Шапошников.
Т.В. — Его информировали не так, как надо, после того, как комиссия еще раз побывала.
ГОРДОВ. — Нет, эта комиссия его информировала, по-моему, правильно, но тут вопрос стоял так: или я должен сохраниться, или целая группа людей должна была скончаться — Шикин, Голиков и даже Булганин, потому что все это приторочили к Жукову. Значит, если нужно было восстановить Жукова, Гордова, тогда булганинщина, шиковщина и голиковщина должны были пострадать.
Т.В. — Они не военные люди.
ГОРДОВ. — Абсолютно не военные. Вот в чем весь фокус. Ты думаешь, я не думал над этим?
Т.В. — Когда Жукова сняли, ты мне сразу сказал: все погибло. Но ты должен согласиться, что во многом ты сам виноват.
ГОРДОВ. — Если бы я не был виноват, то не было бы всего этого. Значит, я должен был дрожать, рабски дрожать, чтобы они мне дали должность командующего, чтобы хлеб дали мне и семье? Не могу я! Что меня погубило — то, что меня избрали депутатом. Вот в чем моя погибель. Я поехал по районам, и когда я все увидел, все это страшное, — тут я совершенно переродился. Не мог я смотреть на это. Отсюда у меня пошли настроения, мышления, я стал высказывать их тебе, еще кое-кому, и это пошло как платформа. Я сейчас говорю, у меня такие убеждения, что если сегодня снимут колхозы, то завтра будет порядок, будет рынок, будет все. Дайте людям жить, они имеют право на жизнь, они завоевали себе жизнь, отстаивали ее!
Т.В. — Сейчас никто не стремится к тому, чтобы… жить для общества.
ГОРДОВ. — Общества-то нет.
Т.В. — Если даже есть — кучка, но для нее неинтересно жить.
ГОРДОВ. — А умереть тоже жалко.
Т.В. — Хочется увидеть жизнь, до чего же все-таки дойдут.
ГОРДОВ. — Увидеть эту мразь?
Т.В. — Нет, это должно кончиться, конечно. Мне кажется, что если бы Жукова еще годика на два оставили на месте, он сделал бы по-другому.»
Ниже публикуются выдержки из второй справки органов госбезопасности. В ней воспроизведен разговор В.Н. Гордова с Ф.Т. Рыбальченко, прибывшим в Москву проездом из Сочи в Куйбышев и остановившимся на квартире Гордова.
«РЫБАЛЬЧЕНКО. — Нет самого необходимого. Буквально нищими стали. Живет только правительство, а широкие массы нищенствуют. Я вот удивляюсь, неужели Сталин не видит, как люди живут?
ГОРДОВ. — Он все видит, все знает.
РЫБАЛЬЧЕНКО. — Или он так запутался, что не знает, как выпутаться?! Выполнен 1-ый год пятилетки, рапортуют, — ну что пыль в глаза пускать?!.. А вот Жуков смирился, несет службу.
ГОРДОВ. — Формально службу несет, а душевно ему не нравится…
РЫБАЛЬЧЕНКО. — Да. Народ внешне нигде не показывает своего недовольства, внешне все в порядке, а народ умирает.
ГОРДОВ. — Едят кошек, собак, крыс.
РЫБАЛЬЧЕНКО. — Раньше нам все-таки помогали из-за границы.
ГОРДОВ. — Дожили, теперь они ничего не дают. И ничего у нас нет.
РЫБАЛЬЧЕНКО. — Народ голодает, как собаки, народ очень недоволен.
ГОРДОВ. — Но народ молчит, боится.
РЫБАЛЬЧЕНКО. — И никаких перспектив, полная изоляция.
ГОРДОВ. — Никак мы не можем осуществить лозунга: «Пролетарии всех стран со-
единяйтесь!» Ни х…, все пошло насмарку!
РЫБАЛЬЧЕНКО. — Да не вышло ничего.
ГОРДОВ. — Вышло бы, если все это своевременно сделать. Нам нужно было иметь настоящую демократию.
РЫБАЛЬЧЕНКО. — Именно, чистую, настоящую демократию, чтобы постепенно все это делать. А то все разрушается, все смешалось…»
На донесении имеются рукописные пометы: «Тов. Сталин предложил пока арестовать Рыбальченко. В. Абакумов» и «Передано по телефону. 3.1.47».
11
Речь идет о заявлении за подписью А.А. Новикова, сфабрикованном работниками Главного управления контрразведки «Смерш» в 1946 г.
12
См. документ № 8 раздела I.
13
На следующий день, 28 февраля 1947 г., Н.А. Булганин направил И.В. Сталину оба письма Г.К. Жукова, сопроводив их запиской следующего содержания: «27 февраля Жуков перед своим отъездом в Одессу, через своего адъютанта, передал в мою канцелярию письма, которые при этом представляю Вам».
14
Данное постановление было отменено как неправильное постановлением Президиума ЦК КПСС от 1 декабря 1956 г.
15
Арестованная 27 сентября 1948 г. за близость к семье опального маршала Г.К. Жукова Л.А. Русланова на одном из допросов так пояснила обстоятельства награждения:
«Орден я получила во время празднования годовщины со дня организации корпуса, которым командовал мой муж Крюков. На празднование были приглашены [Жуков] и командующие армиями Рыбалко, Федюнинский и другие. Празднование открылось парадом частей корпуса, после чего были проведены спортивные соревнования.
Я на параде не присутствовала, т. к. занималась подготовкой к банкету… Неожиданно за мной приехал адъютант Крюкова и сказал, что меня просят приехать на трибуну. Я сразу же собралась и поехала. Когда я вошла на трибуну, Телегин подошел ко мне и объявил, что я награждаюсь орденом Отечественной войны 1 степени. <…> Как я поняла со слов Крюкова, решение наградить меня орденом [у Жукова] возникло неожиданно. Как мне рассказывал Крюков, [Жуков увидел] проходившую на параде мимо трибуны батарею, построенную на мои средства, и здесь же спросил, награждена ли я каким-нибудь орденом. Когда ему ответили, что я наград никаких не имею, [Жуков] сразу же распорядился наградить меня. Здесь же был спешно отпечатан приказ, и я получила орден».