Жуков Юрий Александрович
Люди сороковых годов
Люди в броне
Запомни, читатель, запомни покрепче лица людей, которые только что прошли перед тобой. Это о них пойдет речь в книге, которую ты взял сейчас в руки. О них и о многих других, таких же, как они. О людях в броне. О людях сороковых годов.
Гремящие сороковые годы… Сколько жить будет наше старшее поколение, обожженное их горячим огнем, оно не забудет того, что мы пережили с горького трагического рассвета 22 июня 1941 года до наполненного бурной радостью солнечного утра 9 мая 1945 года.
Об этой поре уже написаны горы книг. Кажется, все сказано и пересказано: и о событиях, потрясших мир, и о людях, которые вынесли на своих плечах невероятную тяжесть пережитого. И все-таки, все-таки! Молодежь, вступающая в жизнь в восьмом десятилетии нашего века, часто с трудом представляет себе: как же было возможно свершить такое? И что это были за люди?
Человеческая натура такова, что с годами былое окутывается романтической дымкой, — еще Лермонтов нарисовал облик старого ворчуна ветерана, который всерьез уверяет, что были-де в пору его юности люди иного покроя — «богатыри — не вы!». Но стоит современному ветерану вспомнить себя таким, каким он был на заре 22 июня 1941 года, чтобы это, быть может, наигранное и во всяком случае преходящее ощущение быстро рассеялось. Опыт, выносливость, умение воевать — все это пришло уже потом, в ходе трудных военных лет. Люди были как люди — обыкновенные советские люди!
И все же было у них нечто такое, что облегчило им этот страшный искус огнем: они были морально и физически подготовлены к нему поистине легендарными тридцатыми годами, о которых я рассказал в своей предыдущей книге «Люди 30-х годов». В сущности говоря, люди, о которых сейчас пойдет речь, — люди сороковых годов, — в массе своей были поколением, прошедшим первую школу жизни в то суровое и великолепное, грозное и романтическое десятилетие, которое предшествовало Отечественной войне.
Эти люди уходили на фронт с лесов новостроек и из цехов заводов, оставляли тракторы и комбайны, проникнувшись холодной решимостью пойти на все, даже на смерть, если уж так суждено на роду, — ради того, чтобы если не они, то дети их достроили, доделали то, что начато их поколением.
И такая неистребимая вера в свою правоту, в величие того дела, которому они себя посвятили, владела ими, что даже в самые горькие и трудные дни подмосковного сражения и битвы под Сталинградом эти люди не допускали и мысли о том, что они не дойдут до рейхстага, чтобы там добить фашизм.
И они дошли. Добили. И вернулись с честью домой.
Тема «Люди сороковых годов» все еще ждет своего развития, хотя литература и журналистика наша уже внесли немалый вклад в ее разработку. Надо еще очень много рассказать о тех, кто провел эти годы на переднем крае, и о тех, кто трудился в неимоверно тяжких условиях в тылу. Надо разыскать и опубликовать еще очень много поразительных документов, которые ждут своего часа в папках бесчисленных архивов или на дне семейных сундуков.
И прежде всего, по-моему, надо добиться, чтобы те, кому выпало на долю воевать, рассказали о том, что они видели своими глазами и что сохранила их память сердца. Помните, у Константина Батюшкова, замечательного поэта XIX века, есть такая строфа: «О, память сердца, ты сильней рассудка памяти печальной».
«Память сердца» — так и назвал в первом варианте свою рукопись о пережитом, подготовленную им для Военного издательства, Маршал бронетанковых войск дважды Герой Советского Союза Михаил Ефимович Катуков человек, которого по праву можно назвать родоначальником нашей танковой гвардии. (Это он, будучи еще полковником, создал и водил в бой в трудную осень 1941 года легендарную 4-го танковую бригаду, которая тогда же, в ноябре, стала 1-й гвардейской. Это он водил потом в бой многие гвардейские части и соединения, в том числе и свою замечательную 1-ю гвардейскую танковую армию, во главе которой и вступил в Берлин в апреле 1945 года.)
На долю автора этих строк выпало редкое счастье — в качестве военного корреспондента часто бывать среди танкистов-гвардейцев, которых так и называли на фронте: катуковцы. Вот почему он решается нынче внести небольшой вклад в описание тех необычных событий, героем которых неизменно становилась танковая гвардия на всем своем долгом и трудном пути от Москвы до Берлина.
Все, кому довелось пережить эти события, помнят о них, как очень точно сказал Михаил Ефимович Катуков, глубокой памятью сердца, а не только холодной памятью рассудка. Вот уже тридцать лет минуло со дня победы над гитлеровской Германией, а каждому из нас все еще явственно видятся картины военной поры.
Мы представляем себе их во всех деталях, с поистине стереоскопической резкостью, словно глядим на пережитое сквозь отличный армейский бинокль. Вот почему мне пришла на ум мысль — вслед за повествованием о том, что свершили люди тридцатых годов, обратиться к рассказу о поразительных деяниях людей сороковых годов, свидетелем которых мне довелось быть.
Я листаю ветхие странички своих фронтовых блокнотов и рабочих журналистских дневников, пролежавших в архиве три десятка лет. Эти записи были сделаны наспех, торопливой рукой — то на фронте, в каком-нибудь блиндаже или в полуразрушенной избе, то в холодном, давно не топленном кабинете редакции в долгие ночные часы, пока верстались полосы «Комсомольской правды», где мне довелось тогда работать начальником отдела фронта.
Но у журналистских дневников есть одно неоспоримое преимущество: записи ведутся по горячим следам событий, поэтому эти записи хранят аромат эпохи. Детали, запечатленные подчас на бегу, с ходу, с годами приобретают свою ценность. То, что когда-то было беглой регистрацией текущих дел и событий, сегодня воспринимается уже как дань истории.
То, о чем пойдет речь в этой книге, конечно, ни в коей мере не должно восприниматься, как какой- либо эскиз боевой истории гвардейцев-танкистов, у автора нет для этого должной квалификации, да и впечатления его сугубо субъективны: я писал в своих дневниках лишь о том, что видел своими глазами, и так, как это мне представлялось тогда. Это прежде всего рассказ о людях, какими я их увидел в бою и какими они мне запомнились на всю жизнь. Это повествование о людях сороковых годов и прежде всего — о поразительном советском Человеке в Броне.
Рассказать об этих людях, о том, что они пережили и что совершили, необходимо не только потому, что это диктует нам чувство долга перед ними и особенно перед теми, кого уже нет среди нас. Этого требует не только та память сердца, о которой писал Батюшков, — хотя память сердца нам и милей, мы обязаны отдать дань и голосу рассудка, напоминающему нам о том, что империализм остается империализмом, и, пока он существует на земле, мы не вправе ослаблять свою бдительность.
Мы законно гордимся великими успехами, достигнутыми в борьбе за осуществление исторической Программы мира, принятой XXIV съездом КПСС. Ленинская идея мирного сосуществования между государствами, принадлежащими к различным социальным системам, в наше время получила широчайшее признание и положена в основу многих межгосударственных договоров и соглашений, в том числе договоров и соглашений между Советским Союзом и Федеративной Республикой Германии, между Советским Союзом и Соединенными Штатами Америки. Это — прямой результат изменившегося нынче соотношения сил на мировой арене — изменения в пользу социалистического содружества. Но при всем том мы должны и теперь, как и всегда, порох держать сухим. «Политика разрядки одержала немалые успехи, но мир еще далеко не спокоен, предупреждал Генеральный секретарь ЦК КПСС Л. И. Брежнев, выступая на Кубе 30 января 1974 года. — Продолжается накопление и совершенствование оружия, и прежде всего ядерного. Опасность такого положения очевидна. Между тем будущее человечества может быть надежно обеспечено только в том случае, если угроза ядерной войны будет полностью устранена».
Сейчас, когда я пишу эти строки, где-то на боевом посту несут свою воинскую службу танкисты соединения, которое является преемником и продолжателем боевых традиций легендарной 1-й гвардейской
