Опубликованное в Москве 21 июля сообщение о том, что между СССР и Германией начались торговые переговоры, вынудило англичан и французов дать 23 июля согласие на одновременное вступление в силу политического и военного соглашений. Через два дня они сообщили и о своем согласии начать переговоры с целью согласования текста военного соглашения. Однако чтобы прибыть в Москву английским и французским военным представителям понадобилось целых 17 дней! В результате военные переговоры могли начаться только 12 августа. До начала войны оставалось менее трех недель…
Впрочем, со стороны Запада эти переговоры были, скорее всего, похожи на фарс. Не случайно состав англо-французских военных делегаций был, мягко выражаясь, не слишком представительным, а их инструкции предусматривали, что:
«Британское правительство не желает принимать на себя какие-либо конкретные обязательства, которые могли бы связать нам руки при тех или иных обстоятельствах. Поэтому следует стремиться свести военное соглашение к самым общим формулировкам. Что-нибудь вроде согласованного заявления о политике отвечало бы этой цели…
До заключения политического соглашения делегация должна… вести переговоры весьма медленно, следя за развитием политических переговоров».
При этом французская делегация имела полномочия только на ведение переговоров, но не на подписание договора, а английская делегация вообще не имела никаких официально подтвержденных полномочий!
То насколько скептически оценивали эти переговоры в Берлине хорошо видно из донесения от 1-го августа германского посола в Лондоне Дирксена:
«К продолжению переговоров о пакте с Россией несмотря на посылку военной миссии, или вернее, благодаря этому, здесь относятся скептически. Об этом свидетельствует состав английской военной миссии: адмирал, до настоящего времени комендант Портсмута, практически находился в отставке и никогда не состоял в штабе адмиралтейства; генерал — точно такой же простой строевой офицер; генерал авиации — выдающийся летчик и преподаватель летного искусства, но не стратег. Это свидетельствует о том, что военная миссия скорее имеет своей задачей установить боеспособность Советской Армии, чем заключить оперативные соглашения».
Впрочем, сходная оценка этим переговорам давалась и одним из ее участников. Как пишет в своих мемуарах член французской миссии генерал Бофр:
«Можно заключить, что англичане не имели никаких иллюзий в отношении результата предстоявших переговоров и что они стремились, прежде всего, выиграть время. Это было далеко от того, о чем мечтало общественное мнение».
В самом начале военных переговоров глава советской военной миссии Ворошилов сформулировал кардинальный вопрос переговоров. Поскольку СССР не имел с Германией общих границ, то участие России в войне было возможно только на территории соседних с ним государств, прежде всего, Польши и Румынии. При этом Ворошилов уточнил, что имеется в виду проход советских войск через ограниченные районы Польши, а именно: Виленский коридор на севере и Галицию на юге. Советская военная миссия заявила, что без положительного решения этого вопроса все начатое предприятие о заключении военной конвенции между Англией, Францией и СССР, заранее обречено на неуспех. При этом Ворошилов выполнял инструкцию Сталина, где прямо говорилось:
«Переговоры свести к дискуссии по отдельным принципиальным вопросам, главным образом о пропуске наших войск через Виленский коридор и Галицию, а также через Румынию.
Если выяснится, что свободный пропуск наших войск через территорию Польши и Румынии является исключенным, то заявить, что без этого условия соглашение невозможно, так как без свободного пропуска советских войск через указанные территории оборона против агрессии в любом ее варианте обречена на провал, что мы не считаем возможным участвовать в предприятии, заранее обреченном на провал».
Такая изначально жесткая позиция советского руководства была обусловлена тем обстоятельством, что Сталину уже порядком надоели многочисленные фокусы английской дипломатии и поэтому он хотел добиться однозначного ответа на основной вопрос: готов ли Запад воевать в союзе с СССР против Германии, или нет. Любой иной вариант договора Москву не устраивал, прежде всего, потому, что после Мюнхена, сдачи Чехословакии и Мемеля, СССР не питал доверия к руководству Англии и Франции, а согласие союзников на проход Красной армии через территорию Польши и Румынии не позволил бы им дать задний ход и пойти на новый Мюнхен в отношении Польши.
Это прекрасно понимал и Черчилль, который в своей книге «Вторая мировая война» писал:
«Мюнхен и многое другое убедили Советское правительство, что ни Англия, ни Франция не станут сражаться, пока на них не нападут, и что даже в этом случае от них будет мало проку».
Соглашался Черчилль и с военной целесообразностью сталинских требований:
«Требование маршала Ворошилова, в соответствии с которым русские армии, если бы они были союзниками Польши, должны были бы занять Вильнюс и Львов, было вполне целесообразным военным требованием».
Часто в качестве оправдания того, что Запад не мог согласиться на проход советских войск по территории Польши, говорится о категорическом отказе Варшавы допустить Красную армию на свою территорию. Однако рецепт выхода из этой якобы тупиковой ситуации был дан Ллойд Джорджем еще 3 апреля во время парламентских дебатов по поводу английских гарантий, данных Чемберленом Польше:
«Я не могу понять, почему перед тем, как взять на себя такое обязательство, мы не обеспечили заранее участия России… Если Россию не привлекли только из-за определенных чувств поляков, которые не хотят мириться с присутствием русских у себя в стране, мы должны поставить такое присутствие в качестве условия, и если поляки не готовы принять это единственное условие, при котором мы сможем оказать им результативную помощь, то они должны нести за это ответственность».
К тому же в это время советская разведка доносила из Лондона, что английское правительство не намерено заключать равноправный договор с Советским Союзом. Так, например, один из членов знаменитой «кембриджской пятерки» Гай Берджесс сообщал в те дни в Москву:
«Во всех правительственных департаментах и во всех разговорах с теми, кто видел документы о переговорах, высказывается мнение, что мы никогда не думали заключать серьезного военного пакта. Канцелярия премьер-министра открыто заявляет, что они рассчитывали, что смогут уйти от русского пакта».
15 августа начальник Генерального штаба Красной Армии Шапошников изложил на англо-франко- советских военных переговорах подробно разработанный советской стороной план военного сотрудничества трех держав. Он сообщил, что СССР готов выставить против агрессора в Европе 136 дивизий, 5 тысяч
