из этого... – Она замолчала. – Вот тут живешь-живешь... А на поверку-то и не нужен никому. У меня же вот тоже дочь есть. А я своей дочери совсем и не нужна! А что... Она у меня все сама решает... И денег там... Ну зачем я ей... Все... Не нужна.
Напротив нее на диванчике вплотную друг к другу сидели по порядку – девушка с красивыми волосами, но уже без волос, с гладкой лысой головой, ее сестра и все тот же взъерошенный молодой человек со шрамом. Неожиданно замигала лампа.
– Опять они с электричеством что-то такое делают... – Сестра поправила шерстяную кофту на больших пуговицах.
Соседка достала из кармана носовой платок, вытерла губы, нос, а потом им же стала смахивать со стола невидимые крошки. Оглянулась на диван. Вздохнула, посмотрела на девушку без волос. Беззвучно зашевелила губами. Еще раз вытерла платком нос.
– Боже, где же ваши волосы распрекрасные!.. Зачем?.. Невероятно!.. Что вы с собой сделали...
Девушка, у которой раньше были красивые волосы, отвернулась, парень сложил на груди руки, а сестра принялась ковырять заусенец на большом пальце правой руки.
– А впрочем, у вас форма головы красивая. Вам можно и без волос. Есть в этом элегантность некоторая. Удивительно... У некоторых даже в форме головы есть такой шарм. Как это говорят... Можно любоваться и любоваться...
Девушка зажала ладонями уши. Парень со шрамом стал методично стучать ботинком по ножке стола. Взял в руки ладони сестры – та благодарно улыбнулась.
Тощий официант расставлял мебель на террасе, которую наконец открыли. Мимо по пляжу, тяжело вытаскивая из песка ноги, шла соседка. Она прикрыла от солнца одутловатое лицо и помахала официанту рукой:
– Еще одна зима, господи, как время летит... – Она остановилась, увязая в песке. – Какой-то год нынче ужасный, високосный, что ли?.. Видели, здесь молодая девушка все ходила, она и у вас тут сидела... Я помню... Волосы у нее еще были... Необыкновенные!.. Помните?..
Официант, повернувшись, смотрел на нее тоже из-под руки. Отрицательно покачал головой.
– Ну волосы такие длинные, и блестели так!.. Красивая, в общем, была и молодая совсем... Так она руки на себя наложила!.. Вот как! Чего не жилось?.. Такая красивая! Да, говорят, из-за красоты и наложила... Говорят, мучило ее это... Не понимаю я, что-то, может, напутали... Как из-за этого можно... Сестра еще у нее была, которая с этим, что ку-ку... – Она махнула рукой. – Страшный год и холодно!..
Повернулась и пошла по пляжу дальше.
Официант продолжал расставлять мебель.
СОЛНЕЧНЫЙ ЗАЙЧИК
Первый луч солнца тронул тюремную крышу.
– Ты совсем ничего не видишь?
– Совсем.
– И никогда, тля, ничего не видел?
– Никогда.
– Ну ты даешь... Не видел ничего и никогда?!
– Человек ко всему привыкает. Ко всему...
– Ты даже океана и как там... волны туда-сюда... И неба нашего не видел, нах?..
– Тебе, может, это трудно понять, но я могу себе представить это ваше голубое небо...
– Как ты можешь что-то представить, если ты знать не знаешь, что такое голубое, белое там или красное?
– Я кое-что знаю про цвета.
– Интересно, что, тля?
– Знаю, что цвета – это свойства поверхности.
– А что ты... знаешь про поверхности?
– Про поверхности я знаю очень много... Для меня весь мир – это поверхности, и я различаю мириады тончайших фактур, которые поясняют мне, с чем я имею дело. А потом, у моего сына – яркие голубые глаза...
– Ты это куда?
– Писать.
– А как ты попадешь-то?
– Не беспокойся, давно научился, нужно просто ногами точно определить, где находится писсуар, чуть- чуть отклониться назад, и все – ты в порядке. А потом еще по звуку можно понять, куда попадает струя.
– Сначала все стены обоссать, а потом понять, что ты того, тля, не попал! Отлично, я тоже так хочу... Просто баскетбол на дому. Попади в толчок, называется. А на улице как ходил?
– У меня палка была.
– Отобрали?
– Отобрали.
– Слушай, это же, как в черном ящике... Как в гробу, с ума сойти, как в гробу, тля! Всю жизнь. Ходить, трогать, нюхать – и все из гроба!
– Что ты знаешь про нашу жизнь!
– А что там знать, все понятно, как у мышей!..
– При чем тут мыши, идиот!..
– Кто тут идиот, ты, урод физический! Разинь еще раз свой рот, тля, и я не посмотрю, тля, что ты инвалид и не видишь ни буя! Дам по черепу, ты еще и нюх потеряешь!
– Я спрашиваю, при чем здесь мыши... При чем... здесь... мыши...
– Что заладил, козел, – мыши, мыши, откуда я, нах, знаю...
Солнечный луч нехотя спускался по стене.
– Слушай, я, когда, нах, маленьким был, часто так делал – глаза, тля, так, со всей силой закроешь и держишь, сколько можешь... сколько сможешь долго, потом не открываешь, но и не сжимаешь больше, и в этой темноте вдруг разные там, тля, круги, что ли, разного цвета, ну, как бензин в лужах... Лежишь, тля, и смотришь – красиво, и глаза даже больно, может, тебе это... попробовать, вдруг увидишь там что-нибудь, не круги, может быть, а квадраты, тля...
– А почему тебя зовут Близнец?
– При чем тут это, нах?
– Интересно...
– Ты, тля, лучше попробуй, сожми!.. Ну сожми, сожми, не бойся, у тебя не лопнут, а если даже и лопнут, то какая тебе, нах, разница? Все равно ни буя уже не видишь! Да говорю тебе, это долго надо делать, чтобы, тля, больно... Держи, держи... Ну... Со всей силы! Держишь? А теперь отпускай! Ну, видишь чего?..
– Нет.
– Еще раз давай, это тебе не Рио-де-Жанейро, тля, тут с силой надо... Ну!?
– Нет, ничего нет.
– Буево, ну-ка, а я... Может... это того, тля, уходит!.. Нет, никуда это не уходит, оно здесь... А чего это у тебя глаза все время закрыты, может, ты поэтому ни буя и не видишь, что у тебя глаза закрыты. Ты, это, веки-то подними. Поднимите ему веки. Ну-ка, ну-ка, давай-ка я... У тебя, может, этих, зрачков, нах, нет! Чем ты круги-то увидишь, может, это, тля, ножичком попробовать, вырезать окошки-то... Да ладно, тля, ты не это... Я шучу. У меня и ножа никакого нет...
Слепой лег на нары.
– Слушай, ты...
– Чего?
– А ты как понимаешь, что вставать пора, что утро, ты же глаз-то открыть не можешь, а может, ты того...
– Чего того?
