— Увидим, — сказал Брандох Даха.
— Послушайте, — сказала она. — Безымянной стоит на земле эта гора, ибо до этого часа никогда не падал на нее взгляд живого человека. Но боги, давшие ей имя, и блаженные духи, населяющие эту страну, и несчастливые души, плененные на холодных вершинах гор, знают ее как Зора Рах нам Псаррион, и стоит она посреди безжизненных вечных снегов, питающих ледник Псаррион; самая одинокая и самая загадочная среди всех земных вершин, и самая заколдованная. О милорды, — продолжала она, — даже не пытайтесь взобраться на Зору. Заколдованно кольцо вокруг нее, и не успеете вы дойти до границы вечных снегов у ее подножья, как обрушатся на вас погибель и разрушение.
И улыбнулся Лорд Джусс. — О Королева Софонисба, как мало знаете вы нас, если думаете, что это может заставить нас повернуть назад.
— Я говорю это, — ответила Королева, — совсем с другой целью: я хочу показать, что вам надобно выбрать другой путь, ибо хорошо я знаю, что вы никогда не откажетесь от попытки. Только Демону могу я рассказать о нем, иначе небеса обвинят меня в его смерти. Ибо, если правда то, что я узнала много лет назад, в старину водились в Демонландии гиппогрифы, и только сидя на нем можешь ты совершить этот крайне опасный подвиг.
— Гиппогриф? — спросил Лорд Брандох Даха. — Конечно правда. Разве не является он эмблемой нашего величия? Тысячи лет назад гнездились они на Невердейл Хаус, и даже сейчас на скалах остались отпечатки их копыт и когтей. Гиппогриф — мой предок, и предок Лорда Джусса.
— Тогда должен Лорд Джусс вновь поскакать на нем, — сказала Королева Софонисба, — ибо он единственный смертный, который может покорить Зора Рах, и силой своих рук вывести оттуда того, чье имя мы не называем.
— О Королева, — сказал Джусс, — я немного знаю божественную философию и искусство магии, но не достаточно, и прошу вас научить меня, ибо живете вы здесь поколение за поколением и умеете говорить с мертвыми. Как мне найти этого жеребца? Ибо мало их, и высоко летают они над миром, и рождается такой конь раз в три сотни лет.
— Есть у меня яйцо, — ответила она. — В любой стране такое яйцо останется стерильным, но только не в Зимиамвии, священной для благородных рас мертвых. Вот как может родиться этот жеребец: если человек, намного превосходящий духом и сердцем обычного, заснет в Зимиамвии, с яйцом на груди, страстно желая совершить великий подвиг, огонь его великого желания оплодотворит яйцо, и наружу выйдет гиппогриф, вначале маленький и слабый, как бабочка, только что вышедшая из куколки. Только тогда сможешь ты оседлать его, и, если хватит у тебя мужества и сумеешь ты совладать с ним, отнесет он тебя в самые отдаленные уголки мира и сумеешь ты исполнить свое заветное желание. Но если твое мужество меньше величайшего, берегись, и езди только на земных скакунах. Ибо если засомневаешься ты даже на секунду, либо дрогнет твое сердце, либо изменит хладнокровие, либо забудешь ты свою славную цель, гиппогриф немедленно растерзает тебя.
— Есть ли у тебя это яйцо, о Королева? — спросил Лорд Джусс.
— Милорд, — тихо ответила она, — больше сотни лет тому назад нашла я его, когда бродила по скалам вокруг зачарованного озера Равари. И, наученная богами, спрятала я то, что нашла, ибо знала, что предназначено оно некоему смертному, который в конце концов придет в Коштра Белорн. И подумалось мне, что тот, кто придет, должен принести с собой страстное неисполненное желание, ибо только человек с таким желанием рискнет сесть на этого жеребца.
До вечера просидели они на зачарованном берегу озера, почти не разговаривая между собой. Потом встали и подошли вместе с ней к павильону, устроенному в роще цветущих деревьев. И не успели Демоны вздохнуть, как вынесла она им яйцо гиппогрифа, размером с человеческое тело, но легкое, шероховатое и пестро раскрашенное. И она спросила: — Кто из вас, милорды?
— Он, — ответил Джусс, — если надо мужественное сердце. Но все-таки я, поскольку моего брата надо освободить из того ужасного места.
И отдала Королева яйцо Лорду Джуссу, и он, взяв его руки, пожелал ей спокойной ночи и сказал: — Мне не понадобится лауданум[7], чтобы заснуть этой ночью.
Пришла божественная ночь, и сладкий сон, более сладкий, чем любой земной сон, смежил их глаза в павильоне радом с зачарованным озером.
Но не спал Миварш. Мало радости доставило ему Озеро Равари, ибо не замечал он его многочисленных красот, зато заметил огромных тварей, гревшихся на его берегах в золотой полдень. Он даже спросил о них одну из маленьких ласточек Королевы, но та только посмеялась над ним и объяснила, что это прирученные крокодилы, хранители озера, ласковые и нежные с героями, которые захотят искупаться и отдохнуть в его хрустальных водах. — Но такого как ты, случайного искателя приключений, — сказала она, — они раздерут на куски. — И это опечалило Миварша. Ведь тяжело у него было на сердце с того времени, как они покинули Чертландию, и страстно желал он вернуться домой, хотя знал, что дом его разграблен и сожжен людьми его крови, которых ныне должен он считать своими врагами. И подумал он, что если Джусс вместе в Брандох Даха улетит на гиппогрифе на верхушку холодной горы, где в медной крепости томятся души великих героев, то никогда он не вернется в мир людей, ибо невозможно в одиночку пройти через замерзшие горы, мимо мантикор и крокодилов, которые живут за Бхавинаном.
Так он пролежал без сна час или два, тихо плача, пока из гигантского сердца ночи с жестокой ясностью не выплыли слова Королевы, сказавшей, что тепло великого желания в сердце того, кто охватит яйцо руками, заставит гиппогрифа вылупиться из яйца, и этот человек сможет вскочить на крылатого коня и со скоростью ветра умчаться туда, куда пожелает его сердце. И сел Миварш, и были его руки холодны и влажны, от страха и великого желания. И сказал он сам себе: 'Сейчас я встану, возьму яйцо из рук заморского дьявола и сам обниму его. Ведь я не сделаю этому дьяволу ничего плохого, только хорошее, ибо разве не сказала она, что яйцо опасно? А каждый человек сгребает угли к своему костру'.
Он встал и тихонько подошел к Джуссу, который лежал на спине, сильными руками охватив яйцо. В это мгновение луч лунного света скользнул в окно, осветив лицо Джусса, и было оно, как лицо Бога. Наклонился над ним Миварш и, горячо помолившись, осторожно вынул яйцо из его рук, не разбудив Демона. Ибо глубоко спал Лорд Джусс, и бродил его дух высоко над землей, далеко от божественного берега, в том страшном одиноком месте, где Голдри с мрачным терпением глядел на высоты Зоры. Перенес Миварш яйцо в свою кровать, лег и положил его себе на грудь. Горячим было оно и слегка потрескивало, когда он обнял его, как будто какая-то сила выбиралась из него наружу.
Так и заснул Миварш, обняв яйцо, как юноша обнимает свою возлюбленную. И незадолго до рассвета треснуло оно в него в руках и разбилось, и проснулся Миварш и обнаружил, что обнимает за шею странного жеребца. В павильон уже пробивался бледный предрассветный свет, и Миварш покрепче вцепился в гиппогрифа. Грива жеребца сияла как шея павлина, глаза походили на огненные звезды, мерцающие в ветреной ночи. С приближением рассвета его ноздри расширились. Он развернул затвердевшие крылья, перья которых походили на хвостовые перья фазана: белые, с фиолетовым глазом посреди, но на ощупь твердые, как железные ножи. Миварш сел ему на спину и дрожащими руками ухватился за сияющую гриву. Сейчас он бы с радостью спустился, но гиппогриф заржал и встал на дыбы, и Миварш, боясь упасть, вцепился в него изо всех сил. Жеребец ударил серебряными копытами, взмахнул крылами, и присел, как львица, раздирая траву своими когтями. Миварш закричал, раздираемый страхом и надеждой. В это мгновение жеребец прыгнул в воздух и полетел.
Демоны, разбуженные шумом крыльев, выбежали из павильона, и увидели чудесный полет на фоне еще темного запада. Странно летел гиппогриф, как бекас, то резко падая вниз, то поднимаясь вверх. И пока они смотрели, Миварш слетел со своего места и спустя несколько мгновений раздался громкий плеск, ибо упало в озеро тело незадачливого седока.
Дикий жеребец исчез, поднявшись высоко в небо. От места падения побежали кольца, потревожив спокойную поверхность озера и исказив мрачное отражение Зора Рах в спящей воде.
— Бедолага Миварш! — крикнул Лорд Брандох Даха. — После все этих тяжелых лиг хотел уйти один, без меня. — Он сбросил плащ, взял кинжал в зубы и большими гребками поплыл к тому месту, куда упал Миварш. Но ничего не нашел. Только увидел недалеко от себя, на берегу маленького острова, крокодила, большого и раздувшегося, который виновато поглядел на него, сполз в воду, нырнул и исчез. Ни с чем возвратился Брандох Даха и опять выплыл на берег.
Лорд Джусс стоял так, как будто его ударили камнем. Подошла к ним Королева, завернутая в мантию
