луны. Они молча проехали через сады, луга и леса, окружавшие замок, и галопом поскакали по упругому дерну. Так быстро они ехали, что воздух безветренной апрельской ночи хлестал как бич по их лицам. Топот копыт и летящие навстречу тени деревьев только вторили грому крови, звучащему в юном Хеминге, ибо ночь, скорость и дама, мчащаяся рядом с ним колено в колено, скакали вместе с ним. Но пока Мевриан неслась по лесистым равнинам и залитым лунным светом полянам, ее душа слушала небесную музыку неподвижных звезд и божественной ночи; и чудесный покой снизошел на ее сердце, и твердо она уверилась, что вечная слава Демонландии не исчезла из этого мира — еще немного, и зловредные захватчики будет вышвырнуты из Крозеринга, замка ее дорогого брата.
Только на берегу реки они натянули поводья. На дальнем берегу темнел при свете луны еловый лес. Мевриан въехала на маленький холмик над водой и повернула голову в сторону Крозеринга. Но даже ее зоркие любящие глаза с трудом заметили на востоке, во многих милях от них, слабое размазанное сияние. Какое-то время она сидела, глядя на золотой Крозеринг, ее лошадь спокойно щипала траву и Хеминг, стоявший рядом, не нарушал тишину и только глядел на нее.
Наконец она поглядела на него и встретилась с ним взглядом. — Принц Хеминг, — сказала она, — здесь начинается тайная дорога на север, за устье реки, которая потом становится сухой тропой через болото и которая, в свою очередь, выводит на тракт, идущий в Вестмарк. Начиная отсюда я должна ехать одна по моей родной Демонландии. И здесь я прощаюсь с вами. Я не умею красиво говорить, но хочу сказать вам словами поэта:
— Я твердо уверена, что в этой войне победит мой великий брат. Но кто бы не победил, Брандох Даха или Горис, я не забуду твой благородный поступок, не забуду ту великую службу, которую ты сослужил мне этой ночью.
Но Хеминг, по прежнему глядевший на нее, не ответил ни слова.
— Как поживает королева твоя приемная мать? — спросила она. — Семь лет назад я была в Норваспе, где проходил праздничный пир Лорда Корунда, и стояла рядом с ней во время свадебной церемонии. Так ли она прекрасна, как была тогда?
— Мадам, — ответил он, — как в июне золотые розы достигают совершенства, так и ее красота только увеличивается с годами.
— Она и я, — сказала Мевриан, — вместе играли в детстве. Она старше меня на два года, и всегда верховодила. Она и до сих пор такая?
— Мадам, она — королева, — ответил Хеминг, пожирая глазами Мевриан. Она стояла, наполовину отвернувшись от него, с приоткрытым нежным ртом; ясные глаза глядели на восток и вверх, слегка затуманенные чарами луны, и ее тело напоминало спящую лилию на берегу волшебного озера. С пересохшим горлом он сказал: — Леди, до сегодняшней ночи я и не предполагал, что на земле живет женщина более красивая, чем она.
В это мгновение любовь, которая таилась внутри него, вылетела наружу и затмила его сознание. И как тот, кто слишком долго робел и не мог заставить себя откинуть засов на двери, закрывавшей его сердце, он обнял ее и поцеловал в щеку. Но ее мягкая щека осталась мертвенно холодной, и она посмотрела на него взглядом дикой птицы, пойманной охотничьей сетью. Доспехи его брата, покрывавшие тело дамы, были не так тверды и смертельны, как эта мягкая щека и чужой взгляд. И Хеминг сказал, как тот, кто не уверен в себе перед лицом непостижимой судьбы: — Леди, вы не любите меня?
Мевриан покачала головой и мягко отстранилась.
Как умирает огонь, пробежавший по высохшей степи, так исчезла и его вспышка страсти, оставив за собой дымящееся отчаяние и угрюмую злобу: злобу на себя и судьбу.
Низким пристыженным голосом он сказал: — Я прошу вас простить меня, мадам.
— Принц, — ответила Мевриан, — пускай Боги пошлют тебе счастливую ночь. Но будь добр к Крозерингу. Я оставила его на злого сенешаля.
С этими словами она повернула свою лошадь и направила ее на восток, к реке. Хеминг какое-то мгновение глядел ей вслед, его голова кружилась. Потом, всадив с такой силой шпоры в бока лошади, что она встала на дыбы, он повернул на восток и через леса и поля помчался галопом к Крозерингу.
XXV. ЛОРД ГРО И ЛЕДИ МЕВРИАН
С ТОГО времени прошел девяносто и один день, и в последний час перед закатом Лорд Гро ехал к бледнеющему востоку, направляясь с холмов Истмарка к бродам Мардардейла. Жеребец неторопливо спустился к берегу реки и остановился по копыта в воде с мокрыми боками и почти без дыхания: начиная с полуночи он бежал без остановки по открытым пустошам. Он вытянул шею, понюхал воду реки и начал пить. Гро повернулся в седле, прислушиваясь, его левая рука расслабленно держала поводья, правая лежала на крупе. Но все было тихо, только журчала река и громко пил жеребец, расплескивая воду ударами копыт, когда ему под ноги попадались мелкие камни, увлекаемые потоком. Впереди, позади и по бокам поднимались деревья, широкие горные долины и скругленные холмы, казавшиеся мрачными в полутьме между сумерками и ночью. Туман скрывал свет звезд. Ничто не шевелилось, и только сова тихо, как призрак, вылетела из кустов остролиста, стрелой пронеслась над скалистыми утесами, полетела вниз по течению реки и села на ветку мертвого дерева слева от Гро, как если бы хотела понаблюдать за человеком и конем, пересекавшими долину тихой ночью.
Гро наклонился вперед и потрепал шею жеребца. — Давай, приятель, нам надо ехать, — сказал он, — и не удивляйся, что не можешь отдохнуть, ибо ты со мной, а я до сих пор не могу найти себе место под луной. — Они перешли вброд реку, проехали через заливные луга и край леса, и пару миль проехали по открытой пустоши, по прежнему держа путь на восток, потом повернули направо в широкую долину, пресекли реку рядом с водяной мельницей, и опять на восток, оставив каменистое русло реки за собой, по грубой горной дороге, которая пересекла болото и стала подниматься все выше и выше в горы по дну узкой долины, бегущей между холмами. Наконец подъем стал более пологим, и они, как через ворота, прошли между двумя могучими отвесными скалами, нависшими над дорогой с обеих сторон, проехали через заросли вереска и болотного мирта, растущих на берегах маленьких озер и усеивавших берега ручьев, торфяников и пластов породы, и увидели вдали горные пики, возвышавшиеся над долиной как воинственные короли. На восточном горизонте проснулся свет, яркое сияние утра начало очищать землю. Перед ногами жеребца суетились кролики, из зарослей вереска взлетали маленькие птички, кудахтали граусы[13]; красный олень удивленно посмотрел на них издали и умчался на юг.
Гро заговорил сам с собой: — Разве общественное мнение не посчитает меня сумасшедшим из-за того, что я, против всех доводов рассудка, так опрометчиво и дерзко подвергаю свою жизнь смертельной опасности? И, тем не менее, я совершаю эту глупость каждый раз, когда благодаря терпению, мужеству и умелой политике я выигрываю партию, несмотря на зубы судьбы, которые она упорно показывает мне. А ведь на этот раз после различных трагических событий мне удалось завоевать милость и признательность самого Короля, который приблизил меня к себе, поднял над всем двором, и, как я склонен думать, ценит не меньше собственных глаз.
Он снял шлем, обнажив белый лоб и дав свежему утреннему ветерку поиграть с гладкими черными локонами, откинул назад голову и глубоко вздохнул сладкий горный воздух и запах торфяников. — И тем не
