Пленуме ЦК, обсуждавшем вопросы предвыборной кампании, об альтернативности больше никто не вспоминал.
Тайны «Кремлевского дела» 1935 года и судьба Авеля Енукидзе
Об этом «деле» практически ничего неизвестно, и редко кто даже просто упоминает его. Скорее всего, из-за того, что оно так и не завершилось шумным процессом, сопровождавшимся развязанной пропагандистской кампанией. Вполне возможно, повлияло на отсутствие интереса историков к нему и то, что среди тех, кто прошел по процессу, порожденному этим «делом», не было практически ни одной значительной политической фигуры, если не считать злосчастного Л. Б. Каменева, вынужденного всего через полгода вторично предстать перед судом, удвоившим ему прежний срок заключения.
Но, может быть, «кремлевское дело» действительно столь заурядно? Не заслуживает пристального внимания, не оказало заметного влияния на жизнь страны, на последующие события? Да нет. Несмотря на окружающий его и поныне покров тайны ясно: по своим результатам оно оказалось весьма серьёзным, значимым. Стало основанием для падения, сопровождавшегося громким скандалом, Авеля Сафроновича Енукидзе. Поначалу — для снятия его с поста секретаря Президиума ЦИК СССР. Поста в то время одного из ключевых, ибо именно в подчинении Енукидзе помимо аппарата высшего органа власти Союза ССР находилась комендатура Кремля, обеспечивавшая безопасность правительственных учреждений Советского Союза и РСФСР: ЦИКа и ВЦИКа, обоих Совнаркомов, располагавшихся в Кремле. Обеспечивавшая охрану съездов и конференций ВКП(б), всесоюзных и всероссийских съездов Советов, проходивших в Большом театре — объекте, также подконтрольном этой комендатуре, и, наконец, личную безопасность узкого руководства, проживавшего в Кремле. Вместе с тем Енукидзе также возглавлял и направлял ту службу, которая обеспечивала все руководство страны — и узкое, и широкое, жильем, питанием (что было немаловажным при еще сохранявшейся карточной системе), автотранспортом (кремлевский гараж особого назначения), лечебным и санаторным обслуживанием.
Вторым несомненным результатом всего лишь следствия по «кремлевскому делу» стало и еще одно важное кадровое перемещение. От занимаемой должности был освобожден комендант Кремля Р. А. Петерсон. Спустя два года он, как и Енукидзе, будет проходить обвиняемым уже по другому делу, тесно связанному с одним из самых печально известных — «О заговоре в Красной Армии».
Уже только это, достаточно хорошо известное всем историкам, должно было бы привлечь самое пристальное внимание к «кремлевскому делу». Заставить их на доступной источниковой базе попытаться объяснить его или хотя бы поставить вопросы: почему оно возникло, почему о нем прежде никто никогда не упоминал, насколько были связаны с ним Енукидзе, Петерсон… Вопросы, ответы на которые следовало получить хотя бы в отдаленном будущем. Однако вплоть до осени 1989 г. в отечественной историографии напрочь отсутствовало даже просто упоминание этого «дела». Отсутствовало, хотя ещё в 1953 г. перебежчик А. Орлов, бывший резидент советской разведки в Испании, в книге «Тайная история сталинских преступлений» упомянул о «кремлевском деле» как о весьма, с его точки зрения, значимом. Рассказал о нем, основываясь на двух официальных сообщениях — об освобождении Енукидзе с поста секретаря Президиума ЦИК СССР 3 марта 1935 г. и о выводе его из ЦК и исключении из партии 6 июня того же года да еще на тех слухах, которые были порождены этими предельно скупыми сообщениями.
Сущность «кремлевского дела» Орлов объяснил предельно тривиально — личным конфликтом между Сталиным и Енукидзе, порожденным их разногласиями по вопросам истории большевистских организаций Закавказья. Вместе с тем, он по-своему интерпретировал и ту часть решения Пленума ЦК, где говорилось о том, что Енукидзе «засорил аппарат секретариата ЦИКа и Кремля в целом нелояльными элементами». Используя всего лишь слухи, ходившие тогда по Москве, упомянул Орлов среди прочего и о некоей княжне, якобы служившей в Кремле и обучавшей хорошему тону, этикету жен ответственных работников. Упомянул только для того, чтобы тут же не только опровергнуть такой слух, но и лишний раз опорочить генсека: «Княжна в сталинском Кремле! Сталин был мастером выдумывать такие маленькие сенсации».[93]
Иначе, серьёзно и внимательно, без особых личных пристрастий и антипатий, отнесся к «кремлевскому делу» историк Р. Конквест. В книге «Большой террор» он вполне обоснованно охарактеризовал это «дело» как одну из ступеней, приведших к массовым репрессиям 1936–1938 гг. Не располагая заслуживающими доверия фактами, Конквест расценил «дело» как настойчивую попытку «связать оппозицию с заговором, направленным на убийство Сталина». И тут же многозначительно указал: «В истории об этом заговоре есть, по-видимому, какое-то зерно правды». Основанием же для такого вывода стало для Конквеста то, что по «кремлевскому делу» прошел брат Каменева, Н. Б. Розенфельд, а также несомненная причастность к «делу» Петерсона.[94]
Только в 1989 г. мы получили первую, предельно скупую информацию о «кремлевском деле» — справку Генеральной прокуратуры и КГБ СССР, подготовленную по заданию комиссии Политбюро ЦК КПСС по изучению материалов, связанных с репрессиями 1930-х — начала 1950-х гг. В ней приведен список 110 обвинявшихся по данному делу и пространный отрывок из обвинительного заключения 1935 г. Суть же «дела» оказалась изложенной более чем обтекаемо, неконкретно: «Поводом для его возникновения послужило «разоблачение» якобы существовавшего в Кремле заговора ряда служащих, работников комендатуры, военных и других, кто, по данным НКВД, готовил покушение на И. В. Сталина, оно непосредственно «увязывалось» с Л. Д. Троцким, Г. Е. Зиновьевым и Л. Б. Каменевым, меньшевиками, монархистами, белогвардейцами и т. д.».[95]
Весь этот более чем скудный материал коротко, на трёх страницах, обобщил В. З. Роговин в монографии «Сталинский неонэп». Опираясь лишь на опубликованные источники, он, как и Конквест, только обозначил факт «кремлевского дела». Поставил его в один ряд с теми процессами, которые, — начиная с убийства Кирова, по его мнению, вели к массовым репрессиям в ВКП(б), к физическому уничтожению героев Октябрьской революции и Гражданской войны.[96]
Таким образом, вплоть до наших дней «кремлевское дело» остается загадочным и нераскрытым. Мы до сих пор не знаем, почему оно возникло, кому было выгодно, как развивалось на протяжении пяти месяцев следствия, почему дважды приводило к гласному осуждению Енукидзе, почему о процессе население страны не информировали, но вместе с тем еще до суда членов партии дважды оповещали о «деле» уже бывшего секретаря Президиума ЦИК СССР. Но, главное, не знаем мы о том, насколько основательными являлись вскрытые следствием факты.
Сам ход и характер следствия по материалам «кремлевского дела», ставшим сравнительно недавно относительно доступными, при тщательном изучении не могут не оставить впечатления противоречивости, настойчивого сокрытия чего-то весьма важного, почему «дело» изначально несло черты двойственности, своеобразной эклектики. Столь же необъяснимо и то, что следствие завершалось дважды, но в первый раз без видимых оснований возобновилось. Самым же загадочным остается повод, послуживший для возбуждения «дела».
Формально все началось с обычного для тех лет доноса. На трёх уборщиц кремлевских зданий, которые в беседах друг с другом вели «клеветнические» разговоры. A. M. Константинова, двадцатитрёхлетняя девушка, незадолго до того перебравшаяся из Подмосковья в столицу в поисках работы: «Товарищ Сталин хорошо ест, а работает мало. За него люди работают, потому он такой и толстый. Имеет себе всякую прислугу и всякие удовольствия». А. Е. Авдеева, также молодая, двадцатидвухлетняя девушка из подмосковной деревни: «Сталин убил свою жену. Он не русский, а армянин, очень злой и ни на кого не смотрит хорошим взглядом. А за ним-то все ухаживают. Один дверь открывает, другой воды подает». Б. Я. Катынская, двадцатитрёхлетняя девушка: «Вот товарищ Сталин получает денег много, а нас обманывает, говорит, что он получает 200 рублей. Он сам себе хозяин, что хочет, то и делает. Может, он получает несколько тысяч, да разве узнаешь об этом?».[97]
По данным, полученным секретно-политическим отделом (СПО) НКВД, эти разговоры велись незадолго до 7 ноября 1934 г. И практически сразу же нашлись «доброхоты», уведомившие о них кремлевское начальство. Осведомленными оказались и Енукидзе, и Петер-сон, не придавшие им никакого значения. Не давшие «делу» ход. Енукидзе — потому, что не доверял доносам, полагая, что скорее всего тут оговор.
