Вернулись они обратно в сторожевую крепость и на холмы сошла ночь. И завыл подувший с мрачного запада сильный ветер, и разорвал зубчатый облачный покров, и обнажилась голая луна, одиноко летевшая по небу. И когда Демоны поглядели туда, где, освещенный светом луны, стоял Зелдорниус, взирая на поле смерти, раздался гром, как будто содрогнулась земля и утонул в ней вой ветра. И увидели они, что земля поглотила Зелдорниуса.
Затем тьма затопила луну, и над полем Салапанта повисли ночь и тишина.
X. ГРАНИЦЫ МОРУНЫ
НА утро следующего дня пришел Миварш Фаз к Лордам Демонландии и нашел их готовыми к дороге. И спросил он их, куда лежит их путь, и ответили ему лорды Демонландии: 'Восток'.
— На востоке, — сказал Миварш, — все дороги ведут к Моруне. Но никто не может войти туда и не умереть.
Но они засмеялись и ответили ему: — Не знаешь ты нашей силы, милый Миварш, и меряешь ее по себе. Знай, что наше путешествие решено свыше и высечено алмазными резцами на стене необходимости.
Оставили они его и пошли на восток вместе со своей маленькой армией. И через четыре дня вошли они в густые леса, покрытые листьями тысяч осеней, где даже в полдень царили сумерки, едва слышно бормотали лесные голоса, а по ночам мрачные глаза глядели на них из-за стволов деревьев, глядели как они шли или отдыхали.
Так прошел пятый день, и шестой, а на седьмой вышли они на берег песчаного моря, в котором был и песок и гравий, но не было ни капли воды. И, тем не менее, бежали по нему большие волны, никогда оно не успокаивалось, но вечно волновалось и шумело. И днем и ночью, пока шли они через пустыню, слышали они ужасные и отвратительные звуки, как будто кто-то бил в тамбурины и дул в трубы, но не видели они никого и ничего, и ни одна живая душа не шла через движущиеся пески, кроме их отряда.
На восьмой день пути покинули они просторы безводного моря и по каменистой земле спустились в широкую долину, бесплодную и продуваемую всеми ветрами, и только узкий ручеек петлял по широкому каменному руслу. И вот, взглянув на восток, увидели перед собой в роскошном свете садящегося солнца замок из красного камня, стоящий на террасе за выходом из долины. — Мы можем быть там еще до захода солнца, — сказал Джусс, — и попросить у хозяев гостеприимства. — И когда подошли они ближе, то, в сумерках между закатом солнца и подъемом луны, увидели одинокую фигуру, сидевшую на большом валуне в фарлонге от замка, глядевшую на них и ожидавшую их прихода. Но когда они подошли к валуну, он оказался пуст. Подошли они к замку и, поглядев назад, опять увидели его, сидящим на валуне, охватив голову руками: странное и возмутительное для любого человека зрелище.
Открыты были ворота замка, и вошли они, и прошли через двор и оказались в большом зале, в котором стоял накрытый для пира стол и пылал огонь в каминах и горели сотни свечей, волнуя затхлый воздух; но не было видно ни одной живой души и ни один голос не нарушал тишину, царившую в замке.
И сказал Лорд Брандох Даха: — Это самое странное чудо даже для этой страны, где нет недостатка в чудесах. Давайте слегка поедим и пойдем спать. — Сели они за стол и стали есть и пить медово-сладкое вино, пока из их сознания не исчезли все мысли о войне, лишениях и невообразимых опасностях, ждущих их в этой дикой стране, и даже об огромной армии Корунда, готовящейся их уничтожить, и слабая дремота не овладела их усталыми членами.
Негромкая музыка, чувственная и проникнутая дикой страстью, поплыла в воздухе, и они увидели даму, появившуюся на возвышении. Прекрасной она казалось, прекрасней, чем любая смертная женщина. В ее темных волосах горели похожие на маленькие рогатые луны медовые хризобериллы, и в каждом камне был заключен луч света, дрожавший и сверкавший, как дрожат и сверкают лучи солнца, бродящие в ясных глубинах летнего моря. Носила она закрытое плотное платье из мягкого розового шелка, и красота ее в сочетании с роскошью ее наряда делали ее неотразимо прекрасной. — Милорды, — сказала она, — вы — мои гости в замке Ишнайн Немартра, здесь есть ложа и одеяла для всех вас, усталых от дороги. Но знайте, что у меня есть ястреб, сидящий на насесте в восточной башне, и к тому, кто этой длинной ночью не будет спать и один, без помощи товарищей, разбудит моего ястреба, я приду в конце ночи и выполню одно его желание, земное желание. — Так сказала она и растаяла, как дым.
— Пусть жребий решит, кто будет участвовать в этом приключении, — сказал Брандох Даха.
Но Джусс не согласился с ним, заговорил и сказал: — Скорее всего это какая-то ловушка. В этой проклятой стране мы должны не искушать наши умы, но твердо следовать к своей цели. Мы не должны походить на того, кто пошел за шерстью и вернулся остриженным.
Но Спитфайр и Брандох Даха только посмеялись над его словами, и бросили они жребий, и пал он на Лорда Брандох Даха. — Ты не должен запрещать мне это, — сказал он Лорду Джуссу, — иначе я никогда не сделаю тебе ничего хорошего.
— Я никогда не запрещал тебе ничего, — ответил Джусс. — Разве ты и я не как пальцы, большой и указательный? Только прошу тебя, не забывай, для чего мы пришли сюда.
— Разве ты и я не как пальцы, большой и указательный? — ответил Брандох Даха. — Не бойся, о друг моего сердца. Я не забуду.
И вот, пока остальные спали, Брандох Даха разбудил ястреба, спавшего этой длинной ночью в восточной комнате. Холоден был воздух на склонах холма и лежал на них иней, но в этой комнате было тепло и все располагало ко сну. Но Брандох Даха не закрыл глаза, и, не отрываясь, глядел на ястреба, рассказывал ему разные истории и время от времени щипал за хвост, чтобы не заснуть. Но коротко и неучтиво отвечал ему ястреб, и зло поглядывал на Лорда Брандох Даха.
И когда пришел золотой рассвет, в затененном дверном проеме показалась та дама. Как только она вошла, ястреб гневно забил крыльями и, без всяких разговоров, сунул голову под крыло и заснул. А эта блестящая женщина поглядела на Лорда Брандох Даха, заговорила и сказала: — Проси у меня, Лорд Брандох Даха, все, что хочешь, ибо дарую я тебе любую земную вещь.
Но, ослепленный ее блеском, встал Брандох Даха и сказал: — О леди, разве ваша красота на рассвете дня не сияние, которое может рассеять туманы ада? Вы похитили мое сердце, ибо только вашу красоту оно видит и не замечает ничего другого. Только вашим телом хочу я обладать, и никакой другой земной вещью.
— Глупец! — крикнула она. — Ты не знаешь, чего просишь. Ты мог бы выбрать любую земную вешь, но я — я не принадлежу этому миру.
— Я не хочу ничего другого, — ответил он.
— Ты подвергаешь себя страшной опасности, — сказала она, — и можешь потерять удачу, твою и твоих друзей.
Но Брандох Доха, видя что ее лицо внезапно стало похоже на новорожденную розу на рассвете, а глаза расширились и стали темными, от охватившего их любовного желания, подошел к ней, взял за руку, поцеловал и обнял. И так они стояли какое-то время, и понял он, что нет на земле ничего, кроме сводящей с ума мягкости ее волос, их запаха, поцелуя ее уст, и ее дыхания, и трепета ее полной груди, упиравшейся в него. И сказала она ему тихо на ухо: — Я вижу, что ты силен и властен. Я вижу, что ты один из тех, кто никогда не отказывается от того, что желает твое сердце. Пойдем. — И они прошли через завешенную тяжелым занавесом дверь во внутреннюю комнату, где воздух наполняло дыхание мирра, нарда и амбры, аромат спящей красоты. Теплый свет затененных ламп лился на большую и широкую кровать с пушистыми подушками, оставляя в полутьме богатые занавеси, украшенные изысканными золотыми блестками. И долго-долго любили они друг друга на этой кровати, и наслаждались друг другом.
Но все на свете имеет конец и он сказал: — О миледи, возлюбленная сердца моего, здесь я должен был бы остаться, бросив все ради любви к тебе. Но друзья ждут меня в твоих залах на нижнем этаже, и
