– Мы подождём снаружи, – боязливо пробормотал один из них.
Иссас хрипло расхохотался, толкнул створку ногой и потащил Гариона к столу, на котором тускло горела единственная масляная лампа, почти не дававшая света. За столом сидел тощий человек с мертвенными глазами, осторожно поглаживающий длинными пальцами безволосую голову.
– Ты можешь говорить, мальчик? – спросил он Гариона необычно высоким голосом.
Юноша заметил, что его одеяние, сшитое из плотной пунцовой ткани, совсем не походило на полупрозрачную цветную одежду найсанцев.
– Нельзя ли хоть глоток воды? – прохрипел Гарион.
– Через минуту.
– Неплохо бы получить мои деньги, Сэйди, – вмешался Иссас.
– Как только мы убедимся, что это тот самый мальчик, – кивнул Сэйди.
– Спроси, как его зовут, – раздался из темноты свис тящий шёпот.
– Сейчас, Маас, – с некоторым раздражением ответил Сэйди. – Не в первый раз допрашиваем.
– Слишком много времени тратишь…
– Твоё имя, мальчик? – обратился Сэйди к Гариону.
– Дорун, – поспешно соврал тот. – Очень пить хочется.
– Принимаешь меня за дурака, Иссас? – ощерился Сэйди. – Думаешь, любой мальчишка сойдёт, лишь бы денежки получить?
– Это тот парень, которого велено доставить, – настаивал Иссас. – Значит, твои шпионы ошиблись – Говоришь, ты – Дорун? – повторил Сэйди.
– Да Юнга на корабле капитана Грелдика. Куда меня привезли?
– Здесь я задаю вопросы, мальчик, – предостерёг, Сэйди.
– Он лжёт, – вновь донёсся свистящий шёпот из-за спины Гариона.
– Знаю, Маас, – спокойно отозвался Сэйди. – Они всегда поначалу лгут.
– У нас нет времени, – донеслось из темноты. – Дай ему орит. Мне нужна правда немедленно.
– Как скажешь, Маас, – кивнул Сэйди и, поднявшись из-за стола, исчез во тьме. Послышался звон стекла и шум льющейся жидкости. – Только помни, это ты приказал. Если Она рассердится, я не желаю отвечать за мальчишку.
– Она поймёт, Сэйди.
– Возьми, мальчик, пей, – предложил Сэйди, выходя на свет и протягивая коричневую обливную чашку.
– Да… нет, пожалуй, спасибо, – отказался Гарион. – Не так уж я хочу пить.
– Хочешь или не хочешь, придётся выпить, – прищурился Сэйди. – Не послушаешь, Иссас будет тебя держать, а я волью это тебе в горло. Не бойся, больно не будет.
– Пей! – скомандовал шипящий голос.
– Лучше делай как велено, – посоветовал Иссас.
Гарион безвольно взял чашку. У воды оказался неприятно-горький привкус, язык и гортань заболели, будто обожжённые.
– Ну вот, уже лучше, – кивнул Сэйди, вновь усаживаясь за стол.
– Говоришь, тебя зовут Дорун?
– Да.
– Ты откуда?
– Из Сендарии.
– Из какого места?
– Недалеко от Дарины на северном побережье.
– Что ты делаешь на чирекском судне?
– Капитан Грелдик – друг моего отца, – начал Гарион, желая по какой-то причине всё объяснить подробно. – Отец хотел, чтобы я стал моряком, говорил, что такое занятие лучше, чем гнуть спину на ферме. Капитан Грелдик согласился взять меня в ученики, потому что я крепкий, никогда не страдаю от морской болезни, не боюсь взбираться по вантам на мачту и скоро смогу грести и…
– Как, говоришь, тебя зовут?
– Гарион… то есть, Дорун. Да, Дорун, и…
– Сколько тебе лет, Гарион?
– На прошлый Эрастайд исполнилось пятнадцать Тётя Пол говорит, что люди, родившиеся на Эрастайд, всегда счастливы в жизни, только пока я этого не заметил…
– Кто это – тётя Пол?
– Моя тётка. Когда-то мы жили на ферме Фолдора, но пришёл господин Волк и…
– Как называют её другие люди?
– Король Фулрах обращался к ней «леди Полгара» – это когда капитан Брендиг привёз нас в Сендар во дворец. Потом мы отправились к королю Энхегу в Вэл Олорн и…
– Кто такой господин Волк?
– Мой дедушка. Его имя – Белгарат. Раньше я этому не верил, но потом убедился, потому что он как- то раз…
– Почему вы покинули ферму Фолдора?
– Сначала я не знал, но потом услышал, что всё произошло из-за Зидара, который похитил Око Олдура с рукоятки меча в тронном зале райвенского короля, и мы должны возвратить Око, пока Зидар не успел доставить его Тораку и разбудить его и…
– Это тот мальчик, который нам нужен, – просвистело сзади.
Гарион медленно повернулся. В комнате, казалось, чуть посветлело, словно крошечное пламя стало немного повыше. В углу, лениво свивая и развивая кольца, шевелилась огромная змея с чересчур плоской шеей и красными мерцающими глазами.
– Теперь можно вести его к Солмиссре, – прошипело чудовище и поползло к Гариону. Сухой холодный нос ткнулся в ногу. Внутри мальчика всё задрожало, но он заставил себя стоять неподвижно, пока гадина медленно обвивала тело.
Треугольная голова закачалась перед глазами; дрожащий раздвоенный язык облизал лицо.
– Будь хорошим мальчиком, – просвистела рептилия, – очень-очень послушным.
Чешуйчатое тело всей тяжестью повисло на юноше, обдавая ледяным холодом.
– Сюда, мальчик, – велел Сэйди, поднимаясь.
– Мои деньги! – потребовал Иссас.
– А, это! – полупрезрительно бросил Сэйди. – Там на столе кошелёк! Возьми!
И, повернувшись, повёл Гариона из комнаты.
– ГАРИОН! – раздался внезапно холодный голос, постоянно живший в душе юноши. – СЛУШАЙ ВНИМАТЕЛЬНО. МОЛЧИ И ПОСТАРАЙСЯ НЕ ВЫКАЗЫВАТЬ УДИВЛЕНИЯ. ТОЛЬКО СЛУШАЙ, ЧТО Я СКАЖУ.
– К-кто ты? – пролепетал про себя Гарион, борясь с обволакивающим мозг туманом.
– ТЫ МЕНЯ ЗНАЕШЬ, – продолжал холодный голос. – ПОЙМИ, ОНИ ДАЛИ ТЕБЕ КАКОЕ-ТО ЗЕЛЬЕ, ЧТОБЫ ЗАСТАВИТЬ ГОВОРИТЬ. НЕ ПЫТАЙСЯ ПРОТЕСТОВАТЬ. РАССЛАБЬСЯ И ВЕДИ СЕБЯ СПОКОЙНО.
– Но… я сказал то, что не должен был открывать. Я…
– ЭТО УЖЕ НЕВАЖНО. ГЛАВНОЕ, ДЕЛАЙ ТО, ЧТО Я СКАЖУ. ЕСЛИ ЧТО-НИБУДЬ ПРОИЗОЙДЁТ И ПОЯВИТСЯ ОПАСНОСТЬ, НЕ ПЫТАЙСЯ НИЧЕГО ПРЕДПРИНИМАТЬ САМ. Я ОБО ВСЁМ ПОЗАБОЧУСЬ, НО НЕ СМОГУ ПОМОЧЬ, ЕСЛИ ТЫ БУДЕШЬ БОРОТЬСЯ. ПОЭТОМУ НЕ НАПРЯГАЙСЯ, НЕ СОПРОТИВЛЯЙСЯ И ВСЁ ПРЕДОСТАВЬ МНЕ. ЕСЛИ ОБНАРУЖИШЬ ВНЕЗАПНО, ЧТО СОВЕРШАЕШЬ СТРАННЫЕ ПОСТУПКИ ИЛИ ГОВОРИШЬ ВЕЩИ, КОТОРЫХ НЕ ПОНИМАЕШЬ, НЕ БОЙСЯ И НЕ УДИВЛЯЙСЯ. ЭТО МОИХ РУК ДЕЛО.
Немного успокоенный безмолвным приказом, Гарион послушно последовал за евнухом Сэйди, с трудом вынося тяжесть обвившегося вокруг талии и плеч Мааса, голова которого прижималась к его щеке, словно в нежном поцелуе.
Они вошли в большую комнату, где все стены были завешаны плотной тканью, а с потолка на сверкающих серебряных цепях свисали хрустальные масляные лампы.
Исполинская каменная статуя, верх которой терялся в темноте, возвышалась, насколько мог видеть
