Елизаров вместо преступницы привез следователя Квинта.
Капитан никогда так не возмущался, как теперь.
— Освободил этот тип Гертруду, — кивнул он на Квинта.
— На каком основании? — насторожился Пермяков.
Старый юрист, крайне исполнительный, положил свой многоместный портфель на стол, достал из него бумажку, развернул и молча передал коменданту.
— Невероятно! — изумился Пермяков. — Пошлите за бургомистром, — сказал он Елизарову и спросил следователя: — Как это случилось?
— Вчера, двадцать шестого сентября, в двадцать три часа семнадцать минут, пришел ко мне Штривер вот с этой бумагой, — с точностью начал рассказывать Квинт об освобождении Гертруды.
— Главный конструктор радиозавода? — спросил комендант и, выслушав ответ, приказал вызвать и его. — Что нового в следствии по делу Эльзы? — спросил он Квинта.
— Вызвал всех, кто носит имя Пиц и Марта. Никакого результата. Я полагаю — еще раз выскажу вам свое мнение — Курца убил профессор Торрен. Но вы не санкционировали его ареста.
Вошел Больце, сильно тряхнул руку Пермякову и Елизарову.
— Ваша подпись? — показал комендант бургомистру бумажку.
— Как будто моя, — стал читать бургомистр. — Но я этот документ не подписывал. Да разве я подпишу такое, чтоб шельму освободить? После ее ареста в городе стало спокойно: никаких зловредных слухов. Как же вы смели отпустить ее! — накинулся бургомистр на следователя.
— На основании вашей подписи, — заладил Квинт.
— Это же «липа»! — возмущался бургомистр. — Кто легко верит, тот покается. Вам должно быть известно, что без коменданта эту птицу никто не имел права освободить.
— Правильно, это мне было известно, — подтвердил Квинт. — Но мне также известно, что нельзя не повиноваться распоряжению бургомистра.
Явился Штривер. Ничего не тая, он рассказал о пакете, принесенном ему Пицем, и глубоко задумался. Кто же этот «патриот земли немецкой», суливший ему, старому специалисту, золотые горы?
— Я вам больше не нужен? — спросил Квинт коменданта.
— Мне не нужны. Но вы должны найти Гертруду и того Пица, который всучил пакет инженеру Штриверу.
Сославшись на закон и его статьи, Квинт сказал:
— Я должен задержать и господина Штривера как соучастника преступления.
— Повремените, — сказал комендант.
— Разрешите идти, — сухо сказал Квинт и вышел.
— Как же получилось, господин Штривер, что вы сослужили такую службу? — спросил Пермяков.
— Злонамеренности у меня не было и нет. Но Гертруда и Пиц — теперь я начинаю соображать — играли и на моих эмоциях, — стал он рассказывать о встречах с ними. — Помните, в вашей квартире вы задали мне урок морали?
— Это было давно.
— У меня записан тот памятный день, — полез Штривер в карман плаща за записной книжкой и вместе с ней вытащил… пачку денег. Штривер вытаращил глаза. Нить мысли оборвалась. Та самая пачка, от которой он отказался ночью?
— Вы много денег носите при себе, даже доллары, — заметил Пермяков и с подозрением посмотрел на изобретателя.
Я С чего мне начать говорить? — растерялся Штривер. — В тот вечер, когда вы мне показали книгу о телевидении, Гертруда завела меня в гости. Кажется, впервые за всю жизнь я напился допьяна… А вчера тот субъект Пиц, как и Гертруда, предлагал мне вот эти деньги. Я отказался, но не заметил, как он сунул их в карман плаща.
— А что за записка в деньгах?
— Не знаю…
Штривер прочитал записку и протянул ее Пермякову:
— Здесь написано: «Аванс за телевизор».
— Продали изобретение? — уставился Больце на инженера.
— Оскорбляете, господин бургомистр, — обидчиво сказал Штривер. — Не верите — арестуйте.
— Вы ничего не скрываете? — спросил Пермяков. — Скажите честно.
— Нет. Честное слово старого инженера, — как клятву произнес Штривер.
— Очень рад, если так. Будем верить. Верьте и нам, — предупредив Пермяков расстроенного инженера. — Никто и не думал покушаться на ваше авторское право. Заканчивайте изобретение и напишите на нем свое имя. А деньги возьмите, — сказал Пермяков Штриверу.
— Товарищ майор, точно такая же обертка была на пачке денег Курца, — показал Елизаров на полоску синей бумажки со звездочками, которой были опоясаны банкноты.
— Эти деньги мне не нужны. Я вчера еще отказался от них. Я не продажный субъект, — ответил Штривер.
Елизаров стал считать шелестящие марки и доллары.
— Да, одна и та же касса снабдила, — заключил он и пожалел: — Зря передоверили этому формалисту Квинту вести следствие. Он погубил все…
Капитан встал и проводил Штривера.
— Надо назначить другого следователя, — сказал Пермяков бургомистру. — Я почему-то верю Штриверу. Он упрямый, но, пожалуй, искренний. А вот Гертруда обвела нас.
— Старалась, ведьма, в работе, — сказал бургомистр, — влезла в душу нам…
— Старалась… — скептически протянул Пермяков. — Маскировалась, а не старалась. Как все-таки получилось с документом? Где хранится ваша печать?
— У секретаря. Надо отобрать, сделал для себя вывод бургомистр.
— Этого мало. Проверить, кто ваш секретарь. Или беспечный, или одного выводка с Пицем.
— Будем запирать ворота, когда увели коня, — хлопнул бургомистр себя по лбу. — Глаза на лоб лезут: какого черта держали мы возле себя таких «помощников»?
Открылась дверь. Любек ввел Гертруду. Лицо молодого милиционера было довольное, как будто он вернулся с охоты с богатой дичью. Но, увидев бургомистра, Любек замялся. Ему казалось, что бургомистр незаконно поступил, а он, Любек, пошел против него. Но делать нечего, надо доложить.
— Прошу извинить меня, господин комендант, за беспокойство в ночной час, — козырнул Любек. — Неясное дело. Задержал фрау Гемлер для уточнения документов. Если задержал неправильно, я с прискорбием извинюсь перед госпожой.
— Извиниться вам не придется, — сказал Пермяков. — А за бдительность приношу благодарность. Фрау Гемлер освобождена по подложному документу.
— Я точно так и подумал. Если у фрау Гемлер рыльце чисто, — стал уже острить Любек, — ей незачем болтаться ночью и озираться. Я задержал ее и отобрал вот эту бумажку…
«Направляется в Берлин по семейным делам», — прочитал бургомистр.
— Это тоже подделка. Спасибо, товарищ Любек, за хорошую службу. Вопрос ясен. Можно вселить фрау в прежнюю камеру.
Пермяков спросил Любека, не знает ли он некоего Пица, и в двух словах объяснил дело. Любек козырнул и пошел искать во тьме некоего Пица.
— Фрау Гемлер, — спросил Пермяков, — а где ваш патрон Пиц?
— Не знаю никакого Пица.
— Лжете! Знаете. Я спрашиваю, где ваш патрон-освободитель?
— Вот он! — указала Гертруда пальцем на бургомистра.
— Мразь фашистская! Я не желаю с вами на одной земле жить, — крикнул Больце и плюнул.
В кабинет снова вошел Елизаров и шепнул Пермякову:
— Интересная деталь: шофер такси…
Порог перешагнул молодой человек в кожаном шлеме — член Союза свободной немецкой молодежи Тренмер. Он кивнул на Гертруду.
