходила в плечо.
Мелиссе казалось, что это самое надежное убежище на земле.
Слэйдер слушался ее, крепко прижимал, лаская и поглаживая ее, закусив нижнюю губу, чтобы заглушить мучительное томление своих чресел. Он не хотел, чтобы это произошло быстро. Он хотел, чтобы все эти ощущения остались с ним до конца жизни. Они оба боялись, и мучили друг друга, и желали друг друга.
Слэйдер, перевернулся так, что теперь Мелисса оказалась сверху.
— Я хочу, чтобы ты взяла меня, Лисса.
Она хотела возразить, но он остановил ее, прижав палец к ее губам.
— Делай то, что тебе хочется... только попытайся.
Она послушалась. Она позволила себе делать все то, что хотела делать все эти дни после его приезда. Она гладила и ласкала языком его грудь. Но когда она сделала движение, чтобы расстегнуть его брюки, он застонал и остановил ее.
— Ох, Лисса. Не знаю, сколько еще я смогу вытерпеть эту сладкую муку.
— Муку?..
— С той ночи у меня никого не было. — Он резким движением выскользнул из-под нее и оказался сверху.
Она опустила глаза, думая над его словами. Потом она посмотрела на него, приподнявшись на локтях, при этом ее груди выскользнули из-под платья. Он издал короткий вздох, в котором было и восхищение, и порыв страсти, и прильнул к ней губами. Он на мгновение прижался к ней, но тут почувствовал, что теряет над собой контроль.
— О Боже! Лисса...
Нежные ласки закончились, он стал брать то, что принадлежит ему... Ему... а не Бью. Пусть закон и на его стороне.
Лисса не обращала внимания на рвущуюся ткань. Ее страсть была столь же неистовой. Их раскрытые губы тянулись навстречу друг другу... Все притворство и вся сдержанность были забыты в неистовом порыве, и она полностью отдалась восхитительному акту любви... настоящей любви, а не тех снов, которые в течение этих пяти лет снились Слэйдеру... не тех действий, которые терпела Мелисса эти пять лет.
Слэйдер накрыл ее мягкое податливое тело своим крепким и мускулистым телом, сплетя свои пальцы с ее. Их влажные от испарины тела скользили друг по другу, когда они извивались на смятых простынях, теперь уже совершенно обнаженные и снедаемые столь же обнаженной и неприкрытой страстью... бедро прижималось к бедру... губы — к губам... частые, хриплые стоны-вздохи Мелиссы свидетельствовали о том, что она готова принять Слэйдера.
Она издала жалобный крик, когда его губы оторвались от ее рта, и он стал поцелуями прокладывать дорожку к ее грудям. Придерживая одной рукой ее запястья, он свободной рукой гладил ее грудь, лаская своим влажным языком ее напрягшийся, как камешек, сосок.
Он со стоном сомкнул губы на ее груди и начал посасывать ее, и эти чувственные звуки заполняли комнату.
Судорога наслаждения пронзила все тело Мелиссы от груди до самого паха, как будто пробежала по серебряной проволоке, и она вся выгнулась навстречу ему. Его рука скользнула вниз и стала ласкать пульсирующую влажную теплоту ее лона.
Она была готова. И когда он вошел в нее, у него возникло такое чувство, что он наконец пришел домой. Боже, это было так чудесно!
— Лисса, Лисса... — простонал он, легко касаясь губами ее уха и тяжело дыша. Он зарывался все глубже в ее тело, еще и еще, и она поднимала бедра, двигаясь ему навстречу, медленными, инстинктивно- размеренными движениями.
Как хорошо, как правильно все это было!
Когда он услышал ее приглушенный вскрик и почувствовал, как напряглось ее тело в этот оглушительный момент наивысшего наслаждения, а руки ее то сжимались, то разжимались на его плечах, он также почувствовал, как от мгновенного наступившего оргазма содрогнулось все его тело — от мочек ушей до сведенных пальцев на ногах.
Ослабев от этого неистового чувственного порыва, он беспомощно лежал на ней, затем, придя в себя, стал приподниматься.
— Нет, — сказала Мелисса, мотая головой. — Я хочу чувствовать твою тяжесть... так я чувствую себя в полной безопасности.
— Безопасности, — повторил он медленно.
И они еще полежали так, сплетаясь телами в счастливом молчании. Ей еще никогда в жизни не было так хорошо и так спокойно.
Она не хотела думать ни о каких проблемах, а их еще хватало. Предстояло, преодолеть еще немало препятствий. Слэйдеру нравилось работать на ферме. Это была единственная вещь, которая принадлежала ему в этой жизни, пусть даже и не полностью, И ему будет трудно расстаться со своей долей. А она так долго мечтала уехать отсюда, найти работу, и теперь все это было уже так близко и достижимо... Но, конечно, если они любят друг друга, они что-нибудь придумают. У них еще есть время.
Она не была готова к тому, что он произнес:
— Тебе нужно принять решение, Лисса, — сказал он. Он резко встал и прошел в другой конец комнаты. Дойдя до двери, он остановился, оглянулся: — Этого больше не должно случиться. Во всяком случае до тех пор, пока ты выполняешь желания Бью.
Мелисса смотрела, как он уходит и уносит с собой ощущение счастья. Сначала она просто невидящим взором смотрела на дверь. Через минуту-две, услышав его шаги внизу, она почувствовала, как горло сжимает судорога — все сильнее и сильнее. И наконец она разразилась рыданиями, сотрясавшими все ее тело, — рыданиями от своей беспомощности и безнадежности своего положения.
Она обманывала себя. У них со Слэйдером нет общего будущего. У них есть только общее прошлое.
Пресс довез миссис Бодекер до дома и напомнил о просьбе шерифа никому не говорить о смерти Цисси, чтобы полиция могла сразу же приступить к расследованию, не спугнув преступника. Он направился домой. Неистовство и страстность проповеди, а также смерть Цисси совершенно вымотали его.
Мэнди встретила его у дверей аптеки.
— Я уже собиралась закрывать, — сказала она, впуская его.
Пресс подумал, что синяк у нее на щеке был уже почти не заметен.
На этот раз он не хотел делать вид, что ничего не знает. Теперь, после того как он увидел убитую Цисси. Он должен был что-то сказать. Он протянул руку и слегка коснулся бледного синяка.
— Больно? — В вопросе прозвучала целая гамма обуревающих его чувств.
Она молча покачала головой, широко раскрыв глаза.
— И давно? — спросил он, не отнимая руку.
Она вопросительно посмотрела на него.
