Петерсон, рассчитывавшие (а может, и опиравшиеся) на поддержку если не армии в целом, то хотя бы ее высшего начсостава. Сталин, получив информацию о происходящем в Кремле, вскоре косвенно подтвержденную позицией Енукидзе в вопросе об изменении Конституции, поручил расследование лично Ягоде, который, что нельзя исключать, разделял взгляды заговорщиков.
Сталин, стремясь прежде всего к установлению всех действительно причастных к настоящему, а не надуманному заговору, не торопил НКВД. Согласился для начала, как на всего лишь паллиативное решение, ограничиться устранением Енукидзе и Петерсона под любым благовидным предлогом из Кремля, а затем всячески оттягивал процесс, ибо не был удовлетворен результатами следствия. Ягода же, поспешив использовать ситуацию в собственных целях, наоборот, всячески тормозил следствие по делу «Клубок». Сумел направить его по ложному следу и, в конце концов, использовав Ежова, непонимание тем сути происходившего, свёл всё к тому, что и стало «кремлёвским делом», привело к обвинению Енукидзе лишь в «аморализме», «ротозействе».
После июньского Пленума Сталин осознал, что дело зашло слишком далеко. Что доклад Ежова нуждается либо в подтверждении — процессом и приговором, либо в опровержении и, тем самым, в дискредитации и нового секретаря ЦК, и наркома внутренних дел. Избрал первое и пошел на проведение явно надуманного процесса по «кремлевскому делу», но значительно смягчив предполагавшиеся наказания. Да ещё на то, чтобы сделать его предельно тайным. Неизвестным для всех, кроме организаторов.
Во всяком случае, в пользу именно такого объяснения и «кремлевского дела», и превратностей судьбы Енукидзе говорят все в совокупности известные нам на сегодняшний день факты.
Белое и чёрное: неизвестный Анастас Микоян[122]
Если бы Анастас Иванович Микоян был человеком обычным, следовало бы ограничиться воспоминаниями, размышлениями чисто человеческого характера. Но такое невозможно. Анастас Иванович был человеком государственным. Многие десятилетия он пребывал в высшем эшелоне власти нашей великой — великой, к сожалению, в прошлом — страны. А потому, хотим мы того или нет, все наши размышления будут неразрывно связаны и органически переплетены с историей Советского Союза, с историей партии.
Анастас Иванович прожил огромную, до предела насыщенную событиями жизнь, и потому охватить всю ее, даже бегло, невозможно. Я остановлюсь лишь на одном, самом коротком, но уверен, самом решающем, самом ответственном и судьбоносном периоде. На четырех годах Великой Отечественной войны.
Почему именно на них?
Сегодня благодаря относительной доступности части прежде засекреченных документов — постановлений Политбюро, ГКО, — мы можем многое неизвестное ранее реконструировать. Воссоздать в основных чертах то, что всегда было и остается в нашей стране самой главной государственной тайной — сущность картины власти в те тяжёлые и героические годы Великой Отечественной войны. И найти в ней реальное место Анастаса Ивановича, более точно определить место и роль Микояна в высших властных структурах. Отвергнуть как несостоятельные многие концепции. В частности, весьма странный и ничем не подкрепленный тезис генерала Д. А. Волкогонова, согласно которому значительную роль в годы войны, дескать, сыграли из гражданских лиц только Сталин, Жданов и Вознесенский.
В мае 1941 г., как известно, стал завершаться сложный, противоречивый, даже кровавый процесс коренного изменения всей жизни нашей страны — превращения ее в самое обычное государство, со всеми внешними атрибутами демократии, с политикой, настойчиво стремившейся вписать Советский Союз в мировое сообщество.
4 мая 1941 г. по решению Политбюро, а затем и Пленума ЦК Сталин получил пост председателя Совнаркома СССР. Впервые занял государственную должность, что должно было быть воспринято всеми как подчеркнутая демонстрация совершенно новых приоритетов — усиления роли правительства по сравнению с Политбюро, оргбюро и секретариатом. В тот же день, тем же самым решением В. М. Молотова отстранили от обязанностей главы правительства. Он вдруг оказался не вторым человеком в стране, а всего лишь одним из четырнадцати зампредов СНК СССР и наркомом иностранных дел. Первым же заместителем Сталина по Совнаркому стал Н. А. Вознесенский, а по партии — вторым секретарем ЦК ВКП(б), притом совершенно официально — А. А. Жданов.
Дальнейшую реорганизацию высшего эшелона власти прервала война. Война, оказавшаяся 22 июня 1941 г. для узкого руководства полной неожиданностью. Событием, к которому они, как выяснилось в первые же часы, страну не подготовили.
Новая тройка лидеров — Сталин, Вознесенский, Жданов — 22 июня не просто растерялась. Они были не в состоянии принять хоть какие-нибудь меры, отвечавшие той экстремальной ситуации, тому катастрофическому положению, в котором оказался Советский Союз. Ту же неспособность действовать проявило и большинство руководства партии, страны.
Анастас Иванович Микоян как член Политбюро, зампред СНК, курирующий вопросы снабжения и торговли, 23 июня стал постоянным советником созданной Ставки главного командования. А неделю спустя еще и председателем Комиссии СНК по снабжению Красной Армии, в которую вошли наркомы: пищевой промышленности — В. П. Зотов, лёгкой — С. Г. Лукин, начальник главного управления тыла НКО А. В. Хрулев. Однако проявить себя на этих новых должностях с одной общей функцией Микоян не успел.
30 июня произошел один из многих тихих кремлевских переворотов, если называть вещи своими именами, который принципиальным образом изменил и структуру власти, и расстановку сил в ней.
Как оказалось, только Молотов, Берия и Маленков сумели по-настоящему осознать всю опасность паралича власти, который им приходилось наблюдать. А потому были вынуждены пойти на беспрецедентные меры, предпринять, невзирая ни на что, самые решительные действия. Взяли на себя, притом совершенно открыто, всю ответственность за судьбу страны, ее населения, за судьбу строя. Образовали ГКО, провозгласив его высшим органом власти — чрезвычайным органом, официально вставшим над партией, над законодательной и исполнительной ветвями государственной власти.
Разумеется, с подобной характеристикой создания ГКО могут не согласиться. Мотивировать возражения тем, что председателем ГКО все же был объявлен Сталин, а одним из членов — его верный соратник К.Е. Ворошилов. Однако сегодня всерьез говорить о какой-либо деятельности Ворошилова как члена ГКО просто не приходится. Подтверждением тому может служить хотя бы постановление ЦК ВКП(б) от 1 апреля 1942 г. «О работе тов. Ворошилова». Оно, в частности, устанавливало: «1. Признать, что т. Ворошилов не оправдал себя на порученной ему работе на фронте. 2. Направить т. Ворошилова на тыловую военную работу».
Имя же Сталина новому триумвирату потребовалось прежде всего в интересах дела. Чтобы сохранить столь необходимое морально-политическое единство, целостность страны.
Надо отметить и иное. ГКО, его ядро, отнюдь не стремилось к всеобъемлющей власти, не вторгалось в решение чисто военных вопросов. На себя они взяли иное столь же важное — проведение мобилизации, формирование воинских частей и доставку их на фронт, немедленный перевод всей экономики страны на военные рельсы для максимального обеспечения армии и флота оружием и боеприпасами, продовольствием и обмундированием.
Кардинальные изменения во властных структурах немедленно сказались на положении Микояна. Он автоматически утратил за неделю до того полученные должности и вместе с А. А. Андреевым, Н. А. Вознесенским, Л. M. Кагановичем, был назначен уполномоченным ГКО. Правда, в отличие от остальных Анастас Иванович сохранил прежние и привычные, очень хорошо знакомые ему функции — продовольственное и вещевое снабжение Красной Армии и флота. Но только теперь в подчинении, под контролем ГКО, а не Комиссии по текущим делам СНК. Назначение поначалу являлось чисто формальным, ибо выбирать ядру ГКО пока было не из кого. Однако Микоян в отличие от других членов широкого руководства сумел столь блестяще проявить себя, что уже неделю спустя ГКО сохранил его в составе полностью реорганизованного Совета по эвакуации, во главе которого поставили не Кагановича,
