Тишина.
Судя по интонации, разговор заканчивается. Они собираются уходить.
Я отскакиваю от двери и на цыпочках быстро пробегаю по коридору.
На синей табличке на моей двери белыми пластиковыми буквами написано: «Ассистент Бьорн Белтэ». Кривые буквы напоминают неровный ряд зубов.
Я запираю дверь и переношу неустойчивый конторский стул зеленого цвета поближе к окну. Отсюда я могу вести наблюдение за «ягуаром».
Ничего не происходит. Транспорт медленно движется по улице. «Скорая помощь» с трудом объезжает другие машины.
Через несколько минут я вижу на стоянке Яна и профессора Ллилеворта. У Яна прыгающая походка. Сила тяжести действует на него совсем не так, как на всех остальных людей. Ллилеворт плывет, как массивный супертанкер. Руки у обоих ничем не заняты.
Немного погодя появляется профессор Арнтцен. Через левую руку перекинут плащ, в правой — зонт. Ларца нет и у него.
На нижней ступеньке лестницы он поднимает голову и смотрит в небо. Он всегда так делает. Вся его жизнь состоит из ритуальных мелочей.
Около «мерседеса» он останавливается и начинает искать ключи. Он феноменально небрежен с ключами и постоянно их теряет. Пока ищет, переводит взгляд на мое окно. Я застываю. Отблеск оконных стекол делает меня невидимым.
Через полчаса я звоню ему домой. К счастью, снимает трубку он, а не мама. По-видимому, он сидел у телефона и ждал звонка.
— Сигурд? — кричит он.
— Это Бьорн.
— Бьорн? Вот как. Это ты?
— Мне надо с тобой поговорить.
— Ты звонишь из Эстфолда?
— Мы что-то нашли.
Пауза.
Потом он переспрашивает:
— Да?
— Ларец.
— Вот как?
Опять пауза.
— Неужели?
Каждое слово будто вязнет в смоле.
— С которым смылся профессор Ллилеворт!
— Смылся?
Профессор не очень хороший актер. Он не может даже изобразить удивление.
— Я подумал, что он, возможно, свяжется с тобой.
Новая пауза.
— Со мной?
Он пытается взять инициативу в свои руки:
— Ты видел, что это за ларец?
— Деревянный.
— Старый?
— Из слоя двенадцатого века. Но очевидно, ларец еще старше.
Он судорожно выдыхает.
— Я не успел осмотреть его, — продолжаю я. — Но мы обязаны выразить протест.
— Протест?
— Ты что, не слышишь меня? Он сбежал с ларцом! Это касается не только Инспекции по охране памятников и нас. Я — буду звонить в полицию.
— Нет-нет, никаких поспешных действий, успокойся. У меня все под контролем. Забудь об этом!
— Пойми, они сбежали с ларцом! И руководство раскопками тоже было ниже всякой критики. Я напишу, докладную! Ллилеворт мог с тем же успехом проводить раскопки при помощи динамита и экскаватора.
— А ты… что-нибудь предпринял?
— Пока ничего.
— Хорошо. Предоставь все мне.
— Что ты будешь делать?
— Спокойно, Бьорн! Я внимательно во всем разберусь. Больше не думай об этом.
— Но…
— Мне надо позвонить. Успокойся. Все будет в порядке. Поговорим завтра.
Возможно, все это пустяки. Ларец. Он пролежал в земле восемьсот лет. Вряд ли человечество много потеряет, если эту находку контрабандой вывезут из страны. Словно мы ничего и не обнаружили.
Возможно, у профессора Ллилеворта большие планы. Может быть, он думает продать ларец какому- нибудь арабскому шейху и получить за него целое состояние. Или подарить Британскому музею, который в очередной раз прославится академическим триумфом за счет чужой культуры.
И все это произойдет при безоговорочной поддержке профессора Арнтцена.
Я ничего не понимаю. Это не мое дело. Но я злюсь. Я был контролером. Меня провели. Пригласили в уверенности, что меня, подслеповатого альбиноса, легко обмануть.
За Вороньим Гнездом, где я вырос, лежало заброшенное, заросшее поле. Мы называли это место Конский пустырь. Рядом был обрыв, и зимой я любил прыгать с него, как с трамплина. В весеннюю распутицу устраивал велосипедный пробег по раскисшим от грязи тропинкам. Летом забирался на деревья и, словно белка, сидя на ветках, подглядывал за девушками и парнями, которые приходили сюда пить пиво, курить гашиш, развлекаться друг с другом под прикрытием высокой травы. В свои одиннадцать лет я был самым настоящим шпионом.
Семнадцатого мая 1977 года среди зарослей рябины была изнасилована одна девушка. Это произошло средь бела дня. Вдали звучала музыка, раздавались крики «ура» и хлопки китайских фейерверков.[12] Неделю спустя, тоже днем, была изнасилована еще одна девушка. Об этом довольно подробно писали в газетах. А еще через два дня кто-то поджег сухую траву. В этом не было ничего необычного. Дети из соседних поселений иногда жгли здесь хворост. Но на этот раз никто так и не остановил распространение пламени. Пожар охватил весь пустырь, часть леса и оставил
