залпом дали по атакующим.
В середине склада, в проходе, светился фонарь, бросая тусклый свет на ящики с боеприпасами.
— Бейте в ящики! — приказал Михаил.
Ящики решили дело. Подожженные пулями, патроны разрывались, брызгая во все стороны огнем. Немецкий офицер не думал сдаваться. Размахивая пистолетом, он приказывал:
— Огонь, огонь!
Пули впивались в стены, дырявили мешки. Зерна тонкими струйками сыпались на дощатый пол в проходах. Офицер бросил гранату с длинной деревянной ручкой. Михаил рывком упал на живот. Граната пролетела над его головой и разорвалась позади казаков. Осколки прожужжали над Михаилом. Атака казаков останавливалась. «Что же делать?» — лихорадочно размышлял Михаил. В сражении всегда один побеждает, другой погибает. Смелый ошеломит сильного, напугает его, а напуганный наполовину бывает сражен. Хитрый храброго обманет. Ловкий дюжего одолеет. Как же перехитрить немцев, спрятавшихся между мешками с пшеницей?
Михаил посмотрел на открытую вентиляционную дверку и нашел решение. Он что-то шепнул двум казакам. Те кивнули головами, выползли в дверь.
Казаки усилили пальбу. Немцы пригнулись ниже, легли навзничь. В эту минуту сверху полетели гранаты. Немцы уже боялись поднимать головы.
— Ура! — крикнул Элвадзе. — Хенде хох!
Поднялись казаки и рванулись по проходу вперед.
Два храбреца сверху ударили автоматами.
— Бросай оружие! — кричал Элвадзе.
Немцы сдались. В последнюю секунду отчаявшийся немецкий офицер поднес пистолет к виску — не хотел сдаваться в плен, но казаки остановили его, оглушив прикладом.
Задание было выполнено. Михаил стал подсчитывать своих — только половина эскадрона. Где остальные: убиты или отстали? Он послал связного к командиру полка, казакам приказал собрать немецкое оружие, а сам с Элвадзе принялся осматривать склад.
— Много пшеницы полито кровью, — грустно сказал он, шагая через трупы убитых.
Михаил подносил фонарь к павшим казакам. Зинченко, Беркутов… Герои одними из первых заскочили в склад. Честь им и слава.
Михаил посмотрел в сторону пленных немцев. Что делать с фрицами?
— Вывести и расстрелять! — зло сказал он.
— Не надо терять рассудок, — возразил Элвадзе.
Прибежал связной. Он козырнул и выпалил без передышки:
— Командир полка передал: ждать его приказаний, быть в боевой готовности; пленные пусть пока здесь останутся; в поселке полный порядок; немецкий гарнизон разбит.
— Что делает командир полка? — спросил Михаил.
— Допрашивает с командиром дивизии немецкого офицера.
— Санитарку не видели? — вдруг вспомнил Елизаров, беспокоясь о Вере.
— Нет.
— Позовите старшину.
Вскоре пришли старшина и Кондрат Карпович.
— Живы? — обнял одной рукой отец сына.
— Живы, да не все, — печально ответил Михаил, кивнув на убитых. — Старшина, раненые подобраны?
— Разрешите доложить, — сказал старшина. — Раненые все в помещении, идет перевязка.
Михаил сел на мешок с зерном, поставил перед собой «летучую мышь» и подозвал самого старшего из пленных — лейтенанта лет тридцати, того самого, который бросил в него гранату.
Медленно подбирая слова, сказал по-немецки:
— Предупреждаю, говорите только правду, иначе разговор будет коротким. Номер вашей дивизии?
— Семьсот тринадцатая, — ответил немец.
— Зи линг! — крикнул на весь склад Михаил. — Врете! Кто командир дивизии?
— Не знаю, — поежился лейтенант. — Я недавно прибыл.
— Вы не можете не знать. Расстрелять! — приказал Михаил на русском и немецком языках.
Элвадзе и два казака вывели лейтенанта из склада. Раздалось два выстрела, Элвадзе вернулся, козырнул и четко произнес:
— Ваше приказание выполнено.
— Ведите следующего.
Элвадзе привел высокого красивого немца, обросшего рыжей бородой.
— Как ваше имя? Кто командир дивизии? Сколько танков?
Красивый немец говорил невнятно, уклонялся от ответов, уверял, что он только недавно прибыл на фронт.
— Расстрелять, — приказал Михаил.
Немца вывели, раздались два выстрела, Элвадзе так же доложил об исполнении приказания и подвел третьего пленного, лет двадцати четырех, выбритого, но чумазого. Немец трясся от страха.
— Звание? Должность? — строго спросил Михаил.
— Рядовой, шофер, — ответил немец, дрожащей рукой протягивая замасленные бумажки.
Михаил проверил — документы подтверждали сказанное. Шофер, как на исповеди, говорил, что он по ночам возил в термосах обед, кофе на линию обороны, что езды всего туда семь минут при скорости шестьдесят километров в час, что командир батальона там Функу. Пленный без запинки подробно отвечал на вопросы командира эскадрона.
— Напишите, — тихо сказал Михаил, — какой сегодня пароль у вас.
Немец дрожащей рукой коряво вывел на протянутой бумаге: «Кюгель — Кенигсберг».
— А еще есть шоферы здесь? — спросил Михаил.
— Есть. Здесь много нестроевых, — подтвердил немец.
Михаил, довольный показаниями, велел пленному отойти в сторону. К столу вызвал еще двух немцев, у каждого спросил пароль. Те подтвердили сказанное.
Командир эскадрона приказал привести «расстрелянного» вначале лейтенанта, потом рыжебородого.
— А то, наверное, замерзли, паршивцы, — рассмеялся он. Выделив старшину и конвойных, отправил «помилованных» офицеров в штаб для допроса. Елизаров-старший стоял в сторонке, довольно пощипывая усы, гордый за своего сына. Он даже изменил своей старческой привычке поучать и наставлять молодого казака. Стоял и молчал, удивленный смекалкой сына, его хитрой выдумке с «расстрелянными» немцами.
Михаил между тем говорил Элвадзе:
— Пойду к Пермякову, доложу о показаниях. Знаешь, что хочу предложить? Посадить всех казаков на немецкие машины. За руль этих голубчиков, — он кивнул на пленных шоферов, — и на третьей скорости к переднему краю. Пароль знаем.
Командир полка отклонил предложение Елизарова, назвав его поспешным и необдуманным решением. Михаил горячился:
— Неправильно действуем. Надо с ходу броситься на высоту сто тринадцать. А тут тормоз дали, коням хвосты чешем. Чего ждем? Чтобы немцы наперли на нас с двух сторон?
— Сверху виднее, брат. Перед нами одна высота, а перед командованием — двадцать одна. Может, не мы будем брать.
— В военном деле «может» не бывает.
Спор продолжился с Элвадзе.
— Не горячись, — успокаивал тот.
— Я не горячусь. Но ты подумай. Немцы наверняка знают, что изрубили их рыцарей в Лихоборе. Конечно, наземные силы фрицев не пройдут — наши конники закроют путь. А «юнкерсов», «хейнкелей»