— Хорошо, — сказала Мевриан. — Я приму их. А ты и все остальные подождите за дверью, пока я буду давать им аудиенцию.
И все было сделано согласно ее приказу. И женщины впустили двух сыновей Корунда.
Они приветствовали ее самым почтительным образом и Хеминг сказал: — О самая достойная дама, наше дело предназначено только для ваших ушей.
— Выйти и закрой за собой дверь, — сказала Мевриан своей женщине, — и жди меня в прихожей. А теперь, милорды…? — сказала она, ожидая их слов.
Она сидела боком к окну, между светом и тьмой. Хрустальные лампы, мягким светом освещавшие комнату, только подчеркивали тьму, собравшуюся в ее волосах, куда более черную, чем ночь за окном. Изгиб белых рук, опиравшихся на колени, походил на молодой месяц, баюкающий закат. С юга прилетел слабый бриз, нагруженный шорохом моря, неумолчно вздымавшегося за полями и виноградниками, и даже в такую тихую погоду бушевавшего в морских пещерах Стропардона. Как будто море и ночь, заключившие Демонландию в свои объятья, задохнулись от возмущения, увидев сластолюбивого Кориниуса. Ибо считал Кориниус, что этой ночью в Крозеринге все должны безропотно выполнять его самые сумасбродные желания.
Братья стояли сконфуженные, не зная, как вести себя перед неземной красавицей. Наконец Хеминг глубоко вздохнул и сказал: — Мадам, какого бы низкого мнения вы не держались о нас, лордах Ведьмландии, прошу вас поверить, что я и мой родич хотим с чистым сердцем предложить вам свою службу.
— Принцы, — сказала она, — едва ли вы можете порицать меня за то, что я не доверяю вам. Дни моей жизни проходили не среди двуличных негодяев, мошенников и воров, но среди людей с чистыми руками и открытым сердцем, и даже сейчас, после того, что мне пришлось вынести сегодня вечером, я всем сердцем верю, что цивилизация еще не полностью исчезла из Ведьмландии. Разве я не приняла Кориниуса, добровольно открыв перед ним ворота, разве я не верила, что он король, а не ненасытный волк?
Теперь заговорил Хеминг. — Мадам, сможете ли вы надеть на себя доспехи? Вы ростом примерно с моего брата. В доспехах вы без труда пройдете мимо стражников, особенно если они как следует напьются вина, которое ваша служанка принесет им. Я проведу вас до выхода, где вас будет ждать лошадь. В образе моего младшего брата, и к тому же ночью, вы сможете без труда выехать из замка и уехать куда пожелаете. Но в своей одежде вы никогда не выйдете из этих покоев, ибо он приказал стражникам не спускать с вас глаз. И он твердо решил посетить вас после пира и остаться на всю ночь в вашей комнате.
Из Комнаты Луны донесся шум разнузданной пирушки. Мевриан даже показалось, что она слышит голос Кориниуса, поющего непристойную песню. Она почувствовала себя так, как будто в комнату ворвалось что-то темное, мрачное, непонятное и смертельно опасное; сердце дрогнуло, кровь застыла в жилах, и она посмотрела на братьев.
Наконец она сказала: — Это ваш план?
— Нет, — ответил Хеминг. — Лорд Гро со своей обычной изобретательностью разработал его. Но Кориниус, который всегда не доверяет ему, а больше всегда тогда, когда выпьет слишком много, не отпускает его от себя ни на шаг.
Карго снял с себя доспехи, Леди Мевриан позвала своих служанок, они забрали все оружие и пошли во внутреннюю комнату, чтобы поменять на даме наряд.
Пока дама переодевалась, Хеминг сказал брату: — Тебе придется выходить отсюда очень осторожно, и только после того, как мы уйдем. Смотри, чтобы тебя никто не выследил. Впрочем, если бы я был тобой, я бы воспользовался редкой возможностью подшутить над ним и подождал бы его. Интересно, сумеешь ли ты так же хорошо изобразить поддельную Мевриан, как она — поддельного Карго.
— Ты, — сказал Карго, — можешь сколько угодно смеяться надо мной, но ты должен провести ее. И, даю голову на отсеченье, если ты будешь решительным и сделаешь все, что в твоих силах, тебе удастся лишить Кориниуса удовольствия, на которое он рассчитывает этой ночью, и получить его самому.
— Твоя голова, — сказал Хеминг, — набита самыми низкими мыслями. Да, мой язык предал бы мое сердце, если бы я сказал, что не люблю ее. Да и как может быть иначе, учитывая ее красоту и мою юность? Но я ее люблю с такой страстью, что скорее изнасиловал бы звезду на небе, чем потребовал от нее чего- либо бесчестного.
— Что может сказать мудрый маленький мальчик своему старшему брату? — сказал Карго. — Сиди спокойно, брат, пока остальные сражаются за пирог, и я, быть может, принесу тебе крошки. Когда вы уйдете и все успокоится, я останусь один среди множества женщин, это будет нелегко, но, надеюсь, я смогу научить тебя чему-нибудь после этой доброй ночи.
В это мгновение открылась дверь внутренней комнаты и появилась Леди Мевриан, в доспехах и шлеме, и сказала: — Слепым свет не нужен. Как вы думаете, сойдет мой наряд в темноте, милорды?
Они ответили, что она выглядит замечательно и никто ее не узнает.
— Благодарю тебя, принц Карго, — сказала она и протянула ему руку. Он наклонился и робко поцеловал ее. — Это снаряжение, — сказала она, — я оставлю себе на память, как подарок благородного врага. Быть может однажды я даже смогу назвать тебя другом, ибо сегодня ночью ты совершил истинно благородный поступок.
Простившись с юным Карго, она и Хеминг покинули комнату, и через прихожую вышли на темную лестницу, где стояли поставленные Кориниусом стражники. Но солдаты (как и многие другие), давно утонули в чашах вина, как в океане, и не обратили на них особого внимания, ибо видели двоих мужчин в блестящих доспехах и слышали голос Хеминга, которым он отвечал на вопросы: несомненно два сына Корунда возвращались в пиршественный зал.
Так он и она легко проходили мимо стражников. Но когда они шли по коридору мимо Комнаты Луны, двери зала внезапно распахнулись справа и слева от них, и наружу вышла процессия: факельщики и менестрели, парами, играющие на цимбалах, флейтах и тамбуринах. Коридор немедленно наполнился светом и грохотом. В центре процессии гордо шествовал Лорд Кориниус. Его лицо светилось от удовольствия, на щеках играл румянец, а вены казались веревками, бежавшими по его сильной шее и рукам. Мокрые от пота локоны упрямых кудрей нависали надо лбом, выбиваясь из-под венка из спящего паслена. Нельзя было сказать, что он хорошо себя чувствовал, ибо страшному удару в голову, который нанес ему Астар, сопротивлялось много кубков вина. Он шел между Гро и Лаксусом, опираясь на обоих и тяжело покачиваясь из стороны в сторону, а правой рукой он время от времени пытался отбивать свадебный марш.
Мевриан прошептала Хемингу: — Пока мы еще живы, будем держаться, как ни в чем ни бывало.
Они отступили в сторону, надеясь, что процессия пройдет мимо, не обратив на них внимания, ибо ни вернуться назад, ни спрятаться было невозможно. Но глаза Кориниуса свернули, увидев их, и он закричал, схватив их за руки: — Хеминг, да ты пьян! Карго, и ты пьян, сладкий мальчик! Что за дьявольская глупость, напиваться со смерти, а ведь я послал к вам хорошеньких девок. И что я скажу им, если завтра они придут ко мне и пожалуются, что вы всю ночь прохрапели в постели, уткнувшись головой им в бедра?
Мевриан, как если почувствовала раскаяние, тяжело оперлась о Хеминга и опустила голову.
Сам Хеминг не нашел ничего лучше, чем сказать правду: — Нет, Кориниус, на самом деле мы трезвы, как стеклышко.
— Ты нагло врешь, — сказал Кориниус. — Есть такие знаки, по которым легко понять, пьян человек или нет. Посмотрите на меня, милорды. Я отрицаю, что я пьян. И есть знак, который подтверждает, что я пьян, тьфу, трезв. Но сейчас меня ждут другие важные дела, а об этих высоких материях мы поговорим потом. Вперед!
И с этими словами его повело, он тяжело оперся на Гро и (как если бы некая воздушная сила, прошептавшая ему о происходящих интригах, тем не менее вступила в заговор с вином, наполнившим его от ног до головы, и заставила искать предательство где угодно, но только не на расстоянии вытянутой руки), схватив того за руку, сказал: — Верь мне, Гоблин, ты — самый лучший. Я втайне очень люблю тебя, и буду держать тебя при себе, чтобы увидеть, укусишь ли ты меня или нет, и не дам тебе бродить свободно.
Избавленные счастливой фортуной от смертельной опасности, Хеминг и Мевриан, быстро и очень осторожно, но без дальнейших помех, добрались до своих лошадей и выехали из главных ворот, поддерживаемых мраморными гиппогрифами, чьи могучие фигуры сияли над ними в лучах поднимающейся
