— Но здесь иногда одной букве коптского алфавита соответствуют несколько звуков, — заметил Михаэлис.
— Да. В некоторых случаях это мои неточности, которых полно и сейчас. В других случаях так получается потому, что звук иногда претерпевает незначительные изменения, и «ТН» может превратиться в «V» или в «F». Дело в том, что не всегда фонемы удается передать графически. — Д'Альтемпс приподнял плечи. — Но не хочу вас излишне утомлять. Я взял одну из наиболее впечатляющих страниц, семьдесят девятую, ту самую, где нарисована женщина с распятием в руках, под балдахином, от которого отходят какие-то странные, возможно органического происхождения, каналы. По каждому из каналов к другим обнаженным женщинам течет темная жидкость, растекаясь внизу страницы лужей, и из нее пьют собаки, гиены и прочие ужасающего вида животные.
— Да, я хорошо помню.
— Я применил свой ключ к первому слову и никогда не забуду своего чувства, когда увидел результат. Слов было два: GOD FATHR[38] или, проще говоря, GOD FATHER.
— Английский! — прошептал потрясенный падре Михаэлис.
— Да. И это не могло быть случайностью. Но следующие слова не все были на английском, только некоторые повторяющиеся выражения, такие как THOU DAUGHTER[39]; другие явно принадлежали к иным языкам, а некоторые пока вовсе не имели смысла. Если вам интересно, то вот расшифровка полной страницы.
Д'Альтемнс вытащил из рукописи еще один листок и протянул иезуиту.
— Оставалась очень серьезная проблема: разгадать смысл тех фраз, связь которых с рисунками от меня ускользала. И тут пришло новое озарение. Алфавит представлял собой один из вариантов коптского, с включениями из демотического[40] египетского. Теперь мы знаем, что утраченные тексты гностической ереси были написаны на коптском. Из немногих греческих папирусов магического толка, хранящихся в Ватикане, нам также известно, что существовал особый гностический тип магии, в котором смешались демоны христианские, еврейские и египетские и в котором силой обладали последовательности слов либо одинаковых, либо повторенных с небольшими вариациями.
— Ритуал! — воскликнул падре Михаэлис. — «Arbor Mirabilis» — это магический ритуал!
— Да. Скорее, сборник ритуалов, возможно выписанных из коптских гностических рукописей. Повторенные слова и одинаковые окончания в точности соответствуют такому типу магии, по крайней мере тому, что мы о ней знаем. Фразы же на английском, итальянском, греческом и латыни представляют собой частичный перевод с оригинала, главным образом в тех фрагментах текста, которые соединяют магические формулы. Это я могу сказать с уверенностью.
— А рисунки? Они не похожи на те, что встречаются в греческих, арабских или александрийских магических книгах, и еще меньше — на те, которыми пестрят книги наших некромантов. Здесь мы имеем дело с изложением какой-нибудь еврейской или халдейской системы.
— Вы правы, сходства никакого. И знаете почему?
Кардинал сделал многозначительную паузу перед тем, как перейти к самой драматической части своего открытия.
— «Arbor Mirabilis» относится к совершенно незнакомой теологии и к такой безумной космогонии, что ее можно считать богохульством.
Падре Михаэлиса начинало уже раздражать, какими маленькими порциями кардинал дозирует информацию о своем открытии, и он почти потребовал:
— Если вам известно, что это за теология и космогония, скажите наконец!
Д'Альтемпс кивнул.
— Вы правы. В рукописи то и дело попадаются периодически повторяющиеся слова как мертвых, так и функционирующих языков: CASTER, ASTER или DAUGHTER, OYSTER. Bee они относятся к женской магической символике, к системе жизненных функций или же к чудесным космическим явлениям.
— Меня это не удивляет, — сказал падре Михаэлис. — Почти все человеческие фигуры на иллюстрациях — женские, и часто они помещены внутрь человеческого тела.
— Совершенно верно! И заметьте: у женщины со страницы семьдесят девятой царственный облик, в руке у нее распятие. Вы наверняка читали Иринея. Вспомните Барбело, женскую сущность, источник света. Она входит в еретическую Троицу: Отец, Мать и Сын.
— Помню, но…
— Ведь это все объясняет! Женские фигурки из «Arbor Mirabilis», помещенные в сосуды и сложные нервные сплетения тела, намекают на космос, включающий в себя женское начало и функционирующий благодаря тому же женскому компоненту. Для автора рукописи Божественность есть Женщина, и женскую сущность имеет та энергия, что заставляет пульсировать космос. Отдаете себе отчет, насколько все это чудовищно?
Падре Михаэлис отдавал.
— Адам и Ева на одном уровне, без различия по степени греховности. Солнце и Луна равны, и нет качественного отличия дня от ночи, добра от зла… Я помню такую иллюстрацию.
— Да, она открывает раздел астрономии, и не случайно.
— Итак, «Arbor Mirabilis» — чисто колдовской текст, апеллирующий к женской сути Божества.
Д'Альтемпс покачал головой.
— Я тоже так думал, но это не совсем гак. На первых страницах раздела, посвященного женской космологии, есть фигурка мертвой женщины. И на странице семьдесят девятой, где наверху изображена женщина, торжествующая в своей духовности, внизу происходит некое падение в материю: растекается лужа крови, у которой кормятся чудовища. Я не могу настаивать на точности своего предположения, но подозреваю, что эта часть нацелена на убийство женского начала в божественной сущности космоса. Или, наоборот, на ее возвеличение и восхваление, а не на уничтожение, как говорят формулы.
— Любопытно, — прошептал падре Михаэлис. — Любопытно и пугающе. Но, насколько я помню, большая часть этой рукописи представляет собой гербарий из невиданных трав.
— Не из невиданных, но, конечно, из малоизвестных. Не знаю, что это значит, но один из рисунков напоминает мне растение с массивными семенами, которое мне когда-то показывал ваш собрат-иезуит Франческо Саверио, когда вернулся из Азии. Другие же травы и цветы были похожи на бразильские. Впрочем, все они очень плохо нарисованы.
— Я припоминаю еще корни, похожие на артерии, и человеческие фигурки внутри стеблей.
— Верно. Подозреваю также, что такого типа ярко раскрашенные фигурки служили для медитации и для достижения некоего высшего знания. Точно так, как в «Духовных упражнениях» Игнация Лойолы, руководстве по развитию воображения. С той только разницей, что там нет никаких диковинных растений.
Падре Михаэлис уже собрался высказать очередное скептическое соображение, как вошла служанка.
— Брат Микеле Гизлери прибыл, — возвестила она с изящным поклоном.
— Проведи его прямо сюда! — крикнул д'Альтемпс.
Когда великий инквизитор появился на пороге, падре Михаэлис не поверил своим глазам. Всемогущий глава Святой палаты оказался лысым, с клочковатой бородой, человеком лет шестидесяти. Маленькие добродушные глазки, тонкий нос над мясистым ртом и старая, залатанная во многих местах доминиканская ряса — все это создавало впечатление полной заурядности.
Однако вошедший стоял выше их на иерархической лестнице, поэтому оба, и кардинал д'Альтемпс, и падре Михаэлис, почтительно встали. Не обращая внимания на поклоны, инквизитор направился прямо к иезуиту.
— Вам бы следовало носить такое же платье, как у меня.
Падре Михаэлис смешался и поспешил выйти из затруднения:
— Брат мой, служить Господу можно в любой одежде.
