– На Бриджит Бардо... – сказала я. И не соврала...
ПРАГА
Меня разбудил звук. Над головой был неисправный динамик, он-то и просипел неразборчивой фразой. Страшно, когда в самолете хоть что-то не работает. В голову приходят ненужные мысли. Шторку иллюминатора сперва закрыл, а потом подпер спящей головой бритый господин. Праги не было видно.
Она появилась, только когда я отъехала от аэропорта. А понравилась, когда вышла из такси на Староместской площади. Было не холодно, а как-то промозгло. Гостиница называлась «У Принца». Регистратура помещалась на втором этаже, и проходить туда нужно было через ресторан на первом. Там пахло квашеной капустой, жареным мясом и сигарами.
Можно было уже о чем-то догадаться, когда портье вздрогнул, услышав мое имя, посмотрел испуганно и горько заторопился, выдавая ключи.
Номер угловой, на третьем этаже, и, несмотря на два окна, очень мрачный. Наверное, из-за темных портьер и обивки кресел. Кровать стояла в центре, свирепо расставив лапы. На стене справа – картина в золоченой раме, изображавшая Староместскую Ратушу с ее астрономическими часами. На другой вокруг овального зеркала симметрично – два акварельных рисунка цветов, сделанные на манер иллюстраций к Ботанической энциклопедии. Над изголовьем кровати – две грустные латунные лампы. Резной комод в прихожей, в нем маленький сейф, одежная щетка, утюг со складной ручкой и пакеты для грязного белья с бланками для прачек.
Одно окно номера выходило в торец здания, из него был виден кусок той самой Ратуши, а другое – во двор-колодец.
Я с трудом подняла чемодан на шаткую подставку, открыла его и только собралась разобрать вещи, как в номер громко постучали и тут же заклацали тяжелой ручкой.
От неожиданности я испугалась, но потом все-таки пошла и открыла запертую на ключ дверь.
В проеме стоял человек, который почему-то сразу показался мне татарином. Небольшие глаза, блестящие высокие щечки. В руках он держал черную кожаную папку.
– Вот и славно, – сказал человек и шагнул в комнату.
– А вы, собственно, кто?
Человек не ответил, просто обошел меня и стал внимательным образом все расссматривать.
– И часы наши известные прямо в окно можно наблюдать... – Он поправил занавеску и подошел к чемодану. – А вот чемодан придется осмотреть.
– Что?
– На предмет безопасности и согласно постановлению о несанкционированном возникновении...
– Не понимаю. Кто вы?
– Я понятно кто – скромный государственный служащий при исполнении. – Он передал мне маленькую книжечку с фотографией в углу, на которой действительно был он, только моложе. – А вот вашу личность нам придется еще разгадать. Больно уж все запуталось.
– Слушайте... Объясните, что происходит, почему вы здесь. Я ничего не понимаю.
– А это не важно, что вы не понимаете, так как на этот момент важно, чтобы мы понимали, что происходит... И чем быстрее это понимание произойдет, тем быстрее, так сказать, вы относительно освободитесь, так как, будучи взрослым человеком, вы, конечно, понимаете, что абсолютная свобода невозможна, да и не нужна, в сущности, никому.
Человек двумя пальцами уронил документ в оттопыренный карман пиджака и сел на стул.
– Вы тоже можете присесть, – разрешил он.
– Нет, спасибо... Слушайте, вы уже распоряжаетесь в моем собственном номере.
– А кто вам сказал, что это ваш номер?
– Что?
– Шучу... Я просто думаю, что нам лучше не устраивать... Муки из слона...
– Мухи из слона... И говорят – делать... И если вы не объяснитесь... Я вынуждена буду вызывать полицию...
– Конечно, конечно, я и сам сначала хотел разговаривать с вами в участке, но потом подошел к этому делу по-человечески и решил без шумихи. А то ведь, знаете... Солдафоны, руки заломили, по лестнице... И опять же через ресторан... А здесь просто на вопросы ответите, и все...
Он пригладил прядь на макушке и посмотрел нежно:
– Правда, ведь так оно лучше...
– Скажите, что вам от меня нужно?
– Вы располагаете некоторой информацией, которая нас интересует. Вот и все.
– А право на осмотр?
– Так я же при вас... Поймите, ведь не хочется поднимать шумихи. Раз-раз, и я ушел.
– Вы уверены, что ничего не путаете?
– Ну что вы! – Он склонил голову набок и протянул мне папку.
В папке было листов шесть, не больше, первую страницу открывала моя чуть смазанная фотография, остальное все на чешском, из чего узнаваемым было только мое полное имя. Я перелистывала листы бессмысленного текста, человек же перебирал вещи в чемодане. Наконец я закрыла папку и села на кровать.
– У вас в чемодане есть замочек? – ласково спросил он.
Я кивнула.
– Тогда застегните ваш чемодан, и я запечатаю его, чтобы вы не сомневались... И в случае возвращения все вернется к вам в полной сохранности. Не волнуйтесь. Это просто формальность, которой, увы, нам не избежать. Не думаю, что это будет продолжительной процедурой.
– Что значит – «в случае возвращения»?
– Не цепляйтесь к словам. Нынче все, кто хоть мало-мальски образован, просеивают все, что ни услышат, сквозь сито, найдут там соринку и ну кричать об этом. Будто несостоятельность чью-то хотят доказать... Что, например, в вашем случае совсем нецелесообразно, так как мы здесь для того, чтобы вы нам кое-что разъяснили, а не наоборот.
Человек достал из кармана веревочную катушку и металлическую таблетку с прорезью, кусок веревки перекинул через чемоданную ручку, вставил концы в прорезь таблетки и зажал ее маленькими аккуратненькими плоскогубцами. Получилось подобие печати. Одернул пиджак и резко выбросил вперед руку, приглашая идти. Взял с вешалки мое пальто, открыл дверь и вышел, чуть подталкивая меня перед собой.
Я поплелась к лифту.
Прозрачная кабина остановилась перед нами, в ней стоял высокий блондин, который спускался, видимо, из бара на крыше. Я встала между ними, Татарин нажал на кнопку, на которой было выдавлено «-2». Мы медленно проплыли сначала мимо клетки, в которой кричали два зеленых попугая, а затем мимо столика, ножками которому служили женские ноги в туфлях.
Блондин посмотрел на меня с интересом. Я отвернулась. Он вышел на первом, а мы поехали дальше вниз.
– Я не предполагала здесь подвалов, – сказала я, когда мы с Татарином попали в темное сводчатое помещение, заваленное всяким барахлом – старыми плетеными креслами, пронумерованными ящиками, металлическими контейнерами, рамами, с которых местами облетела гипсовая лепнина.
Здесь он ловко обошел меня и зашагал влево по узкому коридору. Мне ничего не оставалось, как пойти за ним.
– А куда мы идем?.. Извините.
– Не волнуйтесь. Мы идем к пониманию. – Он засмеялся. – Мы идем туда, где вас смогут принять.
Шли довольно долго, несколько раз поворачивали. Иногда спускались на несколько ступеней вниз. Воздух становился более влажным. Сильно запахло парником. Каменные плиты под ногами стали скользкими, и я еле успевала за ведущим. Стало холоднее, и Татарин с улыбочкой подал мне пальто.
– Почему здесь так холодно?
– Просто мы только что пересекли Широкую и скоро дойдем до Бржеговой улицы...
