— Его-то я и боюсь. Не хочу, чтобы он посмеялся.
— Ну, Мату не так часто приходится смеяться. Доставь ему такое удовольствие.
— Пожалуй, сейчас ему будет не до смеха.
— Опять противоречие! Предупреждаю, это уже второе.
— Если будешь нажимать, появится еще десяток…
Дие быстро села и, приблизив свое лицо к лицу Грона, заглянула в его глаза.
— Не понимаю, что у тебя с Матом. Ты им недоволен?
— Я этого не сказал.
— Но я догадываюсь. Ведь все твои протесты крутятся вокруг него. Напрасно. Мат иногда чокнутый, но добрый. Не будь его, мы ничего бы не добились.
— Рад, что ты так просто смотришь на вещи.
— А ты? Ты смотришь иначе?
Грон прижался головой к груди Дие.
— Не знаю, Дие, не понимаю. Я ничего уже теперь не понимаю, все в голове перепуталось.
Они долго сидели молча. Наконец Дие, глубоко вздохнув, сказала.
— Хорошо. Я никому ничего не скажу. Но это же… Это… — она подыскивала слово. — Это предательство, Грон. Право, Мат его не заслуживает.
— Только ты смеешь с ним спорить. Ты одна. Я имею в виду, из нашей троицы. О других троих мы ничего не знаем.
— О, это совсем другое дело. Ты тоже мог бы, если бы не боялся его, как огня.
— А я боюсь. Но почему ты не боишься, скажи?
— Почему я должна бояться? Я ему верю. Но мы опять отклонились в сторону. Скажешь ли ты наконец, в чем дело, или нет? Знаешь, я так устала от всего этого, что мне уже неинтересно.
— Так оно и есть, ничего интересного. Но я скажу, потому что ты дала мне слово молчать. И чтобы сохранила в памяти. А то ведь я уже забыл.
— Что ты забыл? — Дие уже не знала, огорчаться ей или сердиться То, о чем хотел сказать?
— Нет, только вторую часть.
Дие обняла Грона за шею и привлекла к себе.
— Милый, ты становишься все глупее. Говори скорее, пока не забыл первую.
— Опэ сказал, что Нуа все время скалит зубы.
Дие оттолкнула Грона от себя и взглянула на него с подозрением.
— И что же?
— Больше ничего.
— Об этом ты долго не хотел говорить?
— Об этом.
— И боялся, что я передам это Мату?
— Да.
— И именно это я должна сохранить в памяти, поскольку это только половинка чего-то?
— Вот именно.
Дие с некоторой тревогой погладила Грона по щеке.
— Скажи, милый, ты здоров? Как ты себя чувствуешь?
— Теперь, когда ты уже не сердишься, превосходно.
— Значит, Опэ тебе сказал… — Она вдруг умолкла. — Постой, как это могло быть, если ты с ним вообще не встречаешься? Навигатором в нашей группе работает Эви, а не Опэ.
— Во время смены. Его последние восемь часов совпадают с моим заступлением…
— Поняла. Но ведь при этом присутствует Мат. Если Опэ сказал тебе это при Мате, почему я должна молчать?
— Мата не было, он пошел к себе на несколько минут раньше, а Опэ остался, чтобы подготовить что- то для Эви.
Дие задумалась.
— Но ведь тогда ты сам должен встречаться с Нуа при пересменке! Она как раз отправляется спать.
— Ну да, только теоретически. А практически я начинаю с того, что стою под душем, и все равно, поднявшись сюда, чувствую себя идиотом.
— Это правильно.
— Благодарю!
— Речь не об этом. Правильно то, что встречаться с Нуа ты можешь лишь теоретически. Я ведь тоже никогда не вижусь с Опэ.
Грон вздохнул с облегчением. Экая чепуха. Наконец-то с этим покончено, а Дие по-прежнему сидит у него на коленях. Он обхватил ее и начал покачивать, как ребенка. Когда-нибудь у них будет и ребенок. Хорошо, что она не родила там, на берегу лагуны, помогли какие-то тайные зелья старух знахарок. Для Грона было бы невыносимым горем, если бы этот ребенок, его ребенок, остался там. И так-то приходится несладко. Разумеется, тут, в «Галатее», они тоже не могут себе позволить прибавления семейства; с этой целью Мат вырастил какое-то зелье на биостанции. Мат умеет и может все. Возможно, Дие права, нет причин сторониться командира. Самое простое — положиться на него целиком, без остатка, и ни о чем больше не думать. Верно, от размышлений ничего, кроме чепухи, родиться не может. Сейчас, рядом с Дие, он тверже верил в их будущую жизнь на берегу такого же залива. Это будет, ему непременно позволят. То есть не ему, а им, потому что Дие и там будет рядом с ним. А море вновь поставит на ноги Арро, и опять они будут вместе ловить рыбу. Часть памяти, доставшаяся ему от Гилла, отчетливо сохранила информацию о том, что человечество, оставшееся на Земле, щедро награждает вернувшихся из космоса звездоплавателей даже за меньшие заслуги. Они же, Мат, Арро, он и все остальные, совершают нечто такое, чему еще не было примера в истории Земли. Это он тоже знал от Гилла. Правда, в этом заслуга прежде всего самого Гилла, но ведь и он тоже является участником этого свершения, а значит, и славы. Он, Грон, один из инженеров системы двигателей. Будет ему берег и лагуна, будет непременно.
— Значит, Нуа все время скалит зубы?
— Что? — Грон неохотно расставался с заветной мечтой.
— Ничего. Я повторяю твои слова, чтобы их запомнить.
— Милая, вся эта чушь не имеет никакого значения. Я думал сейчас о том, как после нашего прибытия…
— Так он и сказал, этот Опэ? «Скалит зубы-ы»?
— Да. Довольно невежливо с его стороны. Но…
— А вторая половина?
— Какая половина? Половина чего?
— Ты сказал, что усмешка Нуа — это только половина мысли. А вторую половину ты, видишь ли, соизволил забыть.
— Да, дорогая, именно так оно и есть. Дело в том, что я способен размышлять только тогда…
— Ни на что ты не способен. Ты дуралей, ярко выраженный кретин, вот ты кто! — Дие с видимым наслаждением применяла все богатства языка Гилла.
Грон обиделся и перестал покачивать ее на руках.
— Ты нехорошо сказала, Дие.
— Знаю!
— Зачем ты меня обижаешь? Ведь я так тебя люблю.
— Затем, что ты часто притворяешься большим дураком, чем на самом деле.
Она высвободилась из объятий Грона, обвела руками вокруг.
— Все это не наш мир. Он охраняет и помогает нам выполнить сверхзадачу, порученную Гиллом. А нам, собственно, нет до нее никакого дела! Но Мат и та часть Гилла, которая вложена в наши головы, сильнее нас. Поэтому мы ее выполним, если удастся. Мне хочется, чтобы удалось. Почему? Потому что и мне, прекрасный мой мечтатель, и мне нужен берег лагуны взамен утерянного, и я хочу ребенка. И не одного, много. Я хочу родить там, на берегу, для тебя. Для нас. Но я неохотно говорю об этом, даже боюсь
