— Он все поймет.
Тордур был еще одним хранителем в Исландии. Если можно было довериться кому-то на этой земле, так Тордуру Хитроумному, сыну брата.
И, только сказав это, он выпустил трубку из рук.
— Охраняй его ценой собственной жизни! Даже если тебе выколют глаза. — (Священник вскрикнул и отпрянул.) — Сохрани пергамент и никому не говори, что он у тебя есть и даже что ты что-то про него знаешь! Обещай мне это, Арнбьорн, именем Господа!
Священник несколько помедлил, задумавшись о том, что ему могут выколоть глаза, и затем ответил:
— Клянусь!
— Я надеюсь на тебя, друг мой. Да пребудет с тобой мир, священник Арнбьорн!
Сказав это, он покинул священника и выбежал в ночь. Мороз полоснул по коже. Раздавались окрики спутников Гиссура, обыскивавших двор, конское ржание и топот, собачий лай и громкие голоса обезумевших обитателей дома, протестовавших против бесчинств дружинников. За сарайчиком был вход в погреба, он открыл дверь. В кромешной тьме он бежал, пригнувшись, по узкому проходу, то и дело дотрагиваясь до выложенных камнем стен. Метров через десять-двенадцать наткнулся на деревянную дверь. «Вот дьявол!» Вытащил ключ, открыл дверь и вошел в каморку. В нос ударил запах прелого зерна и забродившего медового питья. Он спрятался, протиснувшись в щель между бочками с зерном, которые стояли вдоль стены.
«Они не уйдут, пока не найдут меня», — подумал он.
Обнаружив его, они под радостное улюлюканье оттолкнули бочки и вытащили его из укрытия.
При свете факелов он увидел пять человек. Узнал Арни Язву и Симона Крутого. Но Гиссура, этого мерзавца, среди них не было.
Позади, в темном туннеле, он заметил священника Арнбьорна.
— Господин, — прокричал священник со страхом, — они обещали пощадить тебя!
— Вот и хорошо, — сказал он так тихо, что священник вряд ли услышал его.
— Заткнись, старик! — крикнул Симон Крутой Арнбьорну.
— Гиссур обещал сохранить тебе жизнь! — не унимался священник. — Он сказал, что примирение состоится только после вашей с ним встречи…
Вдруг Арнбьорн замолк, догадавшись, что его обманули и что он предал своего хавдинга.
Кто-то из преследователей засмеялся.
— Где пергамент? — крикнул Симон Крутой.
— Куда ты его спрятал? — прорычал Арни Язва.
И они думали, что он расскажет?!
Симон Крутой приблизил к нему лицо:
— Послушай, ты же знаешь, что мы найдем его. Даже если для этого придется разнести здесь все в пух и прах.
Так продолжалось некоторое время. Наконец они потеряли терпение.
— Рубить голову будешь ты! — крикнул Симон Крутой Арни Язве.
Воины смотрели на священника.
— Ну говори же! — завопил Арни Язва.
В этот момент
— Не смей, — твердо сказал он.
— Руби! — повторил Симон Крутой.
— Не смей, — повторил он властно и посмотрел своим убийцам прямо в глаза.
Первым нанес удар Арни Язва. Он попал в сонную артерию. Кровь брызнула из раны. «Есть еще во мне сила и стойкость», — подумал
Вот так, в окружении врагов, купаясь в собственной крови, расстался с жизнью Снорри Стурлусон.[11]
РУНИЧЕСКАЯ НАДПИСЬ
ВАТИКАН
Папа Юлий II изумленно посмотрел на недавно назначенного кардинала Джулиано Кастанью.
— Пожалуйста, повтори, — недоверчиво повторил папа. —
— Святой отец, я знаю, что это кажется совершенно невероятным… Но посланец королевы Изабеллы доставил письмо сегодня утром. Как вы видите по печати отправителя, письмо подлинное.
Папа взял свиток с письмом, печать была сломана. Читая, он качал головой. Закончив чтение, протянул письмо кардиналу:
— И речь идет о папирусных оригиналах текстов Священного Писания, которые мы имеем только в переводе на коптский язык?
Кардинал кивнул.
— О тех папирусах, которые твой предшественник Секундус пытался найти почти четыре сотни лет тому назад? — спросил папа.
— Непостижимо.
— Но каким образом тексты оказались
— Эта история, — сказал кардинал, — столь же непостижима.
Папа посмотрел на звездный потолок Сикстинской капеллы.[12]
— Надо что-то делать с этим потолком, — пробормотал он, затем перевел взгляд на кардинала и вздохнул. — Если об этом станет известно, наступит катастрофа! Для Церкви. Для Ватикана. Для всего мира.
— Я могу предложить смелое решение нашей проблемы.
